Попадать, так с музыкой! - Михаил Гуткин

Конечно, больше всего я хочу вернуться назад в свое время, но это от меня не зависит. Значит будем исходить из текущей реальности, данной нам в ощущениях и существующей независимо от нашего сознания2). Да, не забыть бы про рюкзак! Там осталось много полезных вещей, особенно в текущей ситуации. Кстати, там и документы — их надо припрятать вместе с кредитками, деньгами и прочим барахлом, которое может навести людей на неприятные для меня мысли. В свое время я почитывала книги о попаданцах, но одно дело читать, лежа на диване и похрустывая печеньем, а другое — самой оказаться в роли такого вот попаданца, или, точнее, попаданки. Мама, роди меня обратно!

Ладно, сопли побоку. Займемся легализацией. Раз документов нет, значит надо косить под сотрясение с амнезией. Врач на первое время поддержит. Нет документов — пусть в милиции дадут хоть какую-то справку. Озадачим милиционера. Тем более паренек молодой и на хлопанье глазок должен среагировать. Имя и фамилию придумаю. Деньги! С этим хуже — тут их можно только заработать, а что я могу? Знаю математику — может податься в учителя? Хороший почерк — тогда в контору. Были спортивные разряды — значит, могу и тренером. Короче документы и работа. А третьим по очередности, но не по важности — подготовка к войне. Не получится удрать куда-нибудь подальше — придется воевать.

За всеми этими мыслями не заметила, как пришла медсестра и позвала на перевязку. Тут в голову пришла еще одна мысль.

— Девушка, а где моя сумочка?

— Вот, не видите, справа под подушкой.

Правда, ну я и тормоз. Прежде, чем задавать вопросы, нужно было как следует осмотреться. Залезла в сумочку и достала баночку с мазью, т. е. со Спасателем, переложенным для бабули из стандартного тюбика в небольшую баночку (как будто она сама эту мазь готовила). Взяла баночку и двинулась в перевязочную. Там начались сложные переговоры с врачом. Он в упор не хотел размачивать и удалять с раны стрептоцид, чтобы я смогла намазать рану моей мазью. Но, сочетая напор относительно мази с обещаниями тщательно выполнять все процедуры по лечению сотрясения мозга, удалось уговорить доктора поставить на мне эксперимент. Рану тщательно промыли, вытерли стерильной марлей, после чего я намазала шов мазью и заявила, что перевязывать пока не нужно — пусть рана дышит. На самом деле небольшая повязка бы не помешала, но она заметно портила мой внешний вид, а так — боевое ранение, но лицо в порядке.

Вернулась в палату, а меня уже ждет новый посетитель. Форма немного другая, да и парень постарше — выглядит лет на двадцать пять, симпатичный, глаза серые, взгляд строгий. Наверное, и звание другое.

— Здравствуйте, лейтенант госбезопасности Северов! Как вы себя чувствуете? (Ого, этот обращается на вы! Надо быть на стреме!)

— Спасибо, постепенно прихожу в себя.

При этом старательно хлопаю глазками и смотрю на него бараньим взглядом.

— Я хотел бы с вами поговорить. Может быть, мы пройдем в пустую палату, чтобы не мешать другим больным? (Ага, начнет колоть на предмет польско-немецко-английской шпионки.)

— Конечно, идемте. Только помогите, так как я еще не вполне оклемалась.

— Да, да, разумеется!

Взял меня под руку и аккуратно повел в конец коридора. Я, держась за лейтенанта, незаметно пощупала его пульс на руке — ого, как молотит. Интересно от чего — от близости красивой девушки, или от предвкушения, что поймал шпионку? Мы зашли в небольшую пустую комнатку, в которой были только лежак и стул. Я на правах больной улеглась на лежак, а лейтенант уселся рядом на стул. При этом никакого планшета у него не оказалось. Ладно, посмотрим, что и как. Важно произвести на него хорошее впечатление — тогда вопрос с легализацией должен заметно упроститься.

Некоторое время лейтенант просто молча смотрел на меня. Наверное, решал, сейчас арестовать или попозже. Наконец, заговорил.

— Прежде всего, хочу вас поблагодарить за поимку того гада. Он оказался единственным живым и относительно невредимым из всех, кто попал к нам в руки.

— Но ведь я его не ловила. Просто подставила ногу, когда он бежал мимо.

— Он говорит несколько иначе, — возразил лейтенант. — Все время ругается, что какая-то малохольная девка его оглушила дубиной. Вот, мол, только из-за этого он и попал к нам в руки.

— Да какая дубина! Врет он все! Там и веточки рядом не было. Снег, лужи и проталины.

— Насчет дубины согласен — врет. Я там уже побывал и все осмотрел. Так что стукнули вы его рукой. Интересно, как это у вас так удачно получилось сразу вырубить крупного мужика?

Оп-па. Внимание. Это уже серьезно. А времени подумать нет. Ладно, попробую заболтать.

— Да понимаете, — заблеяла я, — он упал рядом, я испугалась, что выстрелит, и стукнула его кулаком. Наверное, просто удачно попала — он так подвернулся. А если бы не ударила, то мне пришлось бы туго, тем более, что я и видела-то плохо — кровь текла на глаза.

— Да, понимаю, — покладисто согласился лейтенант. — Но больше этого кулацкого недобитка можете не опасаться. Через пару недель суд и приговор. А для тех, кто взят с оружием в руках при бандитском нападении, приговор только один — высшая мера социальной защиты.

— Скажите, — продолжил лейтенант, — а вы так и не вспомнили свои имя и фамилию? — Ну, снова-здорово!

— Нет, сколько ни старалась, не получается.

— А давайте попробуем сделать так. Вот вам бумага и карандаш. Попробуйте расписаться. Может по подписи получится установить хотя бы фамилию.

— Вы полагаете, что моторная память поможет основной? — Ляпнула я, и тут же осеклась. Ну кто тянул меня за язык лезть со своей ученостью.

— Да, иногда помогает.

Уф, может, не заметил мой промах. Ну что же, поставлю автограф, который у меня состоит из нескольких закорючек. Главное не тормозить, а то замедление в подписи он сразу засечет. Расписалась.

Лейтенант несколько секунд внимательно смотрел на мою кривулю, потом с некоторым сомнением сказал: "Первая буква кажется А. Наверное это начало имени или фамилии. Давайте предположим, что это имя. Алевтина, Анна, Антонина, Александра?"

Я подумала и решила сделать небольшую уступку, чтобы перехватить инициативу.

— Мне почему-то кажется, что Анна. Пусть пока будет Анна, если вы не возражаете. Но у меня к вам большая просьба.

— Да, я вас слушаю.

— Сейчас у меня ни документов, ни работы, ни денег. Откуда я и куда ехала — не помню. Через пару — тройку дней выйду и больницы и куда? Где и на что жить? Я хотела бы найти работу, но как ее получить без документов?

— Ну, насчет пары дней вы погорячились. Доктор говорит не меньше 10 дней. Но все равно, я вас понимаю. А, кстати, что вы умеете? Судя по вашему виду, вам примерно 18 лет (почти угадал). Ваша речь свидетельствует о хорошем образовании (засек-таки словечки). Руки и вся внешность говорят, что вы городской житель. Так кем вы можете работать?

— Отвечаю по порядку. Первое — доктор ошибается. На мне все заживает, как на собаке. Так что пара дней — это реально, не считая памяти. Тут я не спец. Второе — помню математику, шахматы и физкультуру. Кроме того, имею хороший почерк. Правда, после сотрясения может еще пару дней почерк нужно будет восстанавливать. Так что, либо учителем, либо в какую-нибудь контору что-нибудь писать и подсчитывать. Или могу — тут я притормозила. Про преподавание самбо лучше промолчать. — А, да — могу преподавать гимнастику.

— Вот как, — лейтенант еще раз внимательно на меня посмотрел, причем в это раз взгляд был какой-то оценивающий. Мои щеки, кажется, начали краснеть.

— Ну тогда я кое-где поговорю, и временный документ вам выпишем, а там посмотрим. Ладно, на сегодня достаточно. А послезавтра я к вам зайду и, если доктор не будет возражать, заберу вас отсюда. Не бойтесь, не под арест.

Я немного подумала и добавила.

— Товарищ лейтенант. Хотите верьте — хотите нет, но кажется я могу предсказывать некоторые вещи.

— Вы переутомились, давайте я отведу вас в палату.

— Подождите. Вы ведь знаете, что практика — критерий истины. Так вот проверьте мое предсказание. Сейчас в Ленинграде идет шахматный матч-турнир. В третьем туре Ботвинник выиграл у Кереса. И мне кажется, что следующую партию Ботвинник проиграет Бондаревскому.

— Я в курсе, что вы умеете играть в шахматы, судя по той книжке, которую у вас нашли. Но ваше предсказание довольно сомнительно. Впрочем, я поговорю с нашими шахматистами. Они в этом понимают больше меня. Но, все-таки, идемте в палату.

Он деликатно взял меня под руку и отвел к моей кровати, а потом снова уставился на меня. Наконец, повернулся и вышел.

Я легла и задумалась. И чего это он так пялился на меня. Вроде бы ничего такого я не ляпнула. А морда лица еще не такая, чтобы заглядываться. Да и фигура под ночнушкой не видна. Ладно, живы будем — не помрем. И вообще пора обедать.