Подземка - Михаил Бычков

Я остановился, подождал соседа:

– Слушай, Антоха, скажи: почему мы не называем себя сталкерами? Вроде классное слово, красивое и непонятное.

– А из какого оно языка? – поинтересовался Игнатов.

– Из английского, кажется.

– То есть из языка тех, кто обеспечил нам столь роскошное существование, – обведя взглядом мрачную нору подземелья, резюмировал друг. – Потому и не говорим. Язык врага тоже враг.

– Ну знаешь… Какие теперь враги? И, раз уж ты поднял эту тему, может, первыми наши начали, а те защищались?

– Наши… – Антон усмехнулся. – Вряд ли. Наши только тырить горазды… были. – Последнее слово он произнес с особым удовольствием.

– Не думаю, что «были». Для правительства наверняка какие-нибудь спецбункеры придуманы, со жратвой под завязку и с длинноногими официантками.

– Сдается мне, как раз по этим спецбункерам и лупили в первую очередь. Сомневаюсь, что кто-то там выжил.

– Слушай, если мы с тобой, нормальные люди, выжили, то эти суки и подавно. Закон такой: дерьмо не тонет и не гибнет. Ты вон на Козлова взгляни. Как думаешь, кто из нас первым загнется? Зуб даю, да что там зуб – челюсть: мы с тобой, а Козлов всех нас переживет, ибо дерьма в нем больше, чем он весит.

Караван всегда провожал кто-то из начальства, Козлову пришлось шагать за нами до гермоворот. Вид при этом у него был испуганно-брезгливый. Он жутко боялся словить какую-нибудь заразу с поверхности, на нас смотрел как на смертников.

А что, пожалуй, Козлов прав: все мы смертные, но поисковики смертны вдвойне. В нашем распоряжении всего четыре часа пребывания на поверхности, двести сорок минут, и шут его знает, сколько это в секундах. Проще мозги сломать, чем подсчитать. Стоит ненадолго застрять, и… нет, не буди лихо.

Я суеверно сплюнул три раза через левое плечо. Жаль, из деревянных предметов в зоне досягаемости только голова Толика, но она ему может наверху пригодиться.

Надо уложиться в срок, который начнут отсчитывать темные пластмассовые часы с большим циферблатом. Скоро Ботвинник даст команду, время на них побежит в обратную сторону.

Часы эти – наша гордость и спасение. Склад с китайским ширпотребом поисковики обнаружили лет пять назад. Он был практически нетронут. В куче абсолютно бесполезных здесь, в подземелье, вещей нашлась большая партия электронных часов и – о чудо! – элементов питания к ним.

– Здорово, мужики! – Охранник возле гермоворот перекинул «калаш» за спину, нажал на рычаг.

Створки, которые, как говорят, способны выдержать взрыв чуть ли не атомной бомбы, раздвинулись. Понятия не имею, что произошло в других городах, но по нам шарахнули отнюдь не ядерной бомбой.

Военные твердят о химическом и биологическом оружии, целью которого было уничтожение живой силы и полное сохранение материальных средств. Те, кто нас бомбил, были практичными людьми, вот только им уже никогда не воспользоваться плодами своих трудов. Что-то пошло не так. Немногие выжившие перекочевали в катакомбы метро, оставив все имущество на зараженной поверхности, находиться на которой можно не больше четырех часов. Затем поисковиков ждут двухнедельные «каникулы». За это время самые страшные токсины, переизбыток которых вызывает либо долгую и мучительную смерть, либо почти мгновенную мутацию, выводятся из организма.

– Мужики, – тихо, чтобы не слышал Козлов, попросил охранник, – если курево попадется, прихватите мне пачку. В долгу не останусь. Мяса вам притащу. У меня жена на ферме работает, она сверх пайки подкинет. Ну, что скажете?

Игоряха Белых, единственный семейный из всех нас, сдержанно кивнул. У него две обузы: больная жена и маленькая дочка. Стандартной продуктовой пайки, которая выделяется поисковикам, для одного здорового мужчины в самый раз, а для семьи из трех человек ничтожно мало. Довольствие для женщин и детей скудное, на грани выживания. Так что ради лишнего куска мяса Игорь готов притаранить с поверхности даже рояль.

– Будет возможность, достану. Только стопроцентной гарантии дать не могу.

– Спасибо!

– Пока не за что, – ответил Игорь.

У него осунувшееся лицо, впалые щеки и стеклянные глаза, как у наркоманов, но Игорь ничего такого не употребляет, иначе его в два счета выставили бы из поисковой партии. Нет, тут что-то другое. Он искренне переживает за больную жену, а дела у нее идут все хуже и хуже. Так, во всяком случае, говорил Док, а он врет только в исключительных случаях.

В былые времена Двадцатка снаряжала по три-четыре каравана одновременно, но это было так давно, что кажется неправдой. С той поры утекло много воды и угробилось море народа.

Мы перешагнули символический порог, разделявший Двадцатку и внешний мир. Еще минута, и я увижу поверхность. Снова.

Не верится, что я когда-то жил там, с родителями, с братом и сестрой. Иногда они приходят ко мне в снах.

– Приготовились! – коротко бросил Ботвинник.

Мы послушно надели респираторы (тщетная надежда остановить хотя бы часть невидимой дряни), надвинули на глаза пластмассовые очки, они у всех разные, очень яркие и непривычно красивые. Похожие я видел в съежившемся от сырости журнале, на развороте которого изображался лыжник. Он несся с бешеной скоростью по горному склону, вызывая у меня жгучую зависть, ведь я никогда не увижу заснеженных гор и не смогу с них прокатиться. Да чего уж там, существует масса вещей, которых никто никогда не увидит.

Здесь было свежо, очки сразу запотели. Я бережно протер их чистой тряпочкой. Без очков как без рук. Приходится носить, чтобы не ослепнуть. Мы привыкли к полумраку, солнечный свет губителен для глаз подземных жителей. Лет десять назад поисковики попробовали выходить по ночам. Не знаю, кому из начальства пришел в голову столь смелый эксперимент, но из того похода вернулось меньше половины, а у тех, кто выжил, волосы посеребрила седина.

Ночной город намного опасней дневного. В нем правят бал такие создания, о которых не хочется думать.

Мы не успели отойти от гермоворот. Помешал вестовой из штаба.

– Хорошо, что я вас догнал, – обрадованно сказал он. У него на руке была красная повязка. – Только что с Центральной пришла телефонограмма. Генерал приказал изменить маршрут вашей партии. С Полковником согласовано.

У каждой станции, которая подчиняется Центральной, есть карты с нанесенными маршрутами. Специально придумано, чтобы караваны не пересекались и не ловили рыбку в чужих угодьях. У тех, кто занимается браконьерством, могут возникнуть серьезные неприятности, особенно если налетишь на поисковую группу, промышляющую в своем районе. Случались и перестрелки. В прошлом году ребята с Четырнадцатой вздумали пошалить в нашем квадрате. Я шлепнул двоих и до сих пор не жалею о содеянном.

– Что за маршрут? – спокойно спросил Ботвинник, сняв мешавший говорить респиратор.

– Да необычный какой-то, – смущаясь, ответил вестовой. – Можно взять у вас карту? Я покажу.

– Показывай.

Димка вытащил из планшетки карту с карандашными разметками, протянул парнишке. Вестовой ткнул указательным пальцем:

– Вот, приказано съездить сюда.

Ботвинник присвистнул:

– Далеко. А какого… надо переться именно туда? – не выдержав, закричал он.

Вестовой будто сделался меньше ростом, втянул голову в плечи, с опаской посмотрел на автомат Димки и почти шепотом сказал:

– А я тут при чем?! Мне велено передать, я и передал. Чего кричать-то?!

– Дайте взглянуть, – протянул руку Козлов, который дотоле вел себя так, будто его ничего не касалось.

Он быстро пробежал по карте глазами и с безмятежной улыбкой вернул ее Ботвиннику:

– Ничего страшного в новом маршруте не вижу, уважаемый. У вас есть транспорт, горючка, боеприпасы. Слетаете мигом туда и обратно. Что вас так смущает, Петренко?

– Многое, товарищ Козлов. Во-первых, конечная точка маршрута пролегает в местах, куда никто из нас еще не совался. Кто или что там нас ждет, одному Богу известно. Во-вторых, дорога займет много времени, а у нас время – самый ценный и, главное, лимитированный ресурс. Боюсь, угробят нас по пути.

– Что вы предлагаете? Не подчиниться Центральной, устроить мятеж? Я правильно вас понимаю? – приняв воинственную позу, поинтересовался Козлов.

Он даже на цыпочки привстал, чтобы хоть чуточку сравняться в росте с Ботвинником.

Димка промолчал, и молчание его было красноречивей слов.

Ссориться с Центральной нам не с руки. Оттуда идет энергия, питающая свет на станции и в туннелях, электричество, от которого работают воздушные и водяные фильтры. В конце концов, тот же телефон, прямая связь с остальным подземным миром. Станции, которые спорят с Центральной, превращаются в изгоев и существуют недолго. Разве что Тридцать Пятая, но это особый случай. Разговаривать о ней считается дурным тоном, практически это табу.