Найти и уничтожить - Андрей Кокотюха

Неожиданно Роману стало неловко, даже где-то стыдно за очередное проявление своей неуправляемой сущности, привитой довоенным профессорским воспитанием. Щеки запылали, он даже коснулся одной из них ладонью, украдкой оглядывая собравшихся, – ну как кто увидит его недостойное, студенческое смущение. Однако на Дробота никто особо не обращал внимания, партизаны сгрудились у карты, собираясь обсуждать детали, и Роман понял: ни у кого из них не появилось и доли тех сомнений, которые обуревали его.

Что же, может, это и правильно по законам военного времени.

На указанную позицию отряд вышел точно в положенный срок.

Как и было условлено, взвод Шалыгина выдвинулся к Охримовке, отделившись от основных сил после двух третей пройденного пути. Через короткое время свою часть задания отправился выполнять и взвод Ивана Прохорчука, с которым, как, впрочем, и с большинством партизан отряда «Смерть врагу!», Дробот не успел толком познакомиться, хотя по имени-фамилии знал, почитай, всех. Остальные же, в том числе – Полина, оставшись после ухода Зиминой единственной женщиной в отряде, шли за ним, как за проводником: Роман выводил бойцов к лагерю и, соответственно, объекту, их главной цели, с тыльной стороны.

Двигались молча. Когда опустились апрельские сумерки и перетекли в ночь, особенно остро пахнувшую приближением весны в лесу, среди медленно просыпающейся природы, темп не сбавляли. Дробот уже не удивлялся самому себе, как это ему удается практически без ошибок ориентироваться на незнакомой раньше местности и уверенно вести отряд за собой. Видимо, тренировки, которые он в детстве и ранней юности считал глупостями, при этом не находя мужества отказаться от лесных прогулок, сейчас приносили неожиданные и полезные плоды.

Удивляло Романа другое – выдержка Полины. Девушка ни в чем не уступала взрослым сильным мужчинам. Разве только отдала рацию крепкому партизану, шедшему почему-то без вещмешка, налегке. Но ремень своего ППШ она перекинула поперек груди, упругость которой гимнастерка и застегнутая на все пуговицы телогрейка только лишний раз подчеркивали, и шла в середине строя, широко шагая, чуть опустив при этом голову, словно глядя под ноги, боясь оступиться. Возникло глупое мальчишеское желание попросить, нет – потребовать у девушки автомат, но Роман нашел в себе силы сдержаться, мысленно договорившись сам с собой: Полина не первый месяц в отряде, опыт таких вот бросков есть, даже чуть поболе, чем у него. Потому, оставив за девушкой право чувствовать себя амазонкой среди мужчин, Дробот сосредоточился на своей задаче.

Когда до лагеря осталось, по его расчетам, совсем немного, Роман дал знать командиру. Тот сразу же приказал рассредоточиться и двигаться осторожнее. Времени хватало, часы Родимцева показывали без четверти семь вечера. Предчувствуя, что скоро начнется нечто очень важное, Роман зачем-то скинул с плеча ремень выданного ему трофейного шмайсера, сжал в правой руке, чуть опустил плечи, пригибаясь. Движения стали вдруг более плавными, словно у вышедшего на ночную охоту лесного хищника.

У опушки, откуда открывался мрачный вид на укутанный ночью лагерь, партизаны заняли позицию, растянувшись полукругом. Родимцеву не нужно было ни о чем спрашивать Дробота, он сам указал направление, в котором находился нужный объект. Лагерь не освещался, хотя, как рассказал Роман, в случае малейшей тревоги территорию пересекал крест-накрест свет четырех мощных прожекторов, расположенных по периметру колючей проволоки. Сейчас вышки маячили в темноте, с такого расстояния ни командир, ни кто-либо другой не могли рассмотреть даже в бинокль, где находятся часовые, сколько людей у караулки, как размещаются посты вокруг колючки.

– Девятнадцать двадцать, – пробормотал Родимцев скорее для себя, чем сообщая кому-то, сколько у них осталось времени до начала. – Фомин, где ты там?

– Тут я, Ильич, – так же вполголоса отозвался начштаба и в следующую секунду возник из темноты.

– Делаем так. Берешь людей, взвод Савина, принимаешь командование. Дробот, идешь с ними. Своих же товарищей освобождать, так что постарайся, чтоб не убили. Я с остальными – к лесу, в ту сторону, – командир махнул по направлению к объекту, скрытому за деревьями. – Местность открытая с этой стороны, двигайтесь осторожно, не обнаруживайте себя по возможности.

– Это понятно, Ильич.

– Раз понятно – выполняйте. Сигнал для вас – красная ракета. Ну, не только для вас, для всех. Полина где?

– Здесь, – отозвалась из-за деревьев девушка.

– Ко мне иди.

Радистка послушно подошла. Родимцев вытащил из кармана ракетницу с длинным и более широким, чем у боевого оружия, дулом, передал ей.

– Держи. Остаешься в тылу. Без разговоров. Дашь ракету по моему приказу. Когда начнется – пали снова, держи вверх. Это маяк для летчика, чтоб наверняка, есть на этот счет распоряжение. Поняла?

Полина кивнула.

– Не слышу.

– Так точно!

– И не ори, – в голосе командира на миг мелькнула теплота. – Остаешься в тылу, никуда не лезешь. Это так, на всякий случай. Ни тебя, ни рацию потерять не хочется.

– Кого жальче? – вырвалось у Полины.

– Поговори у меня, – теперь голос Родимцева дрожал от плохо сдерживаемого азарта. – Приказ поняла?

– Так точно.

– Хорошо. У самолета своя задача, у нас – своя. Под бомбы не лезем, берем территорию в полукольцо. Никто из охраны не должен уйти, палить только наверняка. Они сами рванут, как бабочки на огонь. Поглядывайте, там могут быть свои. Какое могут – наверняка будут… Фомин, вас тоже касается.

– Ясное дело, Ильич.

– Ну, я хоть и неверующий, но, как говорится, с Богом.

Все время, пока Родимцев отдавал последние распоряжения, Полина стояла совсем рядом с Дроботом, руку протяни – дотронешься. Ей уже отдали рюкзак с передатчиком, просто поставили на землю перед ней, и Роман не сдержался, подхватил его за шлейки. Полина, приняв это как должное, повернулась спиной, давая Дроботу возможность помочь ей надеть рюкзак на плечи. Но в последний момент почему-то передумала, взяла передатчик в руку. Роману захотелось сказать девушке что-нибудь, только понятия не имел, надо ли искать какие-то слова за несколько минут до начала боя или лучше обойтись без лишних сантиментов. Все равно Полина ничего от него не ждет. Пока думал, девушка пригнулась и, сжимая рюкзак за обе шлейки, исчезла в темноте.

– Девятнадцать сорок две, – проговорил Фомин. – Сверим часы, Ильич?

– Правильно все, – ответил Родимцев. – Давайте, все по местам.

По примеру бойцов из своей группы, Дробот опустился на землю и ползком медленно двинулся вперед. Правая рука по-прежнему сжимала автомат. Сердце бешено колотилось, так же, как не так уж давно, в ту незабываемую ночь, когда им с Кондаковым предстояло бежать или умереть. Стук отдавался резкими толчками в висках, зубы прикусили нижнюю губу чуть не до крови.

Медленно, очень медленно тянулось время.

Когда отдаленный гул самолета, наконец, послышался, создалось впечатление – он ворвался в тяжелую ночную тишину. Дробот по примеру остальных, также передвигающихся справа и слева, замер, глубоко вдохнул, затем подтянул автомат к груди, осторожно перевернулся на левый бок, глядя в направлении леса, куда увел свою группу Родимцев.

Гул быстро приближался.

Над темными верхушками лесных деревьев взлетела красная ракета, изогнулась на пике, с шипением устремилась вниз.

Дробот, подброшенный вверх какой-то непонятной силой, вскочил на ноги. Одновременно, не дожидаясь специальной команды от находившегося где-то в авангарде Фомина, с земли поднялись другие бойцы.

Самолет был уже, судя по гулу, совсем рядом. Взлетела еще одна ракета, Полина четко выполняла приказ.

Но чего-то не хватало. Роман никак не мог понять, что происходит, точнее – почему ничего не происходит: не вспыхивают разом прожектора, не ревет сирена, не слышно криков, не звучат первые выстрелы. Вместе с остальными он, как и было велено, мчался с автоматом наперевес к лагерю, и партизаны, на удивление, не наткнулись даже на малейшую попытку сопротивления.

Ответ нашелся через мгновение.

Воевать было не с кем. Сопротивляться было некому.

Лагерь был пуст.

Ни охранников на вышках, ни конвоя, ни пленных. Оплетенные колючей проволокой ворота стояли нараспашку, словно приглашая атакующих войти в…

Да.

В мышеловку.

Со стороны леса враз загрохотали выстрелы, автоматы пели дружно, выпуская короткие очереди. Взметнулась еще одна, четвертая ракета, и над объектом из ночной темноты возник силуэт самолета.

Зенитки на батарее молчали. И все-таки что-то шло не по плану.

Точнее – не по тому плану, который так старательно просчитывал, выверял и согласовывал Игорь Родимцев.

Опустевший лагерь. Выстрелы в лесу – но не звуки боя.

Бомбардировщик сделал круг над уже не секретным объектом. Секунда – и он сбросит свою бомбу.