Жертвы времени - Евгения Фёдорова

Я проснулся, когда за окнами небо стало сереть. Этот совсем неяркий свет раздражал, пробираясь под прикрытые веки, и я поплотнее сжал их.

В теле ощущалась тягостная слабость. Лежать на неширокой, в меру жесткой кровати, было тепло и удобно. На мне было одето нечто вроде длинного балахона из плотной мягкой ткани. Тело под одеждой покрылось потом, ткань сдавила живот и грудь.

Шевелиться не хотелось. Я лежал с плотно закрытыми глазами, но мысли не шли. Как это часто бывает во время тяжелой болезни или при сильном жаре, после пробуждения я не мог сосредоточиться, не мог до конца вспомнить того, что было перед тем, как я заснул.

Хотелось пить и я заставил себя открыть глаза. В комнате царил полумрак, а сквозь стекло окна, прорезанного слева от кровати в толстой каменной стене, проникал предутренний сумрак. Я увидел резной деревянный карниз и тяжелые полотнища темно-зеленых гардин, обрамляющих окно; каменную, холодную, гладкую, словно отшлифованную, без единой трещины, стену и гобелен на ней. С темного фона полотнища смотрело на меня тоскливыми большими глазами существо, которому у меня не нашлось имени. Оно стояло на большом, неровно сколотом камне. В прожилках оголившейся породы играли, будто настоящие, фиолетовые и белые драгоценные кристаллы. У основания валуна росли цветы — маленькие белые звездочки горной гвоздики, такие, какие я видел перед первым перевалом. Они были удивительно живыми, впрочем, как и само диковинное существо, и камень под ним. Искуснейший мастер, из-под чьих рук вышла эта необычная картина, смог капля за каплей влить в блеклую ткань жизнь. И в это странное, непонятное существо с тонкими, костлявыми лапами, которые заканчивались короткими плоскими ногтями; существо с округлой лохматой головой, на которой большую часть занимали широко распахнутые, глядящие на мир с нескрываемой жалостью глазища. Острые, аккуратные уши и вытянутое, худое тело с выточенными дугами выступающих ребер казалось скульптурой, не изображением.

В раздумье я окинул взглядом всю комнату. Вдавленный в стену, закопченный камин с резным кантом поверху, груда мелко наколотых дров с левой стороны от него в искусно сплетенной из железных прутьев корзине. Два кресла обитые серым войлоком напротив очага, между ними маленький столик, на котором сиротливо лежит бронзовая зажигалка, да стоят высокий глиняный кувшин и пустой хрустальный бокал. В остальном довольно просторная комната пуста. У кресел и кровати, на которой я лежу, на пол брошены белые козьи шкуры, бархатные, волосок к волоску, чтобы можно было ступить босой ногой, не боясь коснуться холода камней.

Я медленно сел на самый край и в задумчивости коснулся левого виска указательным и средним пальцами. Боль, брызнувшая в сознание, бросила меня на пол. Тошнота накатила волной и я упал на мягкий мех белой шкуры.

Дурнота прошла так же внезапно, как и появилась. Вдруг я осознал себя лежащим на полу, и тяжело поднявшись, сел. Дышать по-прежнему было тяжело. Я приподнял ткань длинного, почти до пят балахона, надетого на меня, словно на монаха, и увидел повязку, плотно перетягивающую грудную клетку и живот. Странно, зачем нужна эта повязка?

Слабость. Она не отпускала, и я залез обратно на кровать, лег, поплотнее накрывшись одеялом. Мне было не по себе: путешествие наконец закончилось, но я не знал, чего ожидать. Это всегда неприятно очнуться в незнакомом месте, не помнить, как попал сюда и не знать, что с тобой делали в то время, пока ты был без сознания.

День медленно разгорался за окном, но обещал быть сумрачным.

Похоже, будет дождь, — отстранено подумал я, ощущая ноющую боль в груди, и попытался задремать, но сон не шел, накатившим возбуждением.

Почему прикосновение к виску вызывает такую сильную боль? Мне показалось, пальцы натолкнулись на неровный шрам под волосами…

Я медленно потянулся и неуверенно тронул голову. Сознание на секунду замутилось, из груди против воли вырвался тягучий стон. Я прислонил пылающую щеку к холодной льняной простыне, почти ожидая новой боли, но на этот раз все было тихо.

Мысли снова затуманились, стали нечеткими. Такое бывает после наркотиков. Дурманы! Мне давали дурманы, я уверен. Свежо в памяти чувство отстраненности и растерянности, подавленности разума и неявной жажды, тревоги и сомнений.

Если бы не всепоглощающее желание жить, которое завладело мною в тот злополучный день, когда мальчишка чуть не убил меня, я был бы сейчас мертв, но потом мне пришлось долго привыкать жить без дурманов. То, что у меня это вышло, велика помощь Энтони. Человека, которого я считал другом…

Теперь я испытывал почти физическое отвращение. К себе, к тем, кто одурманивал мой разум.

Тихо скрипнула дверь, кто-то вошел в комнату. Этим кто-то был безусловно Мастер, я мог сказать это наверняка. Мне удалось успокоить дыхание и расслабить напряженные мышцы — я прекрасно усваиваю преподанные мне уроки. Не было никакого желания говорить с магом, хотелось одиночества, но он даже это был готов у меня отнять.

Некоторое время Мастер оставался в дверях, прислушиваясь к моему дыханию, потом медленно прошел к окну и долго стоял там, в задумчивости глядя в серое утро. Что-то тихо звякнуло у него в руках совсем рядом, у меня за спиной, едва заметно просела кровать под его весом:

— Знаю, что не спишь. Пришел помочь тебе подняться на ноги.

Я медленно повернулся к нему и спросил каменным голосом:

— Что вы сделали?

Я протянул руку, но не посмел коснуться кожи на виске. Мастер непонимающе нахмурился. Мне показалось, я вижу его впервые. Маг сильно изменился. Растрепанные волосы были аккуратно зачесаны назад, лицо казалось свежим и отдохнувшим, запавшие, полные темноты глаза посветлели, стали голубовато-серыми, спокойными и нереальными на его загорелом лице. Шрам на щеке поблек, истерся, став почти незаметным.

— Все зажило, Демиан, — ответил Мастер на вопрос и в голосе его было заранее заготовленное успокоение, — остался шрам на брови и виске.

— Почему я не могу даже коснуться его?! — с вызовом спросил я и подумал, что уж точно выгляжу хуже, чем при первой нашей с ним встрече.

Мастер нахмурился. Он ровным счетом ничего не понимал.

Последний раз, — пообещал себе я и тронул висок. Красная муть встала перед глазами, сознание на секунду заскользило, мир крутанулся вокруг меня и… остановился, когда маг крепко сжал мое запястье, отводя руку.

— Вот так, — тихо проговорил он и задумчиво провел по солнечному сплетению, словно кто-то только что пихнул его.

— Она настойчивая, да?! — спросил я злорадно, ловя выражение его лица. — Чужая боль? Так значит и ты чувствуешь мою?