Два месяца и три дня - Алиса Клевер

Арина решительно кивнула головой и зашагала к метро.

Никому не объяснишь, что ты просто снимаешь угол у знакомой, причем именно и буквально – угол на диванчике в кухне. На отдельную комнату, не говоря о квартире, ей не хватило бы ни при каких раскладах.

Если, конечно, исключить расклад, в соответствии с которым Нелли трижды в неделю стонала, изгибалась и кричала, мешая Арине учиться. Неллины громкие и какие-то уж слишком а-ля немецкое порно крики заставляли Арину затыкать уши ладонями. Отчасти еще и потому, что эти стоны, звуки равномерно поскрипывающей кровати за стеной смущали ее и заставляли краснеть от совсем непрошеных мыслей.

Ну, где ей сейчас поболтаться? Можно поездить по кольцевой ветке, только учебников Арина с собой не взяла, а сколько так выездишь, без чтения? Выучить наизусть инструкцию по пользованию метрополитеном? В кафе нужно что-то заказывать. В кино – покупать билет. В торговых центрах слишком сильно пахнет едой, а она не успела позавтракать. Впрочем, на хлеб потратиться можно. Интересно, в котором часу Сергей покинет их гнездышко платной страсти?

Вообще, Арина любила гулять по городу, по старому московскому центру с его невысокими особняками, украшенными белоснежной лепниной и статуями. За проведенный в Москве год она успела набродиться вдоволь и по Бульварному кольцу, и по улицам, ведущим к Садовому. Москва могла быть серой и грязной в дни мокрой осени, засыпая потрескавшиеся улочки желто-коричневыми листьями. Могла быть вязкой и промозглой зимой, приводя в негодность любую обувь и покрывая солью подол пальто. Москва – неверная любовница – бессовестно обманывала, когда дело касалось весны, обещанной, но застрявшей где-то в дорожной пробке.

Но сейчас в Москве начиналось лето, второе лето здесь для Арины. Летом Москва становилась роскошной девой, фотомоделью из рекламы дорогих духов с ароматом нарциссов, изысканной и воодушевляющей. Арина любила Москву почти так же, как свой родной Владимир. Вот если бы не ветер и не холод, можно было бы гулять хоть весь день.

Оставались музеи. Там не пахло едой, не было никаких ограничений по времени, а кроме того, студентам там, как правило, предоставлялись большие скидки на вход – то, что надо. И интересно опять же. В Третьяковке, к примеру, можно хоть часами сидеть на обитой велюром скамье напротив, например, «Прачек» и пытаться вообразить себе их жизнь. Но по субботам в Третьяковке слишком много народу.

На Остоженке Арина остановилась перед вывеской МАММ[1], она была там однажды и хорошо запомнила это место. Шесть просторных этажей, фотографии в разных жанрах и стилях. Людей обычно немного. Просторный холл, удобные скамейки, белоснежные линии четкой, выстроенной кубом лестницы вызывали желание подпрыгнуть, расправить крылья и полететь на самый верх.

– Сколько стоит билет? – спросила Арина, а сама отвернулась и вгляделась сквозь стекло в большие шарообразные скульптуры, выставленные на первом этаже выставочного центра. Экспозиция постоянно менялась. Считалось, что все выставленное здесь было, что называется, «на острие».

Искусство. Арина мало что понимала в нем.

Фотографии она делила на две категории – нравится или не нравится. Впрочем, это касалось не только фотографий. Однажды Арина попала на выставку в «Гараже», где в горе мусорных мешков и пустых пакетов из-под молока и кефира лежал живой человек, женщина, практически голая, прикрытая только этими самыми мусорными пакетами. Инсталляция. Что-то о том, как современный мир технологий и информации погребает под собой истинную природу. Такое искусство Арине не нравилось. Она больше любила фотографии и картины природы и животных.

– Со студенческим билетом – сто рублей, – бросила билетерша и нетерпеливо заерзала на своем стуле. Очереди не было, и спешить повода тоже, но билетерша действовала на автопилоте.

– Хорошо, дайте, – Арина еще раз бросила взгляд на скульптуры-шары. Шары были, как сказала бы Нелли, «прикольные».

– Сегодня шестой этаж закрыт, – фыркнула билетерша. – Там будет пресс-конференция. Только для журналистов.

– Журналисты? – заинтересовалась Арина. Чем хороша Москва – в любую минуту можно оказаться в гуще самых невероятных событий. Съемки кино про мертвецов, протестующие против чего-то студенты, разбрасывающие листовки под ноги прохожих. Журналисты с толстыми микрофонами с плюшевыми или поролоновыми наконечниками.

– Вон они – за ограждением, – указала ей билетерша, но Арина уже и сама увидела, что проход к квадратной белоснежной лестнице временно отгорожен красными лентами на столбиках. За столбами, внутри искусственного ограждения, стояли стайкой сонные, недовольные жизнью журналисты. Справа от них, около стены, манили к себе банкетные столики с высокими, наполненными шампанским бокалами и с маленькими бутербродами-канапе. Арина облизнулась. Она подумала, что за хлебом нужно было зайти до выставки. Еще одна ошибка.

– А что там такое? – спросила она, кивнув в сторону медиа-сборища.

– Ненависть, – еще недовольнее ответила билетерша.

– Что? – Арина вздрогнула. Билетерша оторвала взгляд от экрана компьютера и изучающе осмотрела бледное, юное лицо Арины, две родинки на левой щеке, ее забранные в свободный хвост черные волосы, словно бы решала, стоит ли вообще отвечать этой малявке. Затем пожала плечами и снова фыркнула, мол, ходят тут неучи. Ничего не знают, ни за чем не следят.

– Выставка. Фотоработы какого-то культового фотографа. Он сегодня приезжает, так они его тут ждут. – И она добавила язвительно: – Папарацци.

– Ненависть? – недоверчиво повторила Арина, но билетерша уже, видимо, устала «общаться» с клиенткой. Она распечатала билет и сунула его ей в руки вместе с небольшой стопкой брошюр и проспектов.

Арина прошла сквозь стеклянные двери к шарообразным скульптурам. На белоснежных стенах красовались невероятно красивые фотографии. Миллион ярких цветов и форм, словно в объектив случайно попали параллельные миры и вселенные. Фотографии были просто невероятных размеров. Арина склонилась к табличке и прочитала название. «Неизведанные миры человеческой клетки». Этот запредельный мир, оказавшийся макросъемкой микробиологических образцов, заставил Арину застыть с открытым ртом.

Красиво.

На секунду остановившись, Арина попыталась решить, куда ей пойти в первую очередь. К ее удовольствию, на третьем этаже были выставлены коллекции фотографий природы Русского Севера. Можно было «зависнуть» там. В другом проспекте было обещано, что посетитель сможет «прикоснуться к свету», который оживет в инсталляциях какого-то европейского художника. Инсталляция, гм. Посмотрим. Третий проспект, цвета темного шоколада, был отпечатан на гораздо более плотной бумаге. Ничего, кроме надписи «Ненависть», выполненной светящимися, как будто висящими в темноте неоновыми буквами, на первой странице не было. За буквами, за каждой, если всмотреться, скрывались смутные фигуры, едва различимые на шоколадном фоне.