В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена

— Изнасиловал кто?

Его вопрос просто разодрал рану, которая только затянулась, в глазах потемнело, рассвет потерял свои краски и всё вокруг стало серым. Одним вопросом он окунул меня в чёрную липкую жижу моего прошлого, в заполненный до краёв чан, из которого я с таким трудом выбралась, но так и не отмылась, а мою недавнюю эйфорию просто утопил в нём. Я застыла, скованная своим кошмаром, который как кокон из колючей проволоки парализовал меня, сжимаясь на теле, одним моментом напоминая о всей боли, что я познала. Не понимала, что смотрю ему в глаза, что дрожу как зайчонок, что слёзы заволокли глаза. Отказывалась осознать, что он действительно это спросил, что я не ослышалась, что это не результат принятого коктейля эмоций этой ночи. Поздно спохватилась, что только что выдала себя, подтвердив его ничем не подкреплённую, нелогичную догадку. Но на чём-то она была основана, что-то он увидел во мне. Дышать. Главное дышать.

— Значит, не ошибся. — Произнёс он самому себе, пока я пыталась собраться.

— Ошиблись. — Вполголоса, глупо и неубедительно. Только хуже сделала. Он всё замечает и подмечает. И моя интонация жалкая выдала меня с потрохами. Пусть притворится, что поверил. Пусть остановится и больше ничего не говорит. В его взгляде жалость, которую я не выношу, которая стала тонким мостиком к причине моего жалкого существования.

— Нет, санитарка, не ошибся. Хотя какая ты санитарка, ты хирург, не меньше. Я многое повидал, но такого хладнокровия как у тебя ещё не встречал. Резать людей не каждый может, а ты это делаешь мастерски. Я залюбовался даже. А швы какие красивые накладываешь и так легко это делаешь, высший класс. Моих парней с таким усердием ещё никто не зашивал. И сразу видно, что не от страха ты стараешься, а делаешь на своём профессиональном автомате.

— Я обычная санитарка. — Произнесла так, чтобы он понял, что его умозаключения относительно меня лишние и не к месту.

— Как скажешь. Не буду тыкать тебя в тупость твоих слов и идиотизм попытки обмануть меня. Только ты на мой вопрос не ответила. — И смотрит мерзко пристально, с издёвкой, свысока, одновременно спокойно и расслабленно.

— Ответила. — Голос будто сел и каждое слово приходилось из себя выдавливать.

— Судя по тому, что ты здесь, он жив и здравствует.

— Ни к чему весь этот разговор. Лучше бы поинтересовались состоянием ваших друзей.

— С их состоянием всё отлично, благодаря тебе. Наши врачи будут через десять минут. Хочешь его убить? — Произнесённая татуированным, эта фраза прозвучала так обыденно, что сомнений, что он связан с криминалом не осталось.

— Нет. — Твёрдо ответила я.

— Почему? Он же тебя поимел так, что ты теперь от мужиков шарахаешься, в глуши этой себя хоронишь, другим человеком притворяешься.

— Человеческая жизнь священна.

— Похоже, ты действительно в это веришь. Давно это произошло? — Не унимался он.

— Вы издеваетесь? — Не выдержала напора, повысила тон. — Может, вам во всех подробностях описать весь процесс?

— Если тебе от этого станет легче, но я предпочёл бы имя и адрес. — Пожал непринуждённо плечами, будто мы о погоде разговариваем.

— Не станет. — Больше огрызнулась, чем просто ответила. — Хотите знать кто он. Что ж, он такой же, как и вы, человек способный вынести свой личный приговор и исполнить его. — Татуированный поморщился, желваки заиграли от напряжения. Не понравилось сравнение? Или то, что я попала в точку? — Прежде чем отрицать, ответьте, если бы ваши друзья не выжили, что бы вы сделали?

— Мы этого уже не узнаем. — Холодно и равнодушно, но всё это напускное.

— Не разочаровывайте меня. Какими бы были последствия моего дерзкого обещания?

— Окажись ты лгуньей… Отправили бы тебя развлекать их на тот свет. — Эти слова окончательно вышибли меня из колеи. Они были как привет из прошлого, эхо дежавю. Я неосознанно поморщилась и отвела взгляд в сторону, попытавшись скрыть истинные эмоции. Не хотела, чтобы татуированный заметил ещё хоть что-то.

Вдалеке виднелся столб пыли и слышался шум. Ехало несколько машин на большой скорости. Стащила с себя халат, бросив на лавку рядом с татуированным, вызвав на его лице ухмылку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Точное описание операций, список и дозировка примененных препаратов на тумбочках рядом с кроватями. — Развернулась, чтобы уйти. Это был идеальный момент. Он за мной не последует и удерживать вряд ли станет. Всё, что могла я сделала. Думаю, сейчас здесь будет целая делегация, которую он должен встретить лично. А я больше не могу и не хочу никогда разговаривать с ним.

— Я тебя не отпускал. — Расслабленно произнёс, медленно поднимаясь, демонстративно убирая руки в карманы, показывая, что останавливать не станет.

— Мне ваше разрешение не нужно. Прощайте.

И не дожидаясь его следующей реплики отправилась к себе, высыпаться. Плевать, что сумка осталась в больнице. Заберу её, когда они все уедут, а я приду в себя.

Глава 3

Мне снилась боль, разливающаяся по всему телу. Тёмная раскалённая комната, удушающая запахом крови. Тишина, в которой малейших звук становится жутко громким, звенящим или шипящим в черепной коробке. Тяжёлое твёрдое тело, которое двигается на мне. Кажется слышно, как внутри всё рвётся, как стекают последние секунды жизни каплями его пота с моей кожи на грязный белый хлопок постели. Крик, застрявший внутри, удушает. Всё, чего я желаю — отключиться и больше никогда ничего не чувствовать. Он нарушает молчание, обещая, что будет продолжать пока я не сдохну и держит слово. Этот сон всегда заканчивается одинаково: он меня целует, наполняя моё ледяное тело своим раскалённым дыханием.

Я всегда просыпаюсь в холодном поту, задыхаясь от его поцелуя, которого не было, он странная выдумка моего мозга. Всё остальное было: боль, кровь, пот и холод смерти, который я испытала на себе. Каждый раз долго прихожу в себя, борясь с реальностью застывших во мне ощущений. Снова и снова внушаю себе, что всё в прошлом, чтобы перестать дрожать и сдержать запоздавший на два года вопль, который рвал меня изнутри также, как и его источник. Не могу отделаться от чувства, что он застыл во мне и не отпускает, давая понять, что больше ни для кого в моём теле нет места. Просовываю руку в трусики убеждаясь, что нет во мне ничего, что всё давно зажило и болеть нечему, но осознание не приносит покоя.

По параноидальной привычке осматриваю себя, убеждаясь, что нет ни синяков, ни крови. Снаружи не осталось ни единого следа. Только внутри всё осталось разодранным, и как бы я не боролась, не получается собрать себя, чтобы стало как прежде. Иногда кажется, что наконец получилось, части подошли друг к другу и осталось дождаться, когда срастутся, но раз за разом происходит одно и то же: привычное разочарование, хроническая боль, наивная надежда, что когда-нибудь всё получится. Правда, я уже и не знаю, хочу ли я стать той же девушкой, которая оказалась слабой и жалкой, сдалась без борьбы, позволив пеклу чужой ненависти испепелить себя. Иногда я по ней скучаю, потому что вижу будто со стороны то, как она жила и что делала. У нас общие воспоминания, но разные чувства и восприятие. Я училась на её ошибках, меняясь, трансформируясь, обращаясь в себя нынешнюю, избавляясь от неё в себе по частям. Я прекратила это делать в один момент. Сидела на работе и вдруг поняла, что должна сберечь каждую часть себя, особенно ту, что обладала поразительным свойством бороться до последнего. Я вспомнила, как она падала, учась ездить на велосипеде, но поднималась и продолжала учиться, когда все махнули на неё рукой. В одну из попыток она просто села и поехала, испытав невероятное чувство гордости, что смогла сделать это сама. С того самого момента она всё преодолевала своим упорством. Падала, разбиваясь, но поднималась и склеивалась, казалось, становясь прочнее. Теперь я этим свойством не обладаю, двигаясь по пути наименьшего сопротивления, оберегая нас обеих, пока она снова пытается собрать себя из хрустальной пыли, что от неё осталась. Когда это наконец случится, предстоит самое сложное — слиться в единое целое, снова став цельной личностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})