Детектив в Новый год - Устинова Татьяна

Утром 6 января сели в почтово-багажный поезд, шедший в сторону Ленинграда, и доехали до станции Подсолнечная. Для соблюдения конспирации нарядились в штатское и прихватили с собой ящик «Столового» пива. Всю дорогу они пили эту темную бурду, произведенную Тулспирттрестом, заедали сушеной воблой и травили анекдоты. Ни дать ни взять бездельники, привыкшие транжирить драгоценное время.

В поселке Солнечная Гора ушлый Макар ухитрился раздобыть аэросани «Бе-Ка», хранившиеся в сарае у одного запасливого дядьки еще со времен Гражданской. Макар взял их напрокат, пообещав вернуть в целости. По зимнему бездорожью этот «лыжный автомобиль», как его называли до революции, был незаменим.

Чубатюк сел за руль. Затарахтел бензиновый двигатель, завертелся огромный винт, и моторизованные санки за считаные минуты домчали всю четверку до Загорья, отстоявшего от Солнечной Горы всего на пять верст. Здесь немного передохнули, дожевали воблу. Оставшееся пиво Вадим безжалостно вылил на снег.

– Головы нам нужны трезвые. А то скажут, что мы, как Мурин, бельмы залили и нам черт-те что привиделось.

Макар с Пафнутием высказали сожаление по поводу загубленного добра, на что баварец Фризе презрительно хмыкнул:

– Это не есть добро. Это есть фу! Приезжайт Мюнхен, пить настоящий пиво… Дас вундершен!

– Помолчал бы уж, ешкин дрын! – патриотично срезал его Чубатюк. – Навидался я на войне этих ваших колдырей! Вылакает граммульку, и рожа – как у китайца-пчеловода… А туда же – нация культурных алконавтов! Не умеешь пить – не хрюкай, едрить твою горбушку!

Вадим поспешил прекратить назревавший межнациональный конфликт. Оставив Макара с Пафнутием сторожить аэросани, он вместе с недовольно сопящим немцем направился к черневшим поблизости избам.

Диалог с сельчанами не заладился. Они выглядели напуганными, на заезжих смотрели с подозрением. Вадим подумал, что виной тому «Бе-Ка» – дымящая и грохочущая повозка, нарушившая патриархальную тишину Загорья. Но вскоре ему стало казаться, что всеобщая боязнь в деревне зародилась не сегодня и достигла уже хронической стадии.

Чтобы сподвигнуть загорцев на разговорчивость, Вадим щедро совал чумазым детишкам медяки, а взрослым сулил премию в червонцах, если кто покажет гостям места на озере, где можно рассчитывать на богатый улов. От рыбалки плавно перешли к охоте. И тут Вадим пустил пробный шар – прикинулся дуриком и как бы невзначай упомянул обобранный лесной дворец. Дескать, толкуют, будто Чучумову удалось своими обрядами зверье приворожить, да так крепко, что оно и по сей день не уходит, шастает вокруг пустого дома. Как бы туда подобраться? Коли сыщется проводник – ему наивысшая награда. И цифру огласил такую, что у деревенских должно было дух захватить. С их доходами эдаких деньжищ и в полгода не увидишь, а тут в одночасье…

Однако реакция вышла обратная. Прознав, что чужаков манит треклятая усадьба, загорцы накинулись на них с дубьем. Вадим с Фризе насилу ноги унесли, отделавшись всего двумя-тремя ссадинами, что следовало признать удачей.

К товарищам вернулись несолоно хлебавши. За околицей им повстречался паренек лет четырнадцати, в больших сапогах, в полушубке овчинном. Он вел под уздцы сивую лошадку, которая тащила с недальней вырубки хворосту воз. Паренек оказался единственным из деревенских, кто не отпрянул в ужасе при упоминании Чучумова. Напротив, очевидно было, что он и сам проявляет интерес к данному вопросу – шепнул доверительно, что обучен грамоте, запоем прочел книжку про графа Дракулу и страсть как хотел бы воочию посмотреть на вурдалачью обитель.

– Р-разве Чучумов – вурдалак? – уточнил Вадим. – Нам говорили, что он волшбой занимался, но касательно кровопийства – нет…

Паренек посмотрел на него, как на невежду, и снисходительно пояснил, что все колдуны – суть кровопийцы. Это он узнал еще раньше, благодаря обрывкам готического романа, спасенным из соседского уличного сортира.

– Эх ты, сельдерей ушастый! – пожурил его Чубатюк. – Читал бы лучше Чуковского…

Подросток набычился, но Вадим сделал Макару упреждающий жест и достал из кармана гривенник. Поощренный таким образом недоросль лезть в бутылку не стал и разразился длинным монологом о чудесах, которые наблюдал в примыкавших к Загорью лесных массивах. В поисках тропы к чучумовскому логову он исходил немало верст, бесстрашно пробирался через буреломы и пару раз становился свидетелем непознанного. Видел мельтешащие за деревьями огоньки, людей, которые вели по просеке подводы, груженные черными гробами. Слышал наводившие жуть завывания, доносившиеся из сердцевины леса. А с недавних пор на озеро повадилась прилетать ночами невиданных размеров птица. Рассмотреть ее в деталях не представлялось возможным, так как являлась она всегда в самое темное время суток и садилась на воду далеко от берега. Паренек божился, что величиной она в разы превосходит все известные ему разновидности пернатых и в полете издает утробный рык.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Случайно, не аэроплан ли? – высказал догадку Пафнутий.

Паренек снова оскорбился, заявив, что аэропланы он знает. Они выглядят совсем по-другому, и для них нужны аэродромы, которых близ Сенежского озера в помине нет. И еще. Одержимый искательским зудом, он облазил все прибрежье и нигде не видел следов от шасси. А крылатая тварь продолжает периодически наведываться, в последний раз прилетала накануне. Деревенская ворожея баба Марфа, по многочисленным просьбам общественности, проводила сеансы черной и белой магии, сыпала на воду пепел, бубнила заговоры, жгла куриный помет, но не помогло – к жалким знахаркиным чарам сатанинская птица оказалась невосприимчива.

– Так, значит, дорогу к дому Чучумова ты не знаешь? – прервал Вадим словоизлияния, грозившие затянуться до вечера.

Парнишка сконфуженно признал, что до вожделенной цели так и не добрался. Попытки вызнать дорогу у деревенских промысловиков неизменно натыкались на сокрушительный отпор и оборачивались для просителя порцией березовых розог. Отрок заверил, что и пришлым никто ничего не подскажет. Расспросы о Чучумове ввергают всех в трясучку и могут привести к непредсказуемым последствиям.

В подтверждение этих слов с вырубки выбежали трое бугаев, один из которых сжимал в руках охотничью берданку, а двое других потрясали колунами. Увидев их, малец струхнул, рванул лошадь под уздцы и засеменил прочь так шустро, что хромоногая кляча едва за ним поспевала.

Бугаи свернули к аэросаням с явным намерением разнести их в щепы, а группку любопытствующих превратить в винегрет. Макар не прочь был схлестнуться с ними, но Вадим отговорил. Вступать в свары с туземцами – себе дороже.

Они погрузились и отъехали подале, не теряя, однако, деревни из виду. У поваленной осины приостановились и стали держать совет.

– Дас ист унмеклихь! – бурчал оскорбленный немец. – Варвар… Ми ничего не сделайт, они нас колотить… За что?

– Вот же вареники контуженные! – в кои-то веки поддержал его Макар. – Чтоб их в толчок мочалкой засосало… В какую сторону нам теперь помидорами ворочать? Лес вокруг – на сотни десятин!

Вадим собирался с мыслями, но откуда ни возьмись появился невысокий сутулый старик – внезапно как из-под земли вырос. И до чего чудной! Шапчонка круглая, как шляпка гриба. Из-под нее волнами седые волосы выбиваются. Борода тоже седая, с прозеленью, точно лишайник в нее вплелся. Глаза подслеповатые, прижмуренные, кожа вокруг них белая и с крапинками, словно береста на березе. Из одежи – длинная, до пят, шубейка, расшитые узорами рукавицы, лапти. В правой руке – батог, окованный понизу железом, чтобы не скользить. Короче говоря, не человек, а иллюстрация к сборнику русских народных сказок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Эй, папаша, ты че, от Мейерхольда сбежал? – спросил его вместо приветствия не очень-то галантный Чубатюк.

– Странник я… по свету хаживаю, людей уму-разуму учу, – прожурчал старик распевно, с пришепетыванием.

– Научить нас можешь ты чему? – поинтересовался Пафнутий, озадаченно оглядывая незнакомца.

Старичок подмигнул ему, осклабился.