Рыцарь темного солнца - Валерия Вербинина

– Улетел, – объявила Мадленка. – Как жаль!

– Значит, ты любишь птиц? – спросила мать Евлалия.

Мадленка застенчиво потупилась: в словах настоятельницы не было ничего особенного, но снисходительный тон вопроса неприятно задел девушку.

– Да, – выдавила она из себя, неожиданно утратив интерес к окружающему.

– Вот и прекрасно, – одобрила ее настоятельница. – Определим тебя на птичник. – И подобие улыбки тронуло ее узкие бледные губы.

Мадленка позеленела. Ее, дочь потомственного шляхтича, – на птичник! Девушка кинула быстрый взгляд на Урсулу, и ей почудилось, что ненавистная монашка ухмыляется. Вот мерзкая проныра! И Мадленка, воспользовавшись очередным ухабом, изловчилась пнуть ее носком туфли по щиколотке. Так ей и надо, нечего радоваться, когда другим плохо.

– Из дроздов Марыся такие пироги готовит – пальчики оближешь, – прогудел Михал мечтательно, и Мадленка сердито засопела.

Настоятельница, сложив на коленях руки и полуприкрыв глаза (мешал бивший в них солнечный свет), внимательно наблюдала за своей новой подопечной. «Слишком живая девочка… но со временем это пройдет. Трудно с ней будет справиться, конечно, зато с такими одно хорошо: разок приструнишь их, и дальше все идет как по маслу». Настоятельница про себя улыбнулась своим мыслям. Ей было пятьдесят три года, и у нее имелся обширный опыт укрощения человеческих душ. Она всегда знала, когда следует действовать лаской, а когда – таской, и умела безошибочно применять оба метода. Мадленка забавляла ее, и она позволяла покамест глупышке резвиться, отлично зная, что вскоре от ее бездумной веселости не останется и следа, – по крайней мере, она, мать Евлалия, об этом позаботится. Впрочем, ей было даже немного жаль девочку – ведь совсем не красавица, попросту дурнушка, чего определенно не осознает. И понятно, почему родители захотели от нее избавиться. Волосы у Мадленки рыжие и прямые, курносый нос задорно торчит кверху, в золотистых глазах, обрамленных светлыми ресницами, прыгают чертики… Непонятно почему, Урсула тоже улыбается, прикрыв рот рукой (ей удалось вернуть Мадленке пинок на предыдущем буераке, что привело последнюю в совершенный восторг), и мать-настоятельница послала монашке строгий взгляд. Еще не хватало, чтобы новая послушница, неотесанная девчонка, перепортила ее вышколенных подопечных.

– Ты сегодня читала Библию? – осведомилась мать Евлалия у егозы.

Мадленка недовольно наморщила нос. Она как раз обсуждала с Михалом животрепещущий вопрос, на которой из их знакомых тот женится, когда придет срок.

– Нет.

– Тогда читай, – приказала мать-настоятельница, подавая ей свой собственный томик.

Мадленка с отчаянием покосилась на брата. Повозки медленно двигались по лесу, огибая бесконечный овраг, владения Соболевских остались позади. Михал приосанился и оглянулся, и Мадленка прекрасно поняла, что это значит. Господи, ведь она никогда его больше не увидит. За что, за что такое наказание?

– Наверное, мне пора, – неловко сказал Михал.

Мадленка умоляюще посмотрела на мать Евлалию, и столько было в этом взгляде тоски, что сердце суровой настоятельницы смягчилось. Она сделала знак остановиться.

– Можете проститься, – сказала она. – А потом твой брат должен возвращаться.

Путаясь ногами в подоле, Мадленка кое-как выбралась из возка. Михал смотрел на нее с высоты своего чалого и молчал. Мадленка прошла несколько шагов, по-прежнему сжимая в руках Библию. В горле у нее стоял ком, она не знала, что сказать и с чего вообще начать.

– Ну, вот… – начала она.

– Да, – обрадованно подхватил брат.

– Да. – Надо было решиться. – Ну, прощай, Михал, братец. Господь с тобой, береги себя.

– Пусть он тебя тоже хранит, сестрица.

Она хотела его обнять на прощание, и он даже наклонился к ней с седла, и в этот-то момент все и произошло. Крики людей смешались с конским ржанием, лес ожил и наполнился незнакомыми всадниками, и они неслись на караван с непостижимой быстротой, потрясая обнаженными клинками. Мадленка видела, как настоятельница привстала на месте с перекошенным не то от гнева, не то от изумления лицом, – но тут плохо объезженный конь Михала, испугавшись, взметнулся на дыбы и заслонил возок. Мадленка проворно отскочила в сторону, но конь все же задел ее грудью; она замерла на краю оврага, неловко взмахнула руками, однако не удержала равновесия и кубырем покатилась вниз по откосу, выронив книгу. Все быстрее и быстрее, все ниже и ниже – огромное поваленное дерево на дне оврага неслось на нее, и, когда она наконец достигла его, с размаху ударившись о ствол, нелепое кувыркание прекратилось. Вокруг Мадленки, лежащей навзничь с раскинутыми руками, воцарилась гулкая, ничем не потревоженная тишина.

Глава 2,

в которой Мадленка остается совсем одна

В лесу сгустились сумерки, а Мадленка все лежала на том же месте, не подавая признаков жизни.

Большая красивая коричневая бабочка села на неподвижную руку девушки, зябко затрепетала крылышками с голубыми глазками, взмыла в воздух, покружила и вновь опустилась, на сей раз на щеку Мадленки. Тогда она впервые пошевелилась, издав невнятный стон. Бабочка бесшумно вспорхнула и улетела прочь.

Мадленка открыла глаза и почувствовала, что ей неудобно лежать, что ей холодно, она устала, совершенно разбита и… и… И, кстати говоря, что вообще она тут делает?

Глаза Мадленки ощупывали ветви дерева, нависшего над оврагом. Почему-то она сразу же сообразила: это клен, что, по правде говоря, ее успокоило. Мадленка любила клены, их звездчатые листья и зеленоватые цветы, не похожие ни на какие другие.

Повернув голову, Мадленка увидела рядом с собой ствол упавшего дерева. По коре его весело бежали черные муравьи. Девушка охнула и приподнялась. В ушах зазвенело, но она пересилила себя и кое-как села на земле. Лицо было мокрое, Мадленка поднесла пальцы ко лбу и, отдернув руку от боли, обнаружила на них кровь.

Тут ее зашатало так сильно, что она едва снова не рухнула навзничь. Сидя, попыталась опереться левой ладонью о землю, но от столь простого движения ее пронзила такая боль, что Мадленка закричала. Разодрав рукав зубами и ногтями, девушка осмотрела руку и пришла к выводу, что та, скорее всего, не сломана, а просто вывихнута. Рыжеватые пряди волос в беспорядке свешивались на лицо, и Мадленка никак не могла отвести их назад.

– Боже… боже… – простонала она несколько раз.

Клен зашумел листвой. Муравьи все так же деловито сновали по старому стволу.

Мадленка рывком вскочила на ноги и, шатаясь, простояла так несколько мгновений. В шее, когда она резко дернула головой, что-то хрустнуло, но в целом девушка чувствовала себя приемлемо. Ноги, похоже, были целы, позвоночник – тоже, но ребра с правой стороны сильно ныли, и каждый вдох отдавался болью. Вдобавок ее мутило, и перед глазами то и дело повисала траурная пелена.