Из ворон в страусы и обратно - Анна Яковлева

Тихо переговариваясь, Нилкой тут же занялись стилист и парикмахер.

Для начала на Нилкиной многострадальной голове устроили безумный начес. Начес был немедленно залакирован, и в центр, как в птичье гнездо, водружен миниатюрный черный колпак на резинке.

Довершил начатое макияж арлекина.

Нилка все еще рассматривала себя в зеркале, когда за спиной замаячили двое джентльменов и дама – все в деловых костюмах. Ангелы мести.

Вокруг Нилки все разом смолкло, она стояла, с каждой секундой отчетливей ощущая изоляцию, и физически ощущала ужас, сковавший сердце.

– Прошу прощения, – обратился к Нилке по-русски один из посетителей.

– Да? – Рука бессильно повисла, зеркало выпало. Нилкин отсутствующий взгляд отметил трещину, прострелившую амальгаму.

– Вы Неонила Кива?

– Да, это я.

– Вам придется пройти с нами.

– Зачем? – без выражения спросила Нилка – жалкая попытка оттянуть момент истины. Все было ясно. Каким-то образом она уже знала, что последует за этим конвоированием.

Революционная «тройка» приговорила ее к расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение немедленно. Ее выведут за угол и расстреляют по подозрению в заговоре против красоты и здоровья.

– Простая формальность, – скупо улыбнулась дама.

Обтекаемая фраза вызвала всплеск активности в организме. На Нилку обрушился поток детских мыслей: «А вдруг… А если…»

Если бы только это было возможно, если бы она превратилась в какое-нибудь насекомое и пересидела неприятности в норке или под корой дерева, дождалась бы, пока все пройдет… Ведь все обязательно пройдет.

В детстве и ранней юности все проходило, пока она отсиживалась от домашних скандалов у Белкиных.

Белкины далеко. Родители упокоились. Бежать некуда.

С опрокинутым лицом Нилка шагнула навстречу судьбе:

– Хорошо, идемте.

Крестный путь из гримерной в комнату отдыха мимо зала показов, мимо кухни-столовой, мимо подсобки оказался коротким.

Из болота собственных мыслей Нилка вынырнула только один раз – когда им навстречу вылетела рыдающая девочка, худышка-подросток.

«Ты будешь следующей», – сказала себе несчастная Неонила.

Несмотря на очевидную безысходность, мозг заработал в поисках выхода.

Можно отпроситься в туалет и попросту сбежать. Можно, наконец, дезертировать в обморок. Можно…

Не отпрашиваться в туалет – просто рвануть из офиса и затеряться в толпе.

С каждым шагом, с каждой секундой возможности таяли, а Нилка так ничего и не предприняла. Да и затеряться в толпе с ее раскрасом было бы проблематично.

Впрочем, остановило ее не это – никаких доводов ее воспаленный рассудок не принимал. Нилка ничего не предприняла, потому что вдруг обессилела и смирилась.

… Бывшие лучшие друзья – весы – превратились в личного врага, в пыточный инструмент.

Как в ночном кошмаре, Нилка проследовала с конвоем, приблизилась к весам, не чувствуя ставшего чужим тела, наступила на платформу, как на плаху, втянула плоский живот, перестала дышать и взглянула на бегущие цифры.

В окошке застыло число: 48,1.

Точка. Финита ля комедиа, как говорила великолепная, недосягаемая Мерседес.

Кто-то повесил Нилке на плечо сумку.

– Сожалеем, – сухо известила дама – представительница революционной тройки, – но вам придется представить справку о состоянии здоровья, или Ассоциация порекомендует дизайнерам отказаться от ваших услуг.

Выслушав приговор, Нилка, как слепая, поплелась обратно, мимо подсобки, мимо кухни-столовой и зала показов, который уже заполняли зрители.

Она совершенно не понимала, в какую сторону идет, не знала, чем будет заниматься через час, через день или через год. Все планы рухнули.

Пугающая пустота перебралась из живота в голову и окончательно завладела сознанием.

Наконец, яркой вспышкой в памяти пронеслось: Валежанин! Вот кто должен знать, что ей делать.

Всем существом ухватившись за имя, как за последнюю надежду, негнущимися пальцами Нилка отыскала телефон и судорожно набрала номер.

Гудки неслись один за другим, как одиночные залпы, выстреливали по нервам и рассеивались в эфире. Вадим не отзывался.

С трубкой в руке Нилка вывалилась на площадь, жадными глазами обшарила жидкие кучки аккредитованных журналистов, закупщиков одежды и зрителей – вдруг Вадим сейчас ищет ее? Конечно, идет!

Телефон ожил так неожиданно, что Нилка вздрогнула всем телом и лихорадочно нажала на прием.

– Вадим! – позвала она чужим голосом. – Меня сняли с показов.

– А-а, вот, значит, как. Ты где? – Он что-то пробормотал еще – Нилка не расслышала. Кажется, выругался.

– Не знаю.

– Посмотри, где ты сейчас, – потребовал Вадим.

Нилка огляделась.

– Площадь. И собор. Этот… Ну, этот… Дуомо, – насилу вспомнила она.

– Никуда не уходи, – бросил Вадим, и связь с ним прервалась.

Силы Нилку покинули. Шаркая ногами по брусчатке, на автопилоте она добрела до конца площади и безвольно опустилась на бордюр.

…Вадима она увидела сразу.

Сухими глазами смотрела, как он упругим шагом движется от фэшн-центра, срезая путь, перепрыгивает через зеркальные лужи, в которых отражалось кроваво-красное заходящее солнце.

Сейчас он подойдет, и все окажется не так страшно.

Справки – это конек Вадима. Он все уладит, недоразумение (какой-то килограмм не может быть ничем, кроме недоразумения!) разъяснится, и уже завтра она покажется на подиуме в нарядах от Мерседес.

В облике Вадима что-то было не так – Нилка не сразу поняла что. Сигарета!

Помешанный на здоровом образе жизни, Вадим курил.

Пред разговором с нею? Не может быть…

Не отрываясь, Нилка смотрела на дымящуюся в пальцах Валежанина сигарету и явственно слышала внутренний голос: «Это ваша последняя встреча».

Нилкин усталый организм еще пытался спрятаться за хрупкую веру в порядочность Вадима, но сигарета все портила.

Невозможно объяснить как, но Нилке удалось подслушать мысли Валежанина почти дословно – именно это он и произнес:

– Надеюсь, это наша последняя встреча. Вот твой билет, самолет через два часа. Да, – сделав затяжку, добавил бывший Нилкин агент, бывший любовник, бывший поводырь, – вещи из квартиры забери сразу. Постарайся ничего не забыть.

В безжизненных Нилкиных руках оказался бланк авиабилета, и Вадим удалился неспешным шагом, унося с собой слабый запах сигаретного дыма и все лучшее, что было в ее жизни.

Уничтоженная Нилка внезапно с ужасом осознала: ничего нельзя изменить.

Ее не будет на подиуме сегодня, не будет завтра – не будет уже никогда. Ослабленное диетами и разбитой любовью, бедное Нилкино сердце сжалось при мысли, что дефилировать в божественных нарядах Мерседес будет кто-то другой.