Почему рассердилась кикимора? - Ольга Колпакова

Впрочем, стоило нам свернуть с трассы в сторону деревни Раскатыши, как у нас появился шанс увидеть русскую избу такой, какой она была когда-то.

Пока Тихон ходил на колонку за водой, мы разминались недалеко от машины, припаркованной у здания бывшего сельсовета, который дачники разобрали практически до фундамента. Здесь заканчивалась насыпная дорога, а то можно было бы съехать вниз, к реке – деревня стояла на высоком её берегу; за рекой – скалы и лес.

Спустя некоторое время мимо нас, неся чью-то канистру, прошёл Тихон. За ним поднималась в горку старушка. Мы поздоровались и двинулись следом.

– Нету воды на горе, – объяснила старушка. – Ношу от бывшего клуба. Его тоже уже разобрали.

Дом её стоял выше всех – с лавочки открывался неописуемой красоты вид. Но стоило перевести взгляд на избы, как возникало совсем другое чувство. Деревня умирала. Огороды зарастали бурьяном, по дорогам не бегали даже собаки. С этого года детей в школу возить перестали – значит, и последние семьи с детьми уедут.

– Вот, – говорила старушка, – дети зовут к себе, а я всё не еду, хотя девяносто пять уже… И помирать пора, а не помирается. А дому-то сколько лет, и не вспомнишь.

А с другой стороны – оживает деревня. Покупают дачники-горожане старые дома, принимаются их украшать. Сайдингом обобьют, чтобы не торчали чёрные брёвна, черепицу пластиковую уложат, печку вытащат – вместо неё камин. Словно глаза безумного слепого смотрят на речку пластиковые окна – окна без креста. Несколько лет пройдёт – и начнёт под пластмассой гнить дерево, поползёт по стенам плесень. Протечёт черепица при хорошем дожде, полетит при хорошем ветре, а приехавшие в такой дом зимой не протопят его камином. Вроде и оживает деревня, но точно зомби – оживает без души.

– В нём я и родилась. – Старушка садится на лавочку у чёрной стены, сама во всём тёмном. – Как дом-то бросить? Жалко.

Один из признаков древности постройки – сторона, с которой расположены двери. У наших предков двери смотрели на юго-восток – «на солнце», «на лето», ведь в самых древних избах-полуземлянках не было окон, комната освещалась только через открытые двери. Южная, солнечная сторона – это свет, тепло, добро, а значит, и счастье. Не только дверь, но и появившиеся позже окна должны были смотреть на солнце.

Северная и западная («полночная») стороны – это, наоборот, холод, тьма, смерть, ночь, несчастье. В некоторых регионах России для строительства дома даже не использовали срубленное дерево, если оно упало верхушкой «на полночь», а уж жить в доме, повёрнутом в сторону «ночи», – обречь себя на несчастья. Хотя кое-что могло перевесить солнечную ориентацию: направление изменяли, ставя дом выходом на водоём или дорогу. Тут уже смотрели, как удобнее, что важнее.

Пока Тихон второй раз ходил на колонку, мы беседовали с хозяйкой. Дом её не меньше ста пятидесяти лет крыльцом стоял к востоку, окнами – к дороге и реке. Дорога в своих поворотах повторяла изгибы реки.

В древних деревнях не было улиц. Потому что главным было не ровненько выстроить избы относительно друг друга, а выбрать для дома правильное место. Не свойственно природе строиться по линейке. У животных гнёзда и норы – там, где безопаснее, где другим мешать не будет. Если бы позволили строительные материалы (как у некоторых африканских племён или у народов Крайнего Севера), то и дома мы строили бы без углов, словно гнёзда и берлоги. Интересно, что люди даже ходить под прямым углом не любят: проложат нам асфальтированные дорожки, а мы всё равно срезаем углы по газону.

Тщательно, не торопясь, выбирали место для дома. Никому не пришло бы в голову возводить жилище на бывшем кладбище или там, где нашли кости. Не ставили дом и на перекрёстке дорог или там, где была прежде баня или случался пожар от молнии. На месте, где поранился ножом, топором, косой, где опрокинулась телега или стоял дом, в котором люди болели или пострадали от наводнения, тоже не строились. Такие места считались несчастливыми. А теперь мы даже не всегда и знаем, что было когда-то на месте нашего дома.

– Из реки раньше воду носили. Молодые были – любая гора, что кочка. Первый-то муж с собой хотел увезти. На море жил. В Балаклаве. Дали ему комнату в доме, где гестапо было. А я не могу там жить: слышу, как солдатики наши кричат. Он решил, я с ума сошла. Едь, говорит, обратно в свою деревню. Ну я и вернулась к родителям-то.

Хорошо нам сиделось на высоком берегу, на лавочке у старого дома. Ветерок сдувал комаров.

– Стадо раньше большое было, – вспоминала хозяйка. – А сейчас десять голов на всю деревню. Я уже не держу – не вижу ничего. Слышу хорошо, а вижу сильно плохо. Зорька моя – вот ведь упрямая была – сама место выбирала, где доиться. И хоть ты её тут режь – не сдвинется.

Видно было, что старушка и сейчас скучает по своей Зорьке.

– Раньше корова помогала место для дома выбирать, – говорит тётушка. – Где ляжет, там и стройся. Главное, чтобы рога у неё были. Рога – лучший оберег и символ плодородия. Поэтому у замужних женщин на Руси были кики – шапки с рогами, какие и викингам не снились. Когда девушка готовилась к свадьбе, то в своих песнях (причетах) жаловалась на кику, боялась её:

…Больно страшно показалося,Ужасно да приглянулося:На мосту-то на калиновомСидит старая кика шитая…

– Опять калинов мост! – заметила Младшая.

– Ага, теперь через него невеста должна была перейти, уйти в другой дом, в другой мир (поэтому и говорят: «выходить замуж») – из дома отчего, из девушек в дом жениха, в жёны. Всё в её жизни менялось, она всё равно что умирала. Надев кику, женщина должна была распрощаться с беззаботной молодостью – потому и печалилась. Но став матерью, женщина кикой гордилась. Кику надевали после рождения ребёнка. С появлением каждого следующего малыша рога становились длиннее на пять сантиметров.

– У мамы была кика, – кивает хозяйка. – Но она её не носила. В ней в церковь не пускали. Батюшка кричит: как чёрт рогатый вырядилась!

– Да им везде черти мерещатся, – вздыхает тётушка. – А это не чёрт. Это почитание земли, плодородия. Про священных коров, быков и сейчас во многих культурах помнят. Переделали корову в чёрта – наверное, для того, чтобы человека не к земле тянуло, а к небу.

– Рогатые не летают, – щурясь на солнышко, говорит Младшая.

– Летают, – подумав, отвечает тётушка. – Например, богиня Олениха с рогами – солнечными лучами.

Меня конфронтация тётушки с официальной церковью волновала мало. Мне вообще непонятно это противопоставление веры предков и христианства. Ведь дерево без сердцевины рухнет. Сердцевина, древесина – это духовный опыт всей истории народа. Как годовые кольца: одно сменяет другое. А то, что в данный момент времени наверху, – это кора. Кора – шкура дерева, она прекрасно приспособлена к внешнему миру. Религия, которую на данном этапе выбирает для себя народ, – кора.

За что же новая вера так невзлюбила рога, почему они так пугали священников? Всё же должно, должно быть физическое объяснение рогам на женских шапках! Может быть, острые концы предметов способствуют стеканию электрических зарядов? Известно же такое явление, как огни святого Эльма, когда на верхушках мачт, башен и других острых предметов перед грозой или в метель возникает свечение. Возможно, и в костюме женщины рога исполняли роль «громоотвода». В древности рога висели над каждой дверью, защищая дом от нечистой силы (или, напротив, выводили наружу всё плохое, что накопилось в доме?). У других народов рога, кинжалы и прочие острые предметы считались генераторами «плохой» энергии, их не принято было держать в доме. В советское же время, когда официально можно было верить только в объективную реальность, сделанные из дерева рожки считались модным украшением интерьера.

«Одобрение» рогатыми животными – один из множества способов отыскать правильное место для постройки. Хорошо было строиться и на обжитом, проверенном месте, где уже долго и счастливо жили другие люди. Сухо, светло и тепло – такой участок нужен был для постройки добротного дома.

Конечно, на одну корову будущий домовладелец не рассчитывал. Существовало множество гаданий, помогающих человеку понять, не ошибся ли он с выбором. Если под оставленной в середине будущего дома сковородой за ночь появлялась роса – это хорошо. Если рассыпанное по углам зерно или оставленную в центре воду с хлебом до утра никто не тронул – замечательно. В Белоруссии хозяин перед началом строительства ходил на четыре поля, брал четыре камня, нёс их в шапке на выбранное место и выкладывал по углам будущего дома. Становился в середине четырёхугольника, клал на землю шапку и просил предков-дедов подсказать, правильно ли он решил здесь строиться. Если три дня камни оставались на месте, считалось, что выбор верный. А то ещё подбрасывали испечённый пряник: упадёт плоской стороной вниз – можно строиться. Каких только не было проверок: с горшком, с шерстью, с мелом, с мясом, но гадал всегда мужчина, обычно хозяин, – женщинам такое дело не доверяли. Трудно объяснить истоки этих действий – проще объявить мракобесием. Хотя, пожалуй, какую бы физику мы сюда ни привязали, в основе будет желание получить подсказку из мира предков. А кто не надеется, что они помогают нам и после смерти?..