Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

Шерон изо всех сил старалась побороть смущение. В конце концов, теперь она гувернантка леди Верити, и рано или поздно все узнают об этом. Но она с сожалением вспомнила все, что ей пришлось пережить за последние восемь лет, когда она пыталась приспособиться к жизни среди этих людей, которые оттолкнули ее мать, пыталась стать одной из них, сродниться с ними, чтобы перестать чувствовать себя одинокой. Хотя она отклонила предложение графа перебраться в замок и решила остаться жить в дедовском доме, люди вряд ли будут считать ее своей. Она опять отторгнута, опять обречена на одиночество, которым были наполнены ее детство и девичество. Но сожалеть и сетовать было поздно.

Шерон, держа Верити за руку, подошла к бабушке, стоявшей в окружении соседок, и предупредила ее, что придет обедать вместе с девочкой. А затем они направились к мужчинам, сгрудившимся вокруг Оуэна, который о чем-то толковал с ними. Едва завидев Шерон, он прервал свою речь и хмуро посмотрел на нее. Ее сердце тревожно сжалось. Может, и он теперь будет осуждать ее? Но ведь он сам уговаривал ее согласиться на эту работу и был как будто рад, когда она наконец решилась. Впрочем, тогда он еще не называл отца Верити хитрой лисой.

Что с ней будет, если она потеряет Оуэна?

— Верити будет у нас обедать, — сказала она ему, — а потом мы пойдем с ней в школу.

Оуэн отвернулся от товарищей и посмотрел ей прямо в лицо.

— Я думал, ты сегодня вообще забыла про меня, — сказал он по-валлийски. Затем посмотрел вниз, на Верити, и заговорил по-английски: — Значит, вы собираетесь пойти сегодня в школу? Наверное, и на следующей неделе тоже? Ну что ж, пойдемте. Держите мою руку.

Верити доверчиво протянула ему свободную руку, и они втроем двинулись по улице. Всю дорогу девочка оживленно болтала, делясь новыми впечатлениями с Оуэном. Шерон молчала, погруженная в свои мысли.

Он обиделся, думала она, обиделся, что она села в церкви рядом с Верити и графом, а не на свое обычное место перед ним. Он как-то сказал ей, что ему нравится смотреть на ее затылок, пока отец Ллевелин проповедует, и она тогда смутилась и рассмеялась, представив себе эту картину.

И снова страх вкрался в ее сердце. Страх потерять Оуэна, опять оказаться между двух миров, как в первые семнадцать лет ее жизни.

Сейчас, отрешенно прислушиваясь к его разговору с Верити, она почти жалела, что в тот раз, когда была с ним в горах, не согласилась, не допустила его до себя. Ей хотелось принадлежать ему, принадлежать телом и душой. Она хотела его. Он был нужен ей. Он, только он был для нее и каменной стеной, и тихой гаванью.

Алекс понятия не имел, как долго могут продолжаться занятия в воскресной школе. Он знал, что детей там учат только грамоте и счету, и потому предположил, что уроки должны продолжаться не меньше двух часов. Он постарался не прийти встречать Верити слишком рано, но все-таки ему пришлось более получаса топтаться по тротуару, пока наконец распахнулись двери и дети с веселыми криками высыпали на улицу.

Его озадачила мысль, что у детей была только эта скромная возможность получить образование. Детям необходима школа, доступная и открытая для них каждый день, такая, какие были в его поместьях. У ребенка должен быть выбор: стать служащим, или адвокатом, или священником, как сказала ему Шерон.

Однако он не успел как следует обдумать эту мысль. Из церкви вышла Шерон Джонс. И Верити рядом с ней. Увидев его, Верити радостно вскрикнула и подлетела к нему, захлебываясь от восторга, спеша поделиться впечатлениями.

— …у них такая широкая деревянная скамья, я на ней сидела, а тарелки у них стоят на полках, и кровать миссис Джонс стоит там же, за занавеской, а дядя Эмрис, дядя миссис Джонс, заставлял меня говорить «здравствуйте» и «спасибо» по-валлийски и смеялся, и миссис Рис, это бабушка миссис Джонс, говорила ему, чтобы он не смеялся надо мной, и еще она прижимала хлеб к животу, когда резала, и…

Алекс наклонился и сгреб ее в охапку, испытывая почти до боли приступ любви к ней. Она такая кроха. Все ее приводит в восторг. И такая одинокая. Почему он не женился на Лоррейн или на ком-нибудь еще? У него было бы много детей. Нельзя ребенку без братьев и сестер.

— Надеюсь, ты была умницей, — прошептал Алекс, целуя дочь. — Ты не забывала говорить «спасибо» миссис Рис по-английски или по-валлийски, правда?

Шерон все это время стояла в нескольких шагах поодаль.

— Мне пора домой, — наконец сказала она. — Я приду к вам завтра в девять утра.

Его ответ был импульсивным, ему не хотелось, чтобы она сейчас развернулась и ушла до завтрашнего утра. Завтра он может даже и не увидеть ее толком. Не может же он завтра целый день провести в детской. И в конце концов, солнце светит сейчас так приветливо, словно приглашая их на прогулку.

— Давайте немного прогуляемся, — предложил Алекс, опуская дочь на землю. — Мы могли бы спуститься в долину, полюбоваться рекой.

— Река в этом месте грязная, — ответила Шерон. — Лучше пройти вверх по течению, мимо поселка и шахты.

— Хорошо, пройдем вверх по течению, — сказал он. — Так вы согласны?

Он видел, что она колеблется, и с настойчивой требовательностью заглянул ей в глаза, заставляя ее согласиться. Она кивнула, и они двинулись. Между ними была Верити, и только несколько футов отделяло их друг от друга.

Шерон знала, что говорила. Река в этом месте была грязной и распространяла зловоние.

— Неужели в поселке нет канализации? — спросил Алекс и тут же понял, как странно должен был прозвучать его вопрос. Ведь это была его собственность. Он должен был знать об этом.

Она горько усмехнулась:

— Нет, конечно.

— Это, должно быть, вредно влияет на здоровье людей, — сказал Алекс, хмурясь.

— Говорят, на канализацию нет средств, — ответила она. — Я слышала, что нигде в стране не умирает столько детей, как в долинах Южного Уэльса.

Он ужаснулся ее словам и беспокойно посмотрел на речную воду. Вблизи река выглядела почти сточной канавой. А с холмов все казалось таким живописным…

Верити опять оживленно затараторила, рассказывая о занятиях в воскресной школе, и Алекс с удовольствием отвлекся от неприятных размышлений. Сейчас ему не хотелось думать об этом, он обязательно вернется к этому позже, в более подходящее время, и потребует ответа от Барнса. Однако увиденное не давало ему покоя.

— Все-таки нужно что-то делать с отходами производства, — сказал он позже. — Взять хотя бы эти терриконы — разве они украшают пейзаж? — Он с отвращением указал на черные конусы пустой породы рядом с входом в шахту.

— Заводы и шахты не очень красивы, — сказала Шерон. — Но они есть и от них никуда не деться. Разумеется, надо стараться, чтобы они не наносили вреда природе. Мне больно видеть, как моя долина покрывается слоем черной пыли и отвратительной грязи. Раньше здесь было так красиво. Из красоты здешних мест родилась наша музыка, наши песни, полные мечты и любви. Но люди надругались над природой, они…