Парадокс параллельных прямых. Книга третья - Татьяна Вильданова

Карлос никогда не был ей другом. Как, впрочем, и никому на курсе. Врач, психолог и один из ветеранов Программы временных исследований. Для них, желторотиков, он был живой легендой. И, если бы захотел, то запросто мог бы стать кумиром. Он он не хотел.

Он был решительным, жестким и, работая с курсантами, деспотично педантичным, вбивая в их, взбудораженные открывающимися возможностями, головы жесткие правила почти военной дисциплины, заведенные в Академии.

Никто ничего не знал ни о его личной жизни, проходящей за пределами Академии, ни о месте его рождения, ни…

«Ни о чем, – уже немного успокоившись, завершила Этьена, – если бы это было возможно, то мы решили бы, что он сам пришел в Академию через Капсулу времени. Но это, в принципе, невозможно».

Хотя в Академии он вел несколько спецкурсов, все знали, что львиную часть своего времени Карлос проводит в своей лаборатории и во временных экспедициях. О них тоже придумывали всё самое невероятное, потому что, вернувшись из своих вылазок, он никогда никому ничего не рассказывал.

О том, что у него есть лаборатория, Этьена узнала только в самом конце учебы, когда Карлос привел их туда для очередного обследования. Потом, уже перейдя в Корпус, ей ещё несколько раз приходилось бывать там.

Однажды, ожидая результаты очередных тестов, Этьена вдосталь потрепалась с одним из лаборантов. Наверное, она произвела на него довольно сильное впечатление, потому что парень из кожи вон лез, чтобы заинтересовать её. Он даже добился её согласие на свидание.

Впрочем, первое и последнее. Но…

Потом, позже, оказавшись в безвыходном положении, Этьена села в Капсуле в кресло и с помощью Мозга вытащила из своей памяти всю необходимую ей информацию.

После этого, правильно подгадав время, она беспрепятственно вынесла из его лаборатории компактный мультифункциональный медицинский комплес, кратко называемый диагностом.

Потом, когда Жан пошел на поправку, она осторожно унесла диагност обратно.

Позже, она сама не один раз поражалась, как просто всё оказалось.

«Совсем не просто… Наверное, у него там своя система слежения, – представив себе лабораторию, предположила она, – Виктор, его лаборант ничего не говорил о ней, но, иначе, как Карлос мог узнать, что это я»?

Возвращая диагност, она постаралась до минимума сократить время, чуть ли до десяти минут ужав разрыв между своим уходом и возвращением обратно. И, беспрепятственно завершив операцию, наивно обрадовалась своей удачливости. Но, если там, действительно были камеры…

«Глупая, кого я хотела обмануть? Наверное, он давно уже искал способы… и тут я… прямо-таки на блюдечке… хотя, если он хотел попасть в тот период, то почему сам не вступил в программу? – дойдя до этой мысли, поразилась она, – он же по всем своим показателям на голову выше всех нас?! Да, чего там, на голову! Его бы точно взяли! Странно», – всерьез задумалась Этьена.

Время шло. День за прозрачной стеной пошел на убыль.

Нежно-лазурный цвет неба загустел. Облака, подкрашенные заходящим солнцем сверху и снизу, приобрели объем и зрительно потяжелели. И без того далекая земля ещё более отдалилась.

Верхушка каждой из окружающих её башен вспыхнула, а от их оснований по земле протянулись длинные хвосты тени.

«Что же его там так заинтересовало? – машинально глядя в окно, продолжала соображать Этьена, – и почему для него так важно сохранить свой интерес в тайне»?

Земля исчезла. Темнота поглотила основания башен, отчего казалось, что их сверкающие верхушки бестелесно повисли в воздухе.

«Карлос начал искать меня после того, как получил возможность меня шантажировать, – возвращаясь к себе самой, подытожила Этьена, – поэтому он и перехватил меня вне Корпуса. Но как я могла так подставиться? – скривившись от непроходящего ощущения пустоты и заторможенности, она попыталась вспомнить, что предшествовало появлению атавары, но, – я ничего не помню…ни до, ни после… вообще ничего! Не паникуй! – чувствуя, что паникует, прикрикнула на себя Этьена, – ты и не могла ничего помнить! Карлос сказал, что я попала под коляску… Какую ещё коляску?»

Сосредоточившись на своих последних воспоминаниях, она попыталась восстановить предшествующие события, но в памяти всплыли только бараньи глаза горничной.

– Фанни, распорядитесь, чтобы накрыли завтрак в малой гостиной, – как наяву, услыхала она свой голос, – и попросите Мишеля предупредить моего супруга.

– Хорошо, мадам, – горничная положила приготовленное платье на стул и вышла.

Она устала. Безумно устала. Устала от глупого, двусмысленного положения, в которое они себя поставили, устала от необходимости соблюдать видимость благополучия, от его присутствия, от собственных мыслей, от которых невозможно было ни спрятаться, ни отмахнуться.

«Мы стали чужими… ещё более чужими, чем два незнакомых человека».

Вчерашний вечер она провела дома. Опера давно уже опротивела, пассажи и светские визиты – тоже.

Пересаживаясь от зеркала к столу, она недовольно покосилась на приготовленное для вечеринки у баронессы де Крамай платье и отвернулась: «Хватит с меня. Хотя бы, на сегодня… С цепи они все сорвались, что ли?

Либо у меня приступ паранойи».

Днем она прогулялась по магазинам, заехала к ювелиру, к модистке, в шляпную мастерскую, хотела ещё заехать в кафе, но… Как-то разом устав от всего, вернулась домой, переоделась в халат, отпустила горничную и вот уже который час бесцельно кружила по комнате.

Возможно, действительно, разгулялись нервы, но.

«Нет, нервы тут ни при чем. Сегодня почему-то я вызываю повышенный интерес, – обхватив себя руками за плечи, Этьена оперлась спиной о стену и попыталась проанализировать ситуацию, – да, дело именно в этом. Чем я могла привлечь к себе внимание? А если это – месть? В отместку за ночной афронт виконт мог наболтать что угодно… Если так, то надо принимать меры…»

Она подхватила подол халата и почти бегом направилась к половине супруга.

– Жан!

В его кабинете никого не было. На голос из спальни вышел Мишель, сдержанно поклонился.

– Мишель, мой муж у себя?

– Нет, мадам.

– Он сказал, когда вернется?

– Нет, мадам.

– Спасибо, Мишель.

Она повернулась, и устало поплелась обратно.

«Чужие… ты – сам по себе, я – тоже. Благо, место позволяет, – от обиды на глаза навернулись слезы, которые она зло вытерла ладонями, – ты, по крайней мере, хоть не скучаешь… Действительно, – обвела глазами пышную оранжево-золотую обстановку гостиной, через которую проходила, – что тебе здесь делать? Музей… образцово показательный интерьер, от которого скулы сводит…»

Этьена чуть ли не с ненавистью посмотрела на кричаще-яркую кретоновую обивку кресел…

– Мадам, – вошла горничная, неся два букетика искусственных цветов, – прислали цветы… вы хотели выбрать, какие лучше подойдут к платью.

– Спасибо, Фанни, потом.

Горничная хотела что-то возразить, но, вглядевшись в лицо хозяйки, опустила глаза и вышла.

«Зато теперь ты не скучаешь… в гнездышке с этой… своей… твоей… со всеми потрохами твоей. Перестань! – тут же осадила себя Этьена, – это – его дело».

Если бы можно было вернуть. Если бы. Вернуть Париж, её особнячок, совсем крошечный на фоне этого экзотического монстра, осень, часы, когда они занимали друг друга рассказами, ощущение, что ты не безразличен, что.

Полтора года перечеркнули всё.

«Прошлого нет, и не будет, – безжалостно подвела итог Этьена, – очнись, глупая, всё давно прошло. Ясно тебе? Настолько давно, что ты стала другом, коллегой, если хочешь. Мало ли, что могло бы быть! Не было. Не случилось. Не произошло. Всё».

За окном медленно умирал вечер.

«С Отреем зашло слишком далеко. Придется провести корректировку сознания, – попав в привычное русло она заметно успокоилась, – можно было бы просто удалить интерес ко мне… хотя… нет, слишком заметно. Резкое изменение поведения может привлечь ненужное внимание. Лучше переключить его на другой объект… Хотя бы на маркизу де Рулье. Тогда оправдывается его частые визиты сюда, ведь маркиза живет напротив, – потерла висок, – нет, нестыковка. Черт с ней! Мало ли, за кем ухлестывает этот хлыщ! Главное, чтобы он отцепился от меня раньше, чем дело дойдет до дуэли. Но если всё-таки дойдет, – недобро сверкнула глазами Этьена, – уничтожу».

На прием она так и не поехала. Заперлась в спальне и опять медленно зашагала из угла в угол, от лукаво улыбающейся Коломбины к расстеленной кровати, от кровати – к Коломбине…

«Так дальше нельзя».

К утру от бессонницы болело всё тело, ломило виски, а в глаза словно бросили по горсти речного песка.

«Надо что-то решать. Мы ничем не связаны друг с другом, но мы находимся здесь и вынуждены соблюдать определенные правила. В глазах окружающих, мы – семья. Муж и жена…. Хотя это и не исключает наличие любовницы. Пожалуй, даже, наоборот. Если кто и ведет себя глупо, – безрадостно усмехнулась Этьена, – так это я. Отрей… нет, – она передернула плечами от отвращения, – липкая, скользкая гадина!»