Алька. 89 - Алек Владимирович Рейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признаться, произошедшее меня не порадовало, не огорчило и не удивило, дурь, конечно, но что поделаешь, были такие дурацкие традиции и на других производствах – не они такие, жизнь такая. Обтёрся чистыми концами, благо в цеху всегда стоял большой ящик, набитый концами – обрезками тряпок, текстильными отходами, вымыл голову, руки и шею хозяйственным мылом, переоделся, занёс матери в здравпункт спецовку и пошёл домой.
В ноябре я сдал экзамен на третий разряд, зарплата моя периодически стала переваливать за сотню, жить стало веселей.
Организация труда на заводе была такова, что у работяг появлялась возможность приработка. Ведь нашей вины в том, что в начале месяца на сборке отсутствовали детали и узлы, не было, поэтому простои оплачивались по тарифу, а вынужденные переработки оплачивались по завышенному тарифу как сверхурочные. Мне, признаться, дороже было личное время, терять его из-за возможности заработать три-пять рублей мне как-то не хотелось, и я, как правило, увиливал поначалу от этих работ, ссылаясь на учёбу в вечерней школе. Меня и не напрягали, мой малый возраст не очень позволял этого, но однажды, в начале месяца, произошла такая история. Начальник производства завода бегал по цеху и уговаривал остаться кого-нибудь задержаться на три четыре часа, помочь с отправкой изделия, собранного накануне. Станок был собран и опробован, но надо было вкрутить рым-болты, присверлить и поставить на место телескопические ограждения направляющих и ещё что-то по мелочи. Поскольку в предыдущем месяце весь цех поголовно работал сверхурочно, закрывая квартальный план, желающих не находилось. Пробежав все сборочные участки и не найдя желающих потрудиться ещё полдня сверхурочно, завцехом остановился у нашей бригады, и понимая, что это его последний шанс выпихнуть станок с завода, без чего, кстати, квартальный план моментально вставал под угрозу срыва, торжественным голосом Левитана, полным значения и важности сообщения, произнёс: «Мужики! Тут работы на три часа, кто остаётся, плачу по десятке». Это было уже серьёзно, десять рублей, червонец или чирик – немалая сумма в те годы. На эти деньги можно было прожить около недели или купить недорогие ботинки, да, наконец, просто три бутылки водки с закуской или провести вечер в хорошем ресторане, народ задумался. Бригадир отмахнулся, сказал, что он не может, и двинулся в раздевалку, за ним потянулись остальные. Завпроизводством стоял с растерянным лицом, но бригадир, видно, смекнув, что без квартального плана не будет и квартальной премии, остановился, повернулся и сказал: «Парни, деньги-то хорошие, кто может, оставайтесь». Остались мы втроём: Виктор Гусев, Саша и я.
Работы, как это всегда бывает, оказалось не три часа, закончили мы где-то около двенадцати ночи, разошлись по домам уставшие, как черти. В ближайшую получку все получили свои кровно заработанные, мне, по каким-то бухгалтерским закавыкам, заработанную прибавку разнесли аж в три ведомости. Я расписался в зарплатной ведомости и двух других, но в сумме червонец никак не получался. В бригаде народ сформулировал сразу: «Об…бали, пид…сы, иди базарь к начальнику цеха». И я пошёл.
Начальник наш в момент моего прихода песочил у себя в кабинете одного из наших слесарей, пьяного в хлам. Увидев меня, спросил: «Тебе чего?» Я объяснил, что, по моему разумению, мне недоплатили. Толян, так заглазно звали его в цеху, в силу его молодости, отвлёкся от своего бесполезного занятия и начал мне объяснять, что по тарифу мы получаем каждый месяц разные суммы, так как число дней в месяцах рознится, что есть подоходный налог, то, сё. Затем взял карандаш, сложил сам на бумажке цифры столбиком, поднял на меня глаза и сказал: «Ну не хватает рубля с небольшим, что ты из-за этого шум будешь поднимать?» Ничего подобного я и не планировал, поэтому поднялся и собрался уходить, но в этот момент недопесоченный слесарь поднял поникшую голову и с большим чувством произнёс: «Петрович, а может, он на этот рубль рассчитывал?» Тут задумался наш Анатолий Петрович и, посидев несколько секунд с опущенной головой, он сказал: «Ладно, дуй в цех, скажу, чтобы добавили тебе рублишко к получке». Не проверял, наверно, добавили.
На восемнадцатилетие ко мне домой пришли Лёсик, он же Борька Стуколин, Витька Медведев – Мокушка, он же Фред, кто-то ещё, не помню, конечно, поиграли на гитаре, поели, попели, попили, в смысле немного выпили, Лесик поймал ёлочную игрушку, которая сорвалась с ёлки, посидели тепло, по-домашнему. Сестра отмечала Новый год где-то с друзьями и со своим парнем Жорой Яковлевым. После Нового года мой рабочий день увеличился на час, вот же суки, эксплуататоры.
С Жорой, Георгием, они встречались уже пару лет, правда, во время нашей совместной поездки в Крым она закрутила роман с крымчанином, невысоким атлетичным парнем. Помнится, к концу нашего пребывания она попросила меня посмотреть, незаметно со стороны, на её нового парня и на то, как они смотрятся вместе, лучше чем когда она с Жорой или хуже. Ничего себе сюжетик, эти бабы выбирают себе нас, как воротник к пальто или сумку к туфлям, но сестра всё ж таки, я посмотрел, вынес однозначное суждение – Жора во всех отношениях круче. Не думаю, что моё мнение было определяющим, но, как когда-то сказал мой друг Вовка Петров, курочка по зёрнышку – весь колхозный двор в говне, оно, возможно, тоже повлияло на её выбор, на следующий год они с Жорой поженились. Мне-то её Жорик нравился, это был толковый парень из интеллигентной семьи, закончил весьма серьёзный вуз, знал два языка, при этом не кичился своим образованием, был лёгок в общении, обладал весёлым нравом, был не дурак выпить. После свадьбы он около года жил у нас, мы с ним хорошо ладили. Ещё в то время, когда они встречались с Катькой у нас, произошёл неприятный инцидент. Катька, почувствовав мощную защиту за спиной, после какой-то пустяковой перепалки со мной полезла по старой привычке руками ко мне в морду и получила оплеуху. Дальше всё по заведённому сценарию, «глубокий обморок», а после него угрозы, что-де её парень меня закопает в палисаднике под окнами.
