Лирика. Поэмы - Александр Блок

И страшен был их взор:

Я знал, что судороги губ

Открыли их позор,

Что пили ночь и забытье,

Но день их опалил…

Как страшно мирное жилье

Для тех, кто изменил!

Им смутно помнились шаги,

Падений тайный страх,

И плыли красные круги

В измученных глазах.

Меня сжимал, как змей, диван,

Пытливый гость – я знал,

Что комнат бархатный туман

Мне душу отравлял.

Но, душу нежную губя,

В себя вонзая нож,

Я в муках узнавал тебя,

Блистательная ложь!

О, запах пламенный духов!

О, шелестящий миг!

О, речи магов и волхвов!

Пергамент желтых книг!

Ты, безымянная! Волхва

Неведомая дочь!

Ты нашептала мне слова,

Свивающие ночь.

Январь 1906

* * *

Твое лицо бледней, чем было

В тот день, когда я подал знак,

Когда, замедлив, торопила

Ты легкий, предвечерний шаг.

Вот я стою, всему покорный,

У немерцающей стены.

Что сердце? Свиток чудотворный,

Где страсть и горе сочтены!

Поверь, мы оба небо знали:

Звездой кровавой ты текла,

Я измерял твой путь в печали,

Когда ты падать начала.

Мы знали знаньем несказанным

Одну и ту же высоту

И вместе пали за туманом,

Чертя уклонную черту.

Но я нашел тебя и встретил

В неосвещенных воротах,

И этот взор – не меньше светел,

Чем был в туманных высотах!

Комета! Я прочел в светилах

Всю повесть раннюю твою,

И лживый блеск созвездий милых

Под черным шелком узнаю!

Ты путь свершаешь предо мною,

Уходишь в тени, как тогда,

И то же небо за тобою,

И шлейф влачишь, как та звезда!

Не медли, в темных тенях кроясь,

Не бойся вспомнить и взглянуть.

Серебряный твой узкий пояс —

Сужденный магу млечный путь.

Март 1906

НЕЗНАКОМКА

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный,

Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирён и оглушен.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!»[5] кричат.

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

24 апреля 1906. Озерки

* * *

Там дамы щеголяют модами,

Там всякий лицеист остёр —

Над скукой дач, над огородами,

Над пылью солнечных озер.

Туда манит перстами алыми

И дачников волнует зря

Над запыленными вокзалами

Недостижимая заря.

Там, где скучаю так мучительно,

Ко мне приходит иногда

Она – бесстыдно упоительна

И унизительно горда.

За толстыми пивными кружками,

За сном привычной суеты

Сквозит вуаль, покрытый мушками,

Глаза и мелкие черты.

Чего же жду я, очарованный

Моей счастливою звездой,

И оглушенный и взволнованный

Вином, зарею и тобой?

Вздыхая древними поверьями,

Шелками черными шумна,

Под шлемом с траурными перьями

И ты вином оглушена?

Средь этой пошлости таинственной,

Скажи, что делать мне с тобой —

Недостижимой и единственной,

Как вечер дымно-голубой?

Апрель 1906 – 28 апреля 1911

* * *

Передвечернею порою

Сходил я в сумерки с горы,

И вот передо мной – за мглою —

Черты печальные сестры.

Она идет неслышным шагом,

За нею шевелится мгла,

И по долинам, по оврагам

Вздыхают груди без числа.

«Сестра, откуда в дождь и холод

Идешь с печальною толпой,

Кого бичами выгнал голод

В могилы жизни кочевой?»

Вот подошла, остановилась

И факел подняла во мгле,

И тихим светом озарилось

Всё, что незримо на земле.

И там, в канавах придорожных,

Я, содрогаясь, разглядел

Черты мучений невозможных

И корчи ослабевших тел.

И вновь опущен факел душный,

И, улыбаясь мне, прошла —

Такой же дымной и воздушной,

Как окружающая мгла.

Но я запомнил эти лица

И тишину пустых орбит,

И обреченных вереница

Передо мной всегда стоит.

Сентябрь 1906

ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ

Мы встретились с тобою в храме

И жили в радостном саду,

Но вот зловонными дворами

Пошли к проклятью и труду.

Мы миновали все ворота

И в каждом видели окне,

Как тяжело лежит работа

На каждой согнутой спине.

И вот пошли туда, где будем

Мы жить под низким потолком,

Где прокляли друг друга люди,

Убитые своим трудом.

Стараясь не запачкать платья,

Ты шла меж спящих на полу;

Но самый сон их был проклятье,

Вон там – в заплеванном углу…

Ты обернулась, заглянула

Доверчиво в мои глаза…

И на щеке моей блеснула,

Скатилась пьяная слеза.

Нет! Счастье – праздная забота,

Ведь молодость давно прошла.

Нам скоротает век работа,

Мне – молоток, тебе – игла.

Сиди, да шей, смотри в окошко,

Людей повсюду гонит труд,

А те, кому трудней немножко,

Те песни длинные поют.

Я близ тебя работать стану,

Авось, ты не припомнишь мне,

Что я увидел дно стакана,

Топя отчаянье в вине.

Сентябрь 1906

В ОКТЯБРЕ

Открыл окно. Какая хмурая

Столица в октябре!

Забитая лошадка бурая

Гуляет на дворе.

Снежинка легкою пушинкою

Порхает на ветру,

И елка слабенькой вершинкою

Мотает на юру.

Жилось легко, жилось и молодо —

Прошла моя пора.

Вон – мальчик, посинев от холода,

Дрожит среди двора.

Всё, всё по старому, бывалому,

И будет как всегда:

Лошадке и мальчишке малому

Не сладки холода.

Да и меня без всяких поводов

Загнали на чердак.

Никто моих не слушал доводов,

И вышел мой табак.

А всё хочу свободной волею

Свободного житья,

Хоть нет звезды счастливой более

С тех пор, как запил я!

Давно звезда в стакан мой канула, —

Ужели навсегда?..

И вот душа опять воспрянула:

Со мной моя звезда!

Вот, вот – в глазах плывет манящая,

Качается в окне…

И жизнь начнется настоящая,

И крылья будут мне!

И даже всё мое имущество

С собою захвачу!

Познал, познал свое могущество!..

Вот вскрикнул… и лечу!

Лечу, лечу к мальчишке малому,

Средь вихря и огня…

Всё, всё по старому, бывалому,

Да только – без меня!

Октябрь 1906

* * *

К вечеру вышло тихое солнце,

И ветер понес дымки из труб.

Хорошо прислониться к дверному косяку

После ночной попойки моей.

Многое миновалось

И много будет еще,

Но никогда не перестанет радоваться сердце

Тихою радостью

О том, что вы придете,

Сядете на этом старом диване

И скажете простые слова

При тихом вечернем солнце,

После моей ночной попойки.

Я люблю ваше тонкое имя,

Ваши руки и плечи

И черный платок.

Октябрь 1906

* * *

Ночь. Город угомонился.

За большим окном

Тихо и торжественно.

Как будто человек умирает.

Но там стоит просто грустный,

Расстроенный неудачей,

С открытым воротом,