О пользе проклятий - Оксана Панкеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
«Таблетки на Блюхера» — всегда отличный прихо… э-э-э… сервис!
Масяня— Кантор! Смотри сюда! На меня смотри! Сколько пальцев ты видишь?
Он попытался вглядеться в туманные круги перед глазами и простонал:
— Ни хрена не вижу… Где я?
— Где надо, — кратко ответил деловитый женский голос. — Давайте-ка еще раз.
Он почувствовал, как к его голове прикасаются чьи-то руки, и боль слабеет.
— Смотри теперь, — снова обратился к нему голос. — Что ты видишь?
— Что-то белое, — с трудом выговорил Кантор, пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос.
— А слышишь хорошо?
— Да.
— Голова болит?
— Да.
— Тошнит?
— Еще как.
— Поверните его на бок, — скомандовала женщина. — А то еще захлебнется. Не на этот, на другой.
Туман слегка прояснился, и он обнаружил, что лежит на чем-то вроде стола.
— Не двигайся, — скомандовал все тот же голос. — Буду шить.
Кантор наконец узнал эти резкие командирские интонации.
— Стелла?
— Очень хорошо, — одобрительно сказала женщина, ковыряясь у него в волосах. — Узнал. Это радует. Красоту пришлось попортить, но ничего, волосы не голова, отрастут. Сейчас будет больно…
— Как я сюда попал? — спросил он и тут же стиснул зубы, так как Стелла, видимо, принялась шить.
— В карете «скорой помощи», — пояснила она. — Как голова?
— Лучше. Что со мной?
— Что ты помнишь?
Он напряг память и с трудом вспомнил, что с кем-то целовался на улице. Потом — драку и девушку с пистолетом.
— Ольгу помню, — сказал он. — И пистолет.
— А как она фанги нажралась, помнишь?
— Какой фанги?
— Твоей, засранец. Я все скажу Амарго, пусть он тебе клизму трехведерную поставит за наркотики.
Кантор прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. При чем тут наркотики? Ольга сама по себе, а фанга лежала себе в кармане и никого не трогала…
— Не помню, — сказал он.
— А кто ее трахал, тоже не помнишь?
— А ее кто-то трахал? — Кантор попытался подняться, но голова взорвалась новой волной боли, и его тут же стошнило.
— Понятно, — так же холодно и невозмутимо сказала Стелла и скомандовала: — Все, вытирайте стол, перевязывайте, и можно дальше колдовать.
— На первый раз хватит, — отозвался другой женский голос, мягкий и певучий. — Теперь ему надо полежать, а еще лучше — поспать.
— Послушайте, матушка Нивуль, в моем кабинете сидят несколько разгневанных людей, которые горят желанием его добить, а он не может ни слова сказать в свое оправдание. Что можно сделать?
— Ничего. Память сама восстановится за пару дней, а колдовством тут не поможешь. Спросите лучше у девушки. Как она себя чувствует?
— Еще не знаю. Ею занимается отец Флоренто и медсестры. Моя помощь там не требуется.
— Попробуйте расспросить ее, как только придет в сознание. У нее провалов в памяти не должно быть.
— Что случилось? — простонал Кантор. — Стелла, объясни. Что с Ольгой? И с моей головой?
Стелла обошла стол, так чтобы он мог ее видеть, и снова показала три пальца.
— Сколько пальцев?
— Три. Объясни же, что случилось.
— Что-что… — Стелла отошла в сторону и достала сигарету. — Сотрясение мозга с тобой случилось, наркоман-склеротик! Череп у тебя хороший, крепкий. Чего нельзя сказать о его содержимом. О мозгах то бишь. Я вообще сомневаюсь в их существовании. Что ты делал у Ольги?
— Музыку слушал… — с трудом вспомнил Кантор.
— Молодец, — одобрила Стелла. — А еще? Думай. Кто ее трахал и каким образом она наелась фанги в таком количестве, что ее до сих пор откачивают?
— Не помню… Может, и я… А может, и нет…
— Ты? У тебя что, галлюцинации? Ты хоть помнишь, кто ты такой?
Скрипнула дверь, и девичий голосок спросил:
— Мэтресса Стелла, что у вас?
— Ничего, — отозвалась Стелла. — Сотрясение и амнезия. А что там Ольга?
— Еще работают. Что ребятам сказать?
— Пусть идут домой и не шляются по клинике. И ничего пока не говорят королю, не хватало, чтобы сюда еще его величество заявился и потребовал объяснений. Сами-то они что думают?
— До сих пор спорят. Элмар говорит, что он ее накачал наркотиками сверх меры и сбежал, бросив на произвол судьбы. Жак считает, что она пыталась покончить с собой, потому что он ее изнасиловал. А Азиль утверждает, что действует проклятие и что ей не надо было связываться ни с кем, кроме своего «мертвого супруга». Вот, дескать, связалась, отдалась, и как результат — оба в больнице.
— Выгоняй этих философов и попробуй расспросить Ольгу, когда придет в себя. Ерунду какую-то городят…
Дверь хлопнула, и по коридору простучали каблучки.
— Вспомнил еще что-нибудь? — спросила Стелла. — Гипотезы наших гениев тебе ничего не напомнили?
— Я ее не насиловал, — только и смог выговорить Кантор.
— Вот в это охотно верю. Попробуй еще что-нибудь вспомнить.
Кантор закрыл глаза и перевернулся на спину.
— Меня что, били? — спросил он. — Или я сам упал?
— Не то чтобы били… Но разок приложили.
— Чем?
— Кулаком, дружок. Голым кулаком. А затылок ты рассадил о ступеньки в подъезде, когда падал.
— Кто? За что?
— Ты же слышал за что. Считают, что ты виноват. А его высочество не любитель долгих разборок. Как тебя угораздило вернуться? Элмар тебя увидел и тут же, не говоря ни слова, приголубил по-геройски. А кулак у его высочества сам знаешь какой. Радуйся, что череп не треснул. Попробуй вспомнить по порядку. Вот слушали вы музыку. Дальше что?
— Куда-то ходили… Не помню… Целовались на улице…
— Кто целовался на улице?
— Мы с Ольгой.
— Нет, у тебя точно психика пострадала. Что ты еще помнишь?
— «Пинк Флойд», — всплыло в памяти Кантора. — И фанга. Один шарик на двоих.
— А сколько у тебя оставалось?
— Не помню… С десяток.
— А где набрались? От вас обоих перегар такой, что без закуски не вдохнешь.
— Не помню.
— А что помнишь?
— Кроссовки, — сказал Кантор. — Белая обувь для занятий спортом… Трусики помню. Маленькие, совсем крошечные… кружевной лоскуток.
— Какие трусики? Опомнись! Не путай воспоминания с эротическими фантазиями, фетишист!
— Это не фантазии, — возразил Кантор. — Я вспомнил. У Ольги были такие трусики. Мне еще жалко было их снимать, и я их просто отодвинул… И застежку на штанах помню, я не знал, как ее расстегнуть… Я еще тогда подумал: чего я только с женщин не снимал, даже доспехи, а такого ни разу не видел… Стелла, я действительно с ней… да, было… но я ее не насиловал. Это точно. Она сама сказала, как расстегнуть. И она смеялась…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});