Вариант Юг - Василий Сахаров

Со стороны противника открывает огонь артиллерия и первый же залп накрывают бричку с сестрами милосердия. Второй залп противника достает наше несчастливое орудие. Юнкера скидывают его в глубокий придорожный овраг, и Чернецов приказывает им идти на прорыв. Миончинский все понимает и приказа не оспаривает. Его артиллеристы запрыгивают в седла, нахлестывают коней и дерзко проносятся мимо голубовцев. Не знаю почему, но в них почти не стреляют, наверняка, враги ошалели от подобной наглости.

Начинается отход на запад, к железной дороге, и если удача снова улыбнется нам, из Каменской выйдет эшелон, и нам помогут. Мы все еще надеемся на хороший исход этого неудачного дела, но надежды не оправдываются. Казаки Голубова люди тертые, и для себя уже определили нас как жертву. Поэтому они постоянно вьются вокруг, постреливают и оттесняют отрояд в сторону Глубокой. Единственный плюс, что вражеские орудия отстают от основных сил и нас не накрывает артиллерийский огонь.

Отряд упорно продвигается к железной дороге. Голубовцы наскочат, постреляют и отойдут. Мы отобьемся и снова двигаемся. Так продолжается около двух часов. Нас становится меньше, но мы все еще сражаемся. Пусть нет у нас орудий и пулеметов, но патронов к винтовкам хватало и уже не одного врага мы с седла ссадили. Кроме того, за всеми дневными событиями дело идет к вечеру и снова появляется небольшой шанс на спасение. Надо только до темноты продержаться, а там идти на прорыв мелкими группами и пробираться к своим.

Мы выходим к железной дороге, а здесь неприятный сюрприз. В четырехстах метрах от нас стоит красногвардейский эшелон с пехотой, и пробиться через него невозможно. Чернецов приказывает занять оборону на ближайшем бугре и, с трудом вскарабкавшись на этот, в общем-то, небольшой холмик, отряд принимает еще один бой. Казаки накатываются на нас всей массой, но лошади оскальзываются и на высотку взбираться не хотят. Остатки нашей офицерской полуроты, около двадцати человек, держат один склон, а Чернецов и каменские гимназисты с немногочисленными юнкерами бьются с противоположного. На нас сильного наступления нет, а вот на полковника с молодежью голубовцы наседали яростно.

Гимназисты дают дружный залп, казаки откатываются и слышен голос нашего командира:

- Поздравляю всех с производством в прапорщики!

- Ура! - нестройно, но от души, отвечает ему молодежь.

Еще одна атака, снова дружный залп, опять противник отступает и Чернецов объявляет:

- Поздравляю всех с производством в подпоручики!

- Ура!

Этот рев трех десятков молодых глоток даже стрельбу заглушил.

Видимо, такое поведение все же задело что-то в продажной душе вражеского командира. Стрельба прекратилась и к холмику, с белым платком в руке, подъехал всадник на красивой буланой кобылке.

- Голубов, тварь, - то ли прошептал, то ли прохрипел, стоящий рядом Сафонов.

Я всмотрелся в лицо войскового старшины, округлое и несколько обрюзгшее, аккуратно подстриженные усы и чисто выбритый подбородок. Человек как человек, по виду, справный казак. Но по какой-то причине он воюет за большевиков.

- Чернецов! - не боясь того, что его могут убить, Голубов подъехал вплотную. - Не губи молодежь! Сдавайся и я гарантирую, что никто не пострадает! Даю слово чести!

- А она у тебя есть?! - спросил наш командир.

- Не переживай, мое слово крепкое! Нам с вами драться, смысла нет! Однако нам не нравится, что вы по нашей земле с корниловцами идете, захватываете станции, а потом под их контроль передаете! Все будет нормально, договоримся с вашими начальниками и Калединым, а потом отпустим вас обратно в Новочеркасск! Все равно в феврале Войсковой Круг собирается и будет новый атаман Всевеликого Войска Донского!

- Не ты ли?!

- Посмотрим! - не стал скромничать Голубов. - А пока, сдавайте оружие! Все равно до ночи не дотянете, у нас пулеметные расчеты и орудия на подходе!

Чернецов оглядел собравшихся вокруг него мальчишек, которые еще толком не жили, и приказал сложить оружие. Спорить с полковником желающих не нашлось, винтовки посыпались наземь, и отряд спустился вниз. Голубов куда-то ускакал, а казаки, которым мы сдались, принялись нас избивать.

«Вот тебе и слово офицера, вот тебе и поверили», - подумал я, валяясь на земле и закрываясь руками от ударов по голове.

Впрочем, били нас недолго. Так, чтобы злость сбить. Последовала чья-то команда, и нас оставили в покое. Обыскивать не стали, выстроили в колонну по три, и направили к железнодорожному полотну, где большевистский эшелон стронулся с места и направился в сторону Каменской, от которой был слышен далекий паровозный гудок. Хотелось верить, что это партизаны 1-й сотни спешат к нам на выручку, но как ни прикидывай, они опоздали и спасти нас уже не смогут.

Стемнело, и в сопровождении полусотни спешенных казаков, мы двигались по направлению к Глубокой. Возле нашей колонны появляется Голубов, не один, а с телегой, на которой расположились люди с красными полосами на папахах. Из всех выделяется один, бородатый и мордастый здоровяк с большим чубом, выбивающимся из-под головного убора. Он спрыгивает наземь, вплотную подскакивает к Чернецову, который находился впереди, и с размаху бьет его кулаком по зубам.

- Сволочь белогвардейская! - выкрикивает он.

- Пошел ты, шкура продажная, - утирая с разбитых губ кровь, отвечает полковник.

- Все, конец тебе!

Толстомордый пытается выхватить из ножен шашку, но его останавливает голос Голубова:

- Подтелков, прекратить! Я давал слово, что обойдемся без смертей! На сегодня их уже достаточно!

- Ты мне не указ, - отвечает красный казак, но шашку больше не теребит.

Оглянувшись по сторонам, я замечаю, как бойцы нашего отряда напряглись. Расстегиваю полушубок и вовремя, так как Чернецов выхватывает из кармана свой пистолет, знаменитый австрийский «Штейер», образца 12-го года, направляет его на Подтелкова и нажимает на курок. Однако один из самых надежных пистолетов в мире дает осечку. После чего вражеский командир кидается на Чернецова, и они схватываются в рукопашной.

- Бей предателей! - выкрикивает кто-то из офицеров.

Одновременно с этим возгласом, я выхватил из-под полушубка свой «маузер» и открыл огонь по охранникам. Меня поддерживают еще три или четыре ствола, казаки теряются и на них бросаются партизаны.

Обойма заканчивается быстро, запасные все в рюкзаке, а его со мной нет. Пока суть, да дело, положение меняется. Два десятка охранников разбегаются по окрестностям, а мы при оружии и вроде как на свободе. Среди мертвых врагов с разбитой головой валяется Подтелков, он еще жив, но долго не протянет, поскольку пришедший на выручку полковнику Сафонов с ним не церемонился и прикладом трофейной винтовки разбил ему череп. Голубова не видать, этот гад умчался в ночь, только его и видали. Нверное, за подмогой ускакал.

- Делимся на мелкие группы и уходим на Каменскую! - громко говорит Чернецов, и я замечаю, что он покачивается, подхожу к нему ближе, и в этот миг он падает наземь.

Я не успеваю подхватить тело полковника, бросаюсь к нему, и слышу крик брата Мишки:

- Красные на подходе!

Действительно, явственно слышен далекий топот множества копыт.

Кто-то кричит:

- Чернецова убили!

Этому голосу вторит другой:

- Разбегаемся по оврагам и пробираемся в Каменскую!

Пока вокруг такая суета, уже в темноте, боясь зажечь спичку, я ощупал полковника и обнаружил, что у него рассечен полушубок и сильно порезан левый бок. Судя по всему, Подтелков все же добрался до своей шашки. От рубахи командира отрываю чистый кусок и накладываю его на рассеченный бок Чернецова. На полноценную перевязку времени нет, но хоть так я попытался приостановить потерю крови.

- Костя! - окликает меня появившийся рядом Демушкин.

Оборачиваюсь и вижу, что в поводу у терца две лошади.

- Что?! - спрашиваю его.

- Грузи командира и беги!

- Где лошадей добыл?!

- Рядом! Позади два всадника были, и обоих Мишка наповал свалил!

- За братом моим присмотришь?!

- Да! Не сомневайся!

Вдвоем мы посадили Чернецова на лошадь и привязали его руки к уздечке. Я сажусь на вторую лошадь. Свободные поводья в руках и, сильно забирая вправо, я помчался в сторону Глубокой. Трюк простой. В том направлении меня искать не должны, но по какой-то причине эта небольшая хитрость не сработала. Через десять минут враги все же настигают нас.

- Что, попался!? - вокруг меня человек пять казаков. - Сейчас мы тебя за наших братцев, на куски резать будем!

Я приготовился к смерти, оружия нет, а кони под нами с командиром слабенькие. Слышу характерный шорох вынимаемой из ножен шашки, как-то спокойно думаю о прожитых годах, и ни о чем не жалею. Но, видимо, кто-то там наверху, вспомнил про счастливчика Чернецова и замолвил за него словечко. Фортуна вновь повернулась к нам лицом и от Глубокой появились всадники.