Сердце Рароха - Элли Флорес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Мормагон излил душу в залихватском ругательстве, слышанном давно от лесных братьев-разбойников.
А Зареслав с легкой улыбкой отрезал новую ветку с куста. Щелк!
* * *
Когда Весняна и зареванная Мирка добрались-таки до укромных покоев, отведенных им Зареславом, верховный жрец, а также Мормагон и Ладана их ждали. И лица у них были разные: у боярина злое, как у голодного медведя, у Ладки растерянное, а у Зареслава — довольное.
— Ну, дождались, — заговорил очень тихо и вкрадчиво Мормагон. Усы его жестко встопорщились — дурной знак. — И-и-и… как развлечения городские? Не угодно ль девицам славным еще поразвлечься на досуге — может, сходить великана побороть али змия лютого мечом посечь? А то вижу, скучно вам стало в холе жить. Надо бы вам подбавить трудностей-то, надо!
— Морай, — ласково прервал его верховный жрец. — Да погоди со своими нападками, видишь, еле дышат обе. Сильный колдун на них напал. Все, как я и предполагал.
— Что⁈ — хором вскричали и Весняна, и Мормагон.
Весняна привалилась спиной к стене и облизала сухие дрожащие губы. Мирка же повела обезумевшими глазами на всех присутствующих, всхлипнула и кинулась на грудь к Ладке. Та обняла строптивицу и стала утешать.
— Второй раз уже за сегодня хочется тебя, отче, в землю сыру вбить по маковку, но где мне, лядащему, — скрипнул зубами боярин. — Значит, то, что они колдуну в руки попадут и вырвутся, ты знал заранее? А мне, человеку, жизнью за них отвечающему пред князем, сказать не соизволил, да⁈
— Знал, что попадут. А что вырвутся, не ведал, — поправил его размешивавший в стакане липовый чай с медом верховный жрец. Отхлебнув, он поморщился: — Слишком сладко. Но тебе, внученька, в пользу пойдет, ты много силы истратила на защиту себя и сестры. На-ко, попей горяченького.
И пришлось Весняне отлепиться от стены, взять стакан и, давясь, пить по глоточку целительный напиток. Поразительно, но страшная усталость и тревога стали уходить почти сразу же.
— Так. — Вестник перестал топать ногой и скрестил мощные руки на груди. Во взоре его гнев сменился тихим отчаянием. — Ты не знал, выживет ли девчонка. Но тем не менее отпустил ее к колдуну. Это была последняя проверка, не так ли?
— Она самая, — и Зареслав улыбнулся. Он весь светился от чистейшей детской радости, щедро делясь ею с остальными. — И внученька ее прошла отлично! Я на своем веку видел парней, который и с половиной такого лиха бы не справились, легли бы травинушками скошенными. А она — вот, сумела. Стало быть, пора ей идти во дворец к Пребране и делать свое дело.
С этими словами Зареслав встал, оперся на посох, который больше служил украшением, чем подпоркою, и склонил седую голову.
— Пойду я, пригляжу, что там кроме рыбки наш повар стряпает. А то завтра народ придет молиться и жертвы приносить, а у нас и угощения толком нет.
Мормагон долго глядел на захлопнувшуюся за ним дверь, затем с тяжким вздохом встал и поманил бросившую чай и раздираемую сугубым возмущением Весняну:
— Пойдем выйдем, а то твоя Мирка сейчас тут слезами весь пол зальет. А терпеть не могу бабского воя.
Очутившись на воздухе, баженянка сжала кулачки и прошипела невнятицу. Ее синие глаза стали черными от возмущения и обиды.
— Что, нет слов приличных, одни бранные на языке? Понимаю, — боярин уже пришел в себя и язвил по своему обыкновению. — Я, когда с ним познакомился, еще не знал, что под личиной доброго дедушки скрывается такой плут и игрок чужими жизнями. Но он вскоре доказал, что плевать хотел на все, кроме своих божественных видений. Утешься хотя бы тем, что ты не первая и точно не последняя. И иди отдыхай. Завтра тебе силы понадобятся — все целиком. А я займусь этим выродком Велиславом Милютичем, пока он еще кого-то не вздумал убить. Главный казначей — и предатель, поверить не могу!
И Мормагон неловко похлопал ее по плечу, повернулся и ушел по дорожке из белой гальки.
Весняна мотала головой, будто наяву слыша слова «дедушки»: «…что вырвутся, не ведал». Хотелось заорать прямо в осеннее прозрачное небо, где солнце уже клонилось к закату. Или разбить что-то, лучше не ценное. Или вообще найти лошадку посмирнее, оседлать, вскочить на нее и сбежать куда глаза глядят.
Весняна не сделала ни того, ни другого, ни третьего. Она длинно и шумно выдохнула, разжала пальцы и поглядела на кромку леса.
Светлый князь больше тут не появлялся. Не то, чтобы ей хотелось его увидеть… Ай, ладно себе врать, хотелось, и еще как.
Прижаться бы к нему, обнять, затихнуть, слушая, как бьется его сердце, как воздух проникает в грудь… Стать бы этим воздухом для него. Жить с ним. Любить… Она потерла ноющую грудь слева — а болит ведь. По-настоящему… Злое дело любовь, кабы знала, то озеро десятой дороженькой обошла бы… По щеке покатилась соленая слеза, она ее слизнула. Гордилась, что не ревет, как другие девки — и догордилась.
Дура ты, Весняна Осьминишна. И знаешь, что нельзя чувства питать к Беломиру Слепцу, а питаешь, а сейчас, побывав на краю смерти, только о нем и мечтаешь.
Хоть кол на головушке твоей теши. Осиновый, которым нечисть бьют насмерть.
Глава 12
Она поднялась на рассвете. Сделала все точно так, как учил Зареслав: попила воды из храмового колодца, ничего не съела, кроме щепотки соли и пучка мелкой остролистой травы по прозвищу «духогонка», оделась в отложенную простую белую рубашку и старинную поневу из клетчатой ткани. На шею — три ряда бус из сушеной рябины, каштанов, вишневых косточек. Такие же браслеты — на запястья. На голову — очелье из березовой коры, к нему рясны из лебяжьего пуха. На ноги — простые сандалии с подошвой из дубовой коры и ткаными завязками.
Последним шел вышитый солнечными кругами пояс, его нужно было обвязать вокруг талии три раза и закрепить особым узлом.
Ладка смотрела, как одевается Весняна, глаза ее горели любопытством и страхом. Миряна спала, как убитая — счастливица.
Проверив, все ли на месте, Весняна молча обняла Ладку и погладила ее по косам. Та вздрогнула и взмолилась:
— Весечка, а может, все-таки
