Всемирный, глобальный, надвигающийся (сборник) - Андрей Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего творишь, дефлюцинат!! – рявкнул папаша, но было поздно – движение корабля резко затормозилось. С потолка отсека облачком осыпалась штукатурка.
– И что теперь? – дрогнувшим голосом спросил сын.
– Всё. Встали, – сказал папаша, сматюгнулся и присел на табурет. – На орбите повисли, кажись.
Про подобные ситуации сын ничего не слышал, и что делать не знал. Возникла неловкая пауза.
– Надо обратно нырять, да? – спросил Остап наконец.
– Тебя чему в бурсе учили? – недовольно рявкнул Шон, поднялся и пошёл к туалету. – Сразу нельзя. Думай.
Остап потёр виски. Думать он не любил и считал это чрезвычайно вредным занятием, но иногда выхода не оставалось. Поднялся и посмотрел в иллюминатор. Очертания созвездий показались ему странными, немного неестественным – звёзды светили тускло, и возникло непонятное чувство, что такого места в галактике не может быть.
Юноша попытался вспомнить курс гиповождения. Корабль, вставший на орбиту, должен погрузиться в невесомость, а раз этого не произошло… Остап рванул к прозрачному люку, под которым, по уму должна крутиться востроскруча – огромное бестелесное космическое существо, напоминающее юлу. Его назначением было создание искусственной силы тяжести, и во время посадки она должна была автоматически останавливаться. На люке стояло несколько коробок с конфетами. Конфеты были основным грузом, закупленным в этот раз отцом – по слухам, на Новой Рязани был острый дефицит сладостей, и продажа сулила немалые барыши.
Остап скинул коробки на пол, потом подвинул нижнюю и увидел… абсолютно пустое окно. Востроскручи не было.
У юноши от страха побелело в глазах. Мир перевернулся – без востроскручи невозможен полёт, невозможно пребывание в космосе.
– Папа, куда делась востроскурча!! – завопил сын, побежав в сторону вышедшего из туалета отца.
– Вывалилась при торможении, наверное, – немного неуверенно ответил отец. – Ты же не следишь!
Стало страшно по-настоящему. Востроскруча стоила целое состояние. Оставался один выход – ловить её, пока не улетела далеко.
Остап рванул к шлюзовому отсеку, на бегу напяливая лёгкий скафандр.
– Э, ты куда! – крикнул отец, но сын уже закрыл переборку.
Юноша уже бывал один раз в открытом космосе, когда пришлось пересаживаться с гипотраулера на астероидную станцию, но страх перед открытым космосом – ещё один страх, очень сильный, добавился к страху быть наказанным за потерю востроскручи и ошибку при посадке.
– Дурачина! Куда лезешь, там же космос вовсе, а…
Внешняя переборка открылась, сын прыгнул навстречу галактикам и… свалился на тёмный металлический пол с двухметровой высоты.
* * *– Папаша, ты зачем меня так обманул, – обиженно сказал Остап, помешивая ложечкой клубничный чай в операторской рубке. – Я всерьёз поверил, что ты меня садить заставляешь, а тут – тренажёрный ангар.
– Па-апаша твой не при чём, – сказал Виктор Джорджович, заведующий тренажёром. – Эта-а я ему па-асоветовал к нам обра-атиться, как он ска-азал, что тебя только по учебникам в бурсе учили. Пугливый ты, Остап Шонович.
– Ты тоже хорош, Виктор Джорджович, чего вострокручу вытащил раньше времени? – проворчал Куцевич-старший, а потом рявкнул на сына. – Дефлюцинат! Так и думал, что испугаешься и всё испортишь. Да чтоб я тебя хоть раз теперь подпустил к настоящему управлению…
– Ну пожалуйста, я больше не буду бояться! – взмолился Остап.
В комнату вошёл Василий, молчаливый двухметровый негр с проколотым ухом, он передал Шону свинцовый контейнер.
– Вот тебе ведро, – купец стукнул контейнером об пол. – Там твои родственники, планктон космический! Иди, да засунь в туннелизатор. Теперь только такую работу буду тебе поручать!
Удручённый сын поплёлся по коридору. Да, отец был не в духе, наверняка аренда тренажёрного ангара стоила немалых денег, а Остап не оправдал надежд.
Посмотрел в звездное – теперь уже с настоящими звёздами – небо над открытой крышей ангара, прошёл через тамбурный до управляющего отсека и привычным движением вогнал контейнер с дефлюцинатом в отверстие для комрёжки.
Разноцветные космические рыбёшки набросились на сверкающий корм, лишь только главным гипототэм, видимо, уже наевшийся, покорно застыл в центре туннелизатора и неотрывно смотрел своей безглазой мордой на Остапа.
– Цезарь. Я назову тебя Цезарь, – сказал Куцевич, зачарованно глядя на мерцание плазменной гривы. – Говорят, вы простые механизмы, вам нельзя давать клички, но у тебя будет имя.
Гипототэм махнул хвостом.
– Цезарь, нооо! – неожиданно для себя крикнул Куцевич, и главный гипототэм, яростно закрутившись, стал стягивать вокруг себя красных, синих и жёлтых собратьев.
По внешней обшивке корабля расползлось сияние.
– В Новую Рязань полетим, Цезарь. Говорят, там девушки красивые.
Остап посмотрел в окно, рассмеялся и, повернув рычаги, задраил все входные люки. В этот раз ему почему-то не было страшно.