Возвращение со звезд. Футурологический конгресс - Лем Станислав

– А могу я сослаться на вас?..

– Конечно.

Он горячо поблагодарил. Я был немного разочарован. И всего-то? Но благодаря этому разговору между нами уже возникла какая-то профессиональная связь, и я в свою очередь спросил Марджера о значении его работы; я не знал, что собой представляет селекстанция, которую он должен был контролировать.

– Ах, ничего интересного. Просто склад лома… ничего больше. Мне бы хотелось заняться теорией, а эта моя работа – своеобразная практика, к тому же не очень-то нужная.

– Практика? Работа на складе лома? Почему? Ведь вы же кибернетик, значит…

– На складе кибернетического лома, – объяснил он, криво улыбнувшись, и добавил, как бы слегка пренебрежительно: – Мы, знаете ли, очень бережливы. Ничего не должно пропадать зря… В своем институте я мог бы показать вам немало интересных вещей, но тут… что делать…

Он пожал плечами. Глидер свернул с шоссе и через высокие металлические ворота въехал на просторный фабричный двор; я видел ряды транспортеров, башенные краны, нечто вроде модернизированного мартена.

– Теперь машина в вашем распоряжении, – сказал Марджер.

Из окошка в стене, около которой мы остановились, высунулся робот и что-то сказал. Марджер вышел; я видел, как он усиленно жестикулирует, пытаясь что-то объяснить роботу, потом вдруг повернулся ко мне, озабоченный.

– Хорошенькая история, – сказал он. – Глюр заболел… это мой коллега, одному мне нельзя; как же быть?!

– А в чем дело? – спросил я и тоже вышел из машины.

– Контроль должны производить двое, минимум двое, – объяснил он. Вдруг его лицо просветлело. – Послушайте, Брегг! Вы ведь тоже кибернетик! Если б вы согласились?!

– Ого, – усмехнулся я, – кибернетик? Ископаемый, добавьте. Я же ничего этого не знаю.

– Да ведь это чистейшая формальность! – прервал он. – Техническую сторону я, конечно, возьму на себя. Вам надо будет только расписаться, ничего больше!

– В самом деле? – медленно ответил я. Я прекрасно понимал, что он спешит к жене, но я не люблю изображать того, кем я не являюсь, роль подставного лица не по мне, и я сказал ему об этом, правда, в несколько смягченной форме. Он поднял руки, будто защищаясь.

– Не поймите меня превратно! Если только вы спешите?.. Ведь у вас какие-то дела в городе. Так я уж… как-нибудь… извините, что…

– Дела подождут, – ответил я. – Пожалуйста, рассказывайте; я помогу, если это будет в моих силах.

Мы вошли в белое, стоящее немного на отшибе здание; Марджер повел меня по коридору, удивительно пустому; в нишах стояло несколько неподвижных роботов. В небольшом, скромно обставленном кабинете он вынул из стенного шкафа пачку бумаг и, раскладывая их на столе, начал объяснять, в чем состоит его – вернее, наша – задача. В лекторы он не годился: очень скоро я усомнился в его возможностях как теоретика: он то и дело ссылался на якобы известные мне истины, о которых в действительности я не имел ни малейшего понятия. Приходилось все время прерывать его и задавать постыдно элементарные вопросы, но он, по понятным причинам заинтересованный в том, чтобы не обидеть меня, принимал все проявления моего невежества почти как добродетели. В конце концов я уяснил, что вот уже несколько десятилетий существует полное разделение в сфере производства и в жизни.

Полностью автоматизированное производство находилось под надзором роботов, за которыми, в свою очередь, присматривали другие роботы. Для людей здесь места уже не оставалось. Общество существовало само по себе, а автоматы и роботы – сами по себе; и только, чтобы не допустить непредвиденных отклонений в раз навсегда установленном порядке механической армии труда, необходимы были периодические проверки, проводимые специалистами. Марджер был одним из них.

– Не сомневаюсь, – говорил он, – что все окажется в норме, мы проверим основные звенья процессов, распишемся – и конец.

– Но ведь я даже не знаю, что тут производится… – показал я на корпуса за окном.

– Да ничего! – воскликнул он. – В том-то и дело, что ничего – это просто склад лома… я же вам говорил.

Мне не очень-то нравилась эта неожиданно навязанная роль, но отказаться было уже неудобно.

– Ладно… ну а что я, собственно, должен делать?

– То же, что и я: обойти агрегаты…

Мы оставили бумаги в кабинете и пошли в контрольный обход. Первой была большая сортировочная, в которой автоматические грейферы хватали сразу целые кипы металлических листов, погнутых, разбитых корпусов, сминали их и бросали под прессы. Вылетающие оттуда блоки по конвейеру отправлялись на главный транспортер. У входа Марджер прикрыл лицо небольшой маской с фильтром и протянул мне такую же; переговариваться стало невозможно – грохот стоял страшный. В воздухе плавала ржавая пыль, красноватыми облаками валившая из-под прессов. Мы пересекли следующий цех, тоже полный гомона, и эскалатором поднялись на второй этаж, где ряды блюмингов поглощали сыплющийся из воронок лом, более мелкий, уже совершенно бесформенный. Воздушная галерея вела к противоположному зданию. Там Марджер проверил записи контрольных приборов, и мы вышли на фабричный двор, где нам преградил путь робот и сказал, что инженер Глюр просит Марджера к телефону.

– Извините. Я на минутку! – крикнул Марджер и побежал к стоящему неподалеку застекленному павильону.

Я остался один на раскаленных от солнца каменных плитах двора. Огляделся: корпуса на противоположной стороне площади мы уже осмотрели – это были сортировочные залы блюмингов; расстояние и звукоизоляция сделали свое дело: оттуда не долетало ни звука. За павильоном, в котором исчез Марджер, стояло на отшибе низкое, очень длинное здание, что-то вроде металлического барака; я направился к нему в поисках тени, но его железные стены полыхали жаром. Я уже хотел отойти, когда до моего слуха донесся странный звук, плывущий изнутри барака, неопределенный, не похожий на отголоски работы машин; пройдя шагов тридцать, я наткнулся на стальную дверь, перед которой стоял робот. Увидев меня, он открыл дверь и отступил в сторону. Непонятные звуки усилились. Я заглянул внутрь, там было не так темно, как показалось в первый момент. От убийственного жара раскаленного металла я едва дышал и ушел бы тотчас, если б меня не поразило то, что я услышал. Это были человеческие голоса, искаженные, сливающиеся в хриплый хор, неясные, бормочущие, словно во мраке бубнили десятки испорченных телефонов; едва я сделал несколько шагов, как что-то хрустнуло под ногой, и оттуда явственно прозвучало:

– Прошшу вуас… прошшу вуас… ббудьте любеззны…

Я остолбенел. Душный воздух имел привкус железа. Шепот плыл снизу:

– Ббудьте любеззны осмотреть… прошшу вуас…

К нему присоединился второй, мерно декламирующий, монотонный голос:

– Эксцентренная аномалия… шаровая асимптота… полюса в бесконечности… линейные подсистемы… голономные системы… полуметрические пространства… сферические пространства… конические пространства… хронические пространства…

– Прошшу вуас… к вашим усслугам… будьте любеззны… прошшу вуас…

Полумрак кишел хрипящими шепотками; среди них громче других пробивалось:

– Слизь планетная живая, болото ее гниющее, есть заря бытия, вступительная фаза, и грядет из кровянистых, из тестовато-мозговых медь обольстительная…

– Бряк… бреак… брабзель… бе… бре… проверка…

– Класс мнимых… класс множеств… класс нулевой… класс классов…

– Прошшу вуас… ббудьте любеззны осмотреть…

– Цццчччтттихо…

– Ты…

– Ссо…

– Сышишь меня…

– Сышу…

– Можешь до меня дотронуться!..

– Бряк-бреак-брабзель…

– Мне нечем…

– Жжаль… а то бы… увидел, какой я блестящий и холодный…

– Отдайте мне… до… доспехи, меч златой…

– Ли… лишенному наас… нааследства, ночью…

– Вот последние усилия шествующего ступающей инкарцеррацией мастера четвертования и распарывания, ибо восходит, ибо восходит трижды безлюдное царство…

– Я новый… я совершенно новый… у меня никогда не было замыкания на корпус… я же могу… прошу вас…