Зеркало судьбы - Александр Колупаев

А Антошка, пригорюнился, призадумался – да и опечалился…. Да так сильно, что взял верёвку, зашел в наш дом и повесился на крючке, на котором прежние хозяева люльку с ребенком подвешивали. И провисел он так ночь, целый день и даже вечер…. А ближе к ночи, ну надо же, как раз такому случится! Заводила наш и можно даже сказать – наш атаман Колька, застолбил домик на целую ночь! К Светке городская подружка приехала, так вот он на неё и запал…. Своих блин девок ему не хватает!

Ну не об этом я, не об этом….

Колька значит, лапшу на уши этой городской вешает, ля, ля, три рубля и все такое. Сам пробой, тихонечко, раз и в дом. Ясное дело – шторы по такому случаю, наглухо, да и окна затемнены газетами, лучик света наружу не вырвется. Входят они в первую комнату, там кроме стола и пары колченогих табуреток нет ничего, а вот во второй – диванчик уютный и столик журнальный, кресло опять же и телевизор с видиком, добра этого у нас, в селе, стало навалом. Так вот Колян, эффектно так занавесочку на дверном проёме откинул, собой проход закрыл и щёлк выключателем! И ещё при этом галантно так в сторонку отошел лицом к ней развернулся. Джентльмен, одним словом! Смотрит, а у городской фифочки глаза по чайному блюдцу стали и завизжала она, так что Коляну показалась, что наступил он на хвост коту. Разворачивается, а там….

Короче – висит Антон, глаза выпучены, язык вывалился, лицо синее, да ещё и, пардон, обмочился…. Тут даже у Кольки нервишки сдали. Схватил он за руку свою городскую дамочку, и рванули они прочь со скоростью соседского пса, которого наградили нехилым пинком. Хватило ума у него в милицию заявить об увиденном. Да, забыл, они теперь полицией называются! Дед мой, юморист старый, прикалывается: «Менты, – говорит, – так мы их называли, а теперь – понты, что – ли?!» и ещё – напряг свой старый маразматический мозг: «Вот мы, выросли в аккурат после окончания второй мировой, так у нас считалка была – айн, цвай – полицай».

Полицаи, на всякий случай, закрыли Кольку в обезьяннике, подружку его усадили в коридорчике на стуле и поехали в дом у речки. Вынули Антоху из петли, замеряли чего – то там, запротоколировали – зафотографировали место его смерти, да и прибыли назад.

У дамочки истерика, ей не разрешают папа с мамой гулять позднее двенадцати, Колян её утешает, мол, я придумал хорошую отмазку: «Гуляли, никого не трогали, видим – бегут двое из дома и вопят, мы туда, а там…. Короче – мы герои, не побоялись и сообщили в полицию!» Не знаю, что потом сказали ей её родители, на на Коляна она смотрела как пионеры на Мересьева!

Блин, ну не умею я рассказывать истории! Вот опять в сторону ушел….

Все закрутилось, когда в село вернулся Женька. Нет, не с армейской житухи вернулся, а с мест не столь отдалённых. Во, пальцевать – то перед нами начал! И зону то он топтал, и баланды тюремной нахлебался вволю…. С чего это он нам показался круче вареного яйца, это мы так тогда и не поняли. Только закрутил он нашей компанией, ой как закрутил! Домик он наш прихватизировал и сочинял там любовные романы то с одной, то с другой.

Это потом мы допёрли, что нужно было турнуть его с нашей компании, да ещё по шее накостылять, как треплу и пройдохе. А сейчас он нас турнул из нашего же домика.

И вот тогда в Лёхиной голове возник гениальный план. Лёха он как: кинет нам идею, а сам вроде и исполнять её не торопится, ждет, значит, когда сделаем. А на этот раз его план был хорош, да что там хорош, просто гениален! Да и сам Лёха так рьяно взялся за дело, любо– дорого посмотреть! Прежде всего, мы нашли новый ход в наш домик, через оконце в пристройке. Окно высоко, так мы лестницу к нему, а там, внутри, комод придвинули. Сделали все как надо и затаились снаружи – ждем.

Жёка, приперся даже раньше, чем мы ожидали и вот ведь стервец, закрутил все-таки роман с Веркой – продавщицей. Вместе и пришли, вина с собой захватили и закусь опять же. Замок он сменил, и пробой забил накрепко – хозяин блин, нашелся!

Расположились они значит в первой комнате, во второй Женька интим навел: свечи на журнальный столик, видио приготовил, зановесочки на окна новые прицепил и за диванчик ширмочку цветную примостил, он её у бабки спер. Красоту, одним словом навёл. Сидят они, значит, флиртуют, винцо попивают, шутки шутят, смеются. Он только-только анекдот рассказал, она заливается смехом и вдруг, как будто поперхнулась, глаза округлились, пальцем тычет:

– Там, там…. – и больше ничего сказать не может.

Женька поворачивается – а там! Он нам потом рассказывал, да ещё без этих своих, зэковских словечек:

– Висит! Белый такой, за голову подвешен…. Схватил я Верку за руку и как ломанулись мы к двери, долбимся в неё, сам же на крючок закрыл, все из головы вылетело…. Еле сообразил, откинул крючок и на улице в себя пришли, да и то, когда убежали от дома.

Всё! Я, туда больше не ходок…

Мы, притворно поудивлялись, поохали да и пошли в теперь окончательно ставший нашим дом. Зажгли свечи на журнальном столике и дико ржали, наблюдая как Лёха, подтягивал по тонкой леске, нашего «висельника». Все-таки мы мастерски мы сделали это чучело!

Посмеялись, допили вино, оставленное Женькой, закусили конфетами и разошлись по домам. Спать я лёг рано, и одиннадцати не было. Только заснул, да что там – просто провалился в чёрную яму, мать дергает за плечо:

– Сынок, сынок! Проснись, в селе пожар! Вон у тополиной рощи что-то горит, дом, кажись….

Я, бегом брюки, башмаки, куртку на голое тело и рванул на клубы дыма подкрашенные красным пламенем. Сердце упало – горел наш дом….

Тушить было нечего, крыша провалилась, бревна насквозь светились малиновым цветом, жар стоял такой, что подойти близко невозможно было. Сгорел дотла наш домик!

Нет, стены пристройки остались, кирпич, чего ему сделается.

Лёха утешил:

– Ну, чё тут слёзы лить! Что сгорит, то не сгниёт! – и вытер чёрный от сажи нос.

Следующий вечер мы слонялись по селу, не зная куда деться. И как-то само собой оказались на пепелище. Убывающая луна заливала серебром тополиную рощу, на болоте блестела осока, и начинал клубиться туман. Постояли. Помолчали. Развернулись и пошли. Дёрнул же чёрт Лёху обернуться:

– Братцы! Что это?!

По пепелищу бродил человек. Спокойно так бродил, неторопливо….

Мы направились было к нему, но что-то нас остановило.

– Мужики, – свистящим шепотом произнес Колька, – Так через него все видно!

Метров двадцать мы тихонько пятились, лихорадочно пытаясь понять, что это такое, а затем, рванули, так что ветер засвистал в ушах.

А может это была массовая галлюцинация?

Самоделкин.

В деревне все друг у друга на виду. Вот если отличаешься ты чем-то от других, посудачат о тебе, посплетничают и позабудут, но оставят прозвище, как говорят в народе, «уличное имя», да такое меткое да прилипчивое, не отмоешь, не отскребешь. Был у нас в деревне мужичок, росту небольшого, к тому же любитель выпить. Увлечение спиртным было у него, по деревенским меркам, скромным ; так, ходил в «сочувствующих» местным алкашам. По праздникам – обязательно, да пару раз в неделю с друзьями посидеть, поболтать, пивком побаловаться, разве это пьет человек? Вот только его супруга считала его пьяницей. О его благоверной надо сказать отдельно.

Местные мудрецы в каком-то журнале вычитали, что где-то в Нигерии красота невест измеряется весом самой невесты. Жена была у Сергея, так зовут нашего героя, дама крепкого телосложения. Мужчины в этой самой банановой Нигерии облизывались бы, глядя на её красоту. Друзья Серёги, сидя в пивной, частенько подшучивали над ним: «Вон сто килограммов твоего счастья идет!»

Того как ветром сдувало, куда– нибудь в сторону. Однако наш рассказ ни о выпивках Сергея, ни о его многочисленных разборках с супругой.

Была у него одна страсть : хобби местного значения. Умел он из пары – тройки железяк да консервных банок смастерить что-то полезное, которое могло двигаться, тарахтя, подпрыгивая и скрипя. Вот и прилипло к нему уличное имя «Самоделкин».

Случилась наша история в начале перестройки. Тогда, окрыленный новыми идеями, народ кинулся в кооперативы, думая своими руками скроить себе светлое будущее. Пришла в голову Самоделкина идея. Родилась она не на пустом месте. Приезжал к нам несколько раз какой-то заезжий гастролер – массажист. Изготовил он в типографии большой цветной лист, назвал его громко и красиво – диплом. Завлекает массажем наших баб, разминает их, поглаживает. А те и рады, дешево да полезно! Вбили себе в головы: похудеем, станем моложе да красивее! Супруга Самоделкина, он ласково её называл «моя Дюймовочка», и добавлял, шутя: «Шестидюймовочка как на Авроре»-

в первых клиентках массажиста. Ну, не судите её: не хватало ей массажа и все тут!

Самоделкин недолго морщил лоб над очередной идеей, взял электробритву, приладил к ней какой-то болт, вшил все это в матерчатый пояс и получил первый электромассажер! Полюбовался работой и решил не останавливаться на достигнутом. Два транзистора, провода, горсть конденсаторов да разных сопротивлений – и, пожалуйста, электромассажер менял свою вибрацию, а вместе с ней и звук от тонкого комариного писка до баса шмеля.