У Ромео нет сердца - Лена Петсон

Но почему все это в моей жизни? Думая так, я сажусь на кровать с сильно бьющимся сердцем, твердя себе, что это глупо и чудовищно – так жалеть себя, что я просто дрянная девчонка и не вправе позволять себе так думать.

Вновь звонит телефон. Я бегу на кухню и нахожу его дребезжащим на столе.

– Открывай дверь, давай! – кричит Маринка в трубку, и в ту же секунду звонит домофон.

Маринка врывается в наш дом с неумолкающей трескотней. С тех пор, как она начала влюбляться, она всегда была такой: суматошной и взбалмошной любительницей шума и гама. Если бы сейчас можно было продудеть в дуду, она непременно сделала бы и это. В мужском обществе Маринка, как правило, намеренно сыплет глупостями, потому что ей кажется – это мило. В данном случае под мужским обществом подразумевается Димка. Он всегда слушает ее, затаив дыхание, и надо отдать ей должное – она ценит его чувства и не смеется над ними.

– Привет всем! – звенит Маринка. – Ну, чего вы тут сидите такие грустные! Айда бить в колокола!

– Где ты выражения берешь такие, доисторические, – бурчу я.

– А что? По-моему, прикольно…

Маринка, как хищник, набрасывается на компьютер, втыкает в него флешку, несколько секунд щелкает мышкой и с гордостью плюхается рядом с Димкой, закинув ногу на ногу. Он опускает голову, прячет глаза, любезным бормотаньем приветствуя ее появление.

– Ди-ма, – медленно произносит Марина. – Я принесла тебе чудо-фильм. Чу-до! Ты же любишь кино? Любишь или нет? Да или нет?

– Любишь. Да, – отвечает обалдевший от обилия информации Димка.

– Ну, тогда ты смотри кино, а мы с Юлькой съездим по делам. Когда фильм закончится, мы приедем. Понял?

– Понял.

Меня не нужно уговаривать. Пока Маринка обсуждает с Димкой фильм, я интенсивно переодеваюсь. Меня переполняет радостное возбуждение, как и всегда, когда мы с ней куда-нибудь выезжаем из моего склепа. И, как всегда, это чувство – с примесью вины. Димка и в самом деле все понимает и хочет большего. Целуя его на прощанье, я каким-то неведомым образом вдыхаю этот его порыв – вырваться, как и я, из дома, перейти границы собственного тела, полноценно наслаждаться обществом тех, кто ему дорог. Он сидит с загипсованной ногой, полузакрыв глаза и грустно улыбаясь. Мы выходим, оставляя его одного.

Полгода назад Маринке исполнилось восемнадцать, и вот уже полгода, как третьей соучастницей наших безрассудных поступков является красненькая букашка-машинка. Она – наш маленький секрет, тайное орудие совместных безумств. Моя богемная подружка боится школьных завистниц и потому, если и приезжает на учебу на своей букашке, то паркует ее в квартале от школы. Все остальное время этот чудо-автомобиль помогает нам изображать какую-то другую жизнь и других себя. Иногда мы разъезжаем на нем по городу в образе веселых студенток, беззаботных красоток или сильно занятых девушек, спешащих по делам. Например, как сейчас…

Я умираю от желания рассказать Маринке о звонке, потому что это единственное стоящее событие, произошедшее со мной за то время, что мы не виделись.

– Мне сегодня звонили с какого-то кастинга, – говорю я, наблюдая за реакцией подруги. – Ты не знаешь, о чем речь?

– Кастинг? Ну, я участвую сейчас в нескольких… Уже запуталась, если честно. Везде нужны деньги и связи, понимаешь? Везде. Голова кругом уже…

Я не попадаю в цель. Очевидно, что Маринка ничего не знает ни о каком кастинге, и ей в принципе не так уж и важно, о чем я сейчас говорю. Она думает о своем – своих планах, целях и мечтах.

– Ну да ладно. Это неважно.

Я говорю это не вполне искренне. Впрочем, сейчас у меня нет времени думать о каких-то фотографиях, мне нужно использовать каждую минуту вне дома, чтобы отдохнуть. Из динамиков ненавязчиво льется музыка. Маринка управляет машиной и восторженно расписывает, какой восхитительный вечер мы проведем, работая над ее портфолио. От нее, как всегда, веет дорогим парфюмом, бездумными встречами и шумными вечеринками – и я спешу насладиться этим ароматом свободы.

– Ни одна уважающая себя светская львица не может обойтись без профессионального портфолио, – говорит она, а затем, не оборачиваясь, роняет небрежным тоном: – Ну, и тебе пару фоток сделаем, ты не против?

Мне смутно думается: «Конечно же, я не против, только на меня у нас, как всегда, не найдется времени».

– Игорь обещал, что я буду очень довольна, – продолжает она. – Правда, я забыла ему сказать, что приеду не одна, но, в конце концов, это же не свидание, правда?

На секунду я задумываюсь, кто такой Игорь, но решаю пока не выяснять. Я говорю ей, что рада ее видеть, и несу прочую девичью дребедень, которой обычно обмениваются подружки. И мы мчимся на ее красной машинке в насыщенное событиями будущее, довольные тем, что мы всегда ладим друг с другом.

Мы паркуем машину у киностудии. Потом долго идем по задворкам, вдоль гаражей и складов, попадая в мир какой-то компьютерной игры, где в одном из обветшалых строений нас наверняка поджидает снайпер. Мои руки нащупывают в сумке телефон и сжимают его сквозь материю. Левая нога попадает в трещину на тротуаре, и я падаю на колени, едва успев подстраховать себя руками. Стоп. Я слишком нервничаю, слишком суечусь, но Маринка упорно этого не замечает и продолжает уверенно идти все дальше и дальше. Я бегу за ней…

Наконец мы останавливаемся у большого здания, которое требует ремонта уже лет двадцать пять. Маринка стучит в огромную железную дверь, после чего наваливается на нее всем телом, открывает и протискивается в образовавшуюся узкую щель. Я иду за ней медленно и неуверенно, скованная неизвестностью и страхом.

Перед нами огромное темное помещение, где-то впереди горят несколько прожекторов. Постепенно глаза привыкают к темноте, и я понимаю, что внутри все очень даже неплохо: современный интерьер обычной фотостудии. Судя по кинофильмам и фотографиям в сети, именно так и должны выглядеть подобные места. Маринка ищет хоть кого-то на этих бескрайних просторах, я же тихо ерзаю на кожаном диване, что стоит в самом дальнем углу этого царства тьмы и фото.

Игорем оказывается фотограф: модный, лысый, загорелый, с маленькими глазками и приторным взглядом. Распахнув руки, он спускается по винтовой лестнице откуда-то сверху, словно птица с небес. Визгливо выкрикнув его имя, Маринка бежит ему навстречу. На парне узкие джинсы, и когда он наклоняется, чтобы обнять мою слишком эмоциональную подругу, я вижу резинку его малиновых трусов.

Размахивая каким-то фиговым листом, он вдруг объявляет, что ему жарко, и снимает майку, демонстрируя мускулистый торс. Маринкина трескотня внезапно усиливается и заполняет все вокруг, ее смех эхом разносится по ангару, а в моей голове звучит чей-то рэп: «Быть или не быть, дать или не дать, взять или не взять».