Встреча, которой не было - Екатерина Островская

Вот такие мысли крутились в голове Насти.

– Что ты молчишь? – обратилась к ней Валентина Николаевна.

– Он, конечно, ни при чем, – ответила Анастасия.

– Кто? – не поняла мама. – Ты о чем вообще думаешь?

Она обернулась на Воронину и пожала плечами. А Светлана в ответ вздохнула. Вероятно, за короткий срок тесного общения, за те два дня, что Настя прожила в доме Иволги, они научились понимать друг друга без слов. О чем они говорили наедине? Естественно, Стрижак-старшая жаловалась на дочь, а Светка поддакивала и со всем соглашалась. Или они обсуждали размеры сумм, которые собирается выделить им Селезнев – в этом случае Светка строила планы, подсчитывала, а Валентина Николаевна, скорее всего, внимательно слушала, изображая душевные муки и сомнения, стоит ли соглашаться на неожиданное предложение. И ведь обе не жадные – неужели возможность внезапно разбогатеть так меняет человека?

Настя изучающе смотрела на обеих, а Валентина Николаевна, перехватив ее взгляд, махнула рукой и направилась в дом.

Воронина махнула ей вслед, а когда мать подруги скрывалась за дверью, шепнула:

– Она очень за тебя переживает. Почему-то ей кажется, что Селезнев этими деньгами покупает ее согласие.

– Согласие на что и о какой сумме идет речь? – не выдержала Настя. – Мои отношения с Игорем – это наши дела. И не надо это ни с кем обсуждать… Я же не даю тебе советов, как вести себя с Максом.

– А я-то что? – растерялась подруга.

Настя посмотрела на нее и пожалела, что вообще пришла сюда. И вдруг подумала, что ведь это ее родной дом, который вдруг стал чужим, потому что здесь за ее спиной происходит нечто враждебное, чего она не ждет и вовсе не желает. Хуже всего, что в этом участвуют Светка – единственная близкая подруга, которой она, может быть, не всегда доверяла, но на которую все же могла иногда опереться, и мама – единственно родной и близкий человек. Тут она вспомнила, что теперь у нее есть Селезнев, и стало немного спокойнее, но все равно сердце грызла тревога. Потому что его не было рядом. Игорь исчезает внезапно, и пусть он уезжает или уходит куда-то ненадолго, но все же никогда не посвящает ее в свои планы.

Заходить в свой дом уже не было никакого желания, и она вернулась к калитке. А подруга смотрела ей вслед, Настя спиной чувствовала ее взгляд и даже представляла выражение лица, но Светка не сказала ни слова, и только когда Стрижак уже толкнула калитку и собиралась выйти, крикнула:

– Завтра мать прилетает вместе со своим Майклом!

Настя почти не задержалась, обернулась на ходу и махнула рукой.

– Welcome.

Вышла на дорогу и все же услышала, как Воронина очень серьезно бросила ей вдогонку:

– Злая ты!

Анастасия брела к дому Иволги в окружении телохранителей, раздраженная тем, что сейчас произошло. Но ведь ничего не случилось, она ни с кем не поссорилась, ей никто не выговаривал за какие-то проступки, никто не смеялся над ее промахами, а значит, для переживаний нет оснований. То, что ее огорчает, находится внутри нее самой. Возможно, это разлука с Селезневым так действует, но ведь она ненадолго, скоро он вернется, а потому злиться не стоит.

Она вернулась в дом Селезнева, где было пусто и одиноко. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Не с кем-нибудь, разумеется, а с Игорем, но его не было, и он не звонил. Тогда она сама решила позвонить. Уже набрала номер, но тут же сбросила вызов. И зачем-то стала вызывать Джессику. Та отозвалась не сразу, голос ее был сонным. Наконец, сообразив, кто звонит, писательница произнесла: «Загляни в почту, я тебе отправила кое-что интересное…»

Настя поднялась в пустую спальню, где нечего было делать, разве что заправить неприбранную постель, а потом сидеть в кресле у окна, за которым не было ничего интересного: над лесом летали сороки, и верхушки елей золотило солнце. Снова зазвонил телефон: на этот раз ее вызывал Селезнев. Она хотела сказать, что скучает и ей надо о многом с ним поговорить. Но, услышав короткую фразу, что он скоро освободится и подъедет, только спросила: «Могу я воспользоваться твоим компьютером, чтобы проверить почту?»

– Могла бы и не спрашивать, – ответил Игорь Егорович, – в кабинете на столе компьютер, когда надо, садись и работай. И вообще, это теперь твой дом: что хочешь, то и делай…

Но работать не хотелось, да и посланные Джессикой Стоун сообщения не интересовали. И все равно надо было как-то убить время. Настя посмотрела еще немного в окно, потом вышла из спальни, заглянула в кабинет, увидела рабочий стол и компьютер на нем. Вошла, осмотрелась. Она не бывала в этой комнате прежде. Показывая дом, Селезнев открыл перед ней дверь кабинета, но она успела увидеть лишь стеллажи с книгами. А теперь разглядела все подробно. Книги, несколько жестяных кубков с гравировками… Анастасия взяла один в руки и прочитала: «Победителю первенства города среди школьников в среднем весе»… Вернула кубок на место. Потом увидела фотографии на стене: увеличенный военный снимок, на котором возле орудия был запечатлен молодой офицер… Потом тот же офицер с двумя бойцами на краю поля, на котором можно было разглядеть подбитые танки. Изображение газетной полосы военного времени со статьей «И один в поле воин»… И здесь тоже была фотография отца Селезнева. Настя приблизилась, чтобы прочитать текст, но ее внимание отвлек свадебный снимок родителей Игоря Егоровича. Отец в военном кителе, на груди – ордена и медали, а к его плечу склоняет голову молоденькая и счастливая девушка… Настя вглядывалась в их лица, словно знакомясь с этими людьми… А когда отступила и едва повернула голову, увидела фотографию девушки – темноволосой, с челкой почти до самых глаз… Поняла, кто это. И сердце сжалось от жалости к ней, незнакомой и, вероятно, до сих пор любимой человеком, которого любит она сама.

Отошла к столу и опустилась в кресло с высокой кожаной спинкой, снова посмотрела на Иволгу. И только потом придвинула к себе клавиатуру.

Компьютер находился в спящем режиме, и едва Настя коснулась кнопок, экран вспыхнул, и на нем появился текст.

…Я проснулся от непонятных звуков: что-то негромко звякало, словно где-то неподалеку паслась корова с колокольчиком на шее. Далее последовал другой звук – звонкий и плоский, как будто некто, утомленный ленью, в нудном однообразии, развлекаясь или просто от скуки, шлепал себя по голой заднице. Открывать глаза не хотелось, мне даже не разобрать было – утро сейчас или день. Но солнце припекало спину, и что-то покалывало мне грудь и живот. Пришлось возвращаться в реальный мир. Я лежал на мелкой, пропахшей речной тиной гальке, слабый ветер покачивал камыши и ветки ракитника, склонившиеся над водой в надежде разглядеть сквозь мелкую рябь свое отражение. Тут же стояла лодка; мелкие волны набегали и плескали в ее борт с тем самым плоским и звонким звуком. Лодка была привязана цепью к колышку, вбитому в берег. Лодка слегка покачивалась, а цепь звякала. Все это приблизилось к моим глазам и впечаталось в сознание так стремительно, что не было времени задуматься, где я нахожусь, потому что в лодке сидели мои родители. Они были такими, как прежде, такими, какими я помню их со своих детских лет – может быть, даже с того времени, когда начал вообще что-либо помнить. Мама в платье из тонкого голубого бархата – в том самом, купленном на послевоенной барахолке и долгое время висевшем потом в шкафу. А на отце был китель без погон, но со всеми боевыми наградами, которые я однажды чуть не потерял. Оба улыбались мне. Я поднялся, шагнул к ним в радостном непонимании, как они оказались здесь, в нашем мире. Отец тоже выпрямился и протянул руку, но только не мне, а внезапно появившейся из-за моей спины Насте, она взяла протянутую ей ладонь и, легко взлетев, перемахнула через борт. Мама обняла ее и поцеловала. И тут же лодка стала медленно отдаляться от берега. Я бросился следом и уже вошел в реку, но лодка уплывала от меня все дальше и дальше, хотя никто ею не управлял. Течение подхватило суденышко и несло в сумеречный туман, которому не было ни конца ни края. Отчаянно закричали чайки. Все стихло и все пропало. Я задохнулся от горя и только тогда проснулся…

Текст на этом не заканчивался, но Настя решила больше не читать. Вошла в Интернет, открыла свою страничку и увидела фотографии Аманды, сделанные накануне в популярном нью-йоркском ночном клубе. На писательнице было черное декольтированное платье, на груди сверкало колье с бриллиантами. За ее столиком сидел улыбающийся известный американский издатель и неопределенных лет блондинка с нарощенными ресницами и накачанными губами. Еще Джессика Стоун прислала контракт с Анастасией Стрижак на оказание содействия в создании книги «Холодный сентябрь и немного страсти»…