Корсар. Наваждение - Петр Катериничев

А тот тем временем прикуривал от зажигалки длинную коричневую сигарету. Корсар сделал к Савельеву шаг, другой… Неожиданно для себя почувствовал, как ночные тени словно исчезли: все сделалось резким, рельефным, будто вырезанным из мягкого и гибкого металла, – деревья, автомобили, дальше силуэты домов – все! И – полупрофиль Ивана Ильича – вот он, рядом… Мысли путались, вернее, они летели сами по себе: «Смерть Ивана Ильича» – вспомнилось название толстовской пьесы, потом – словно каркающий скрежет врезался в перепонки: это «профессор» встретил летящего на него Корсара фразой:

– И куда-то вы всё спешите, молодой человек? Мы успеем…

– «…В гости к Богу не бывает опозданий…» – само собою запело где-то в потаенных глубинах совсем недальней памяти и – смолкло: Корсар сделал ложный выпад и – бросил ладонь в незащищенную шею визави…

Иван Ильич ушел легким полунырком, набрав этим разворотом силу и вложив ее в тычок собственного кулака, сжимающего зажигалку, точно вписавшуюся, словно свинцовая «закладка», в сжатую ладонь. Кулак «профессора» врезался Корсару в солнечное сплетение с силой механической кувалды, и не просто сбил дыхание – Дима почувствовал привкус чего-то горького и – провалился в темный омут забвения.

Мотоциклист в закрытом шлеме-полусфере, похожий на марсианина, весь в черном, подкатил к дальнему парапету и скрылся в непроглядной тени деревьев. Без суеты открыл кейс, вынул сложенную вдвое винтовку, разложил без единого лязга, – места соединений были «обуты» в темную прочную резину; в одно касание прикрепил оптический ночной прицел, вскинул винтовку, приподнял забрало шлема, увидел сквозь оптику беседующих Корсара и «профессора», кивнул сам себе удовлетворенно…

Вытащил из того же кейса штатив-треногу, установил на него и настроил раструб слуховой трубы, включил усилитель и генератор, убрал помехи, вставил наушник, услышал характерный голос Ивана Ильича…

– «…Цвел юноша вечор, а нонче – помер. И вот его четыре старика на согбенных плечах несут в могилу…» Так, кажется, у классика нашего, Александра Сергеевича… А вы как неловко ступаете, молодой человек? Так и расшибиться недолго. Словно не в нашем отечестве буйственном живете, и в веке – чужом… Поднимайтесь, душа моя; раз я пригласил на разговор, вам не отвертеться…

Савельев пыхнул сигаретой, распространявшей окрест аромат и гаванской сигары, и вишневого дымка… Склонив голову, пояснил поднявшемуся на ноги и слегка покачивающемуся от неушедшего еще головокружения Корсару:

– …а все дело в том, молодой человек, что мы никого не завлекаем обманом или силой…

– Кто – вы?

– И это узнаете со временем… если оно у вас будет.

– От чего или от кого сие зависит?

– От вас.

– Так я – за. Кто-то против?

– Скажем так, не все среди нас… настроены к вам… лояльно. Есть мнение, что вы и так задержались в этом мире… С такой прытью, как у вас, Дмитрий…

– Но есть и другое?

– Да.

– Я вам нужен.

– В той или иной степени. Всего лишь. Не вы, так другой…

– Мы говорим ни о чем.

– Просто я хочу, чтобы вы поняли правильно… Люди приходят к нам сами, чтобы мы… разбудили в каждом те дремлющие способности, о которых они и не подозревают… Все желают быть успешными, здоровыми, богатыми…

– И чем за это платят? Уж не душой ли?

«Профессор» поморщился:

– Бросьте нести чепуху, вы же мыслящий человек! Если люди и – «люди». И вы об этом прекрасно осведомлены. Одни – способны к высоким полетам мысли и духа, к сотворению этого мира, другие – всего лишь тела, наделенные функциями…

– «Овощи»?

– Есть и такие, но это – крайняя степень. Впрочем, олигофрения уже давно привычна и незамечаема в нашем милом, терпимом обществе. Но больше всего – так называемых «здравомыслящих». Их общая задача – «крутить маховик». Пока все не разнесет к черту!

– Про маховик – это вы сильно. А про черта – вообще поэтика Аристотеля!

– Корсар, не нужно умничать!

– А что нужно-то? Быть покорным, богатым и здоровым? Так я готов! «Будь готов всегда во всем, будь готов ты и ночью и днем, чем смелее идем к нашей цели, тем быстрее к победе придем…»

– В детском хоре вы, кажется, не пели.

– Но пионерию застал. Краем. «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой, край родной, навек любимый, где найдешь еще такой…»

– Прекратите паясничать, Корсар! Край у него – «любимый»!

Улыбка застыла на лице Дмитрия гуттаперчевой маской.

– «…а беда хоть тяжела, да об острые края задержалася…»

«Профессор» прищурился, внимательно приглядываясь в неверном ночном свете к малейшим переменам на лице Корсара. Хмыкнул:

– Так и есть. Паяц. Клоун.

– Шутник. Джокер, – в тон ему добавил Корсар.

– Ну, до Джокера тебе…

– Как обезьяне. До Китая – раком. Прямоходящей обезьяне, есссссс-но. Итак? Со мною все будет как и мечталось: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет!» Так? И – жить стану долго и счастливо? С кем? Со всеми самками подходящего экстерьера! Это – бодрит! Очень бодрит. Как там, у народа?

– «Поживешь подольше – увидишь побольше».

– Вот именно. Так почему я все еще жив?

– Если коротко… ты – умеешь догадываться. А тот, кто умеет догадываться, имеет право на то, чтобы знать.

– Спасибо, барин, за доброту и ласку…

– Опять ерничаете, Корсар.

– Да уж куда мне… Итак: моей мученической кончине через двенадцать – пардон, уже одиннадцать часов – есть альтернатива? Так обозначьте смелее, герр профессор!

– Это просто. Мы сделаем вам еще одну инъекцию, и вы – станете своим.

– Да? – Корсар вынимает из планшета лист рукописи с древним рисунком. На нем – человек с пустыми глазами и застывшим лицом. – Таким?

– Ну зачем же так примитивно? С тех пор тысяч пять с половиной годков минуло. И мы кое-чему научились…

– Но я стану… подконтрольным? Душой и телом?

– Контролируйте сами как хотите – и первое и второе, – явно устало отмахнулся Савельев. – Просто от того, что вы уже получили в дар и еще получите, вы не захотите отказаться!

– Вы уверены?

– Абсолютно. За… много-много лет – никто не отказался. Никто.

– Профессор, анекдот хотите? Мужик покупает водку в ночном ларьке, спрашивает: «Не паленая? Не отравлюсь я?» – «Ну что вы! – отвечает продавец. – Никто не возвращался, не жаловался».

Иван Ильич поморщился:

– Это все, что вы хотите сказать?

– Нет. Но выводы сделать хочу. Пока не поздно.

– Для нас – никогда не поздно.

– Профессор, а другой анекдот помните? Больной с трепетом спрашивает врача после операции: «Доктор, я жить буду?» – «Будете, батенька… – вздыхает доктор, смотрит на пациента долго и сочувственно и добавляет: – А – зачем?» Вот и я спрашиваю: зачем?