Рикошет - Юлия Александровна Лавряшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, она просто понравилась мне… Редко ведь случается такое, что ты сразу чувствуешь себя с человеком до того спокойно и комфортно, будто дружишь уже тысячу лет. Было уютно сидеть с Марго за столиком в русской избе, подмечая, как ведет себя взрослая девушка, знающая цену своей красоте, но не кичащаяся ею. Мне было интересно говорить с ней обо всем подряд, ведь мы ничего не знали друг о друге. Как секретики из земли, выкапывать эпизоды жизни, вдруг приходящие на ум…
Она рассказала мне, как из Риты превратилась в Марго, начитавшись Дюма:
— Сколько мне было? Лет тринадцать, наверное. Все Гарри Поттера читали, а я «Королеву Марго», «Трех мушкетеров» ну и так далее, ты знаешь. Бабушка насоветовала, она сама до сих пор читает приключенческую литературу. В общем, я не пожалела, знаешь…
— Поэтому тебе нравился Шмидт? Он тоже советовал что-нибудь почитать?
— Ну что ты?! — удивилась она. — Мы с ним по душам не болтали, только по делу. И то раза три за все время. Я же не большая шишка! Вот стану финансовым аналитиком…
Марго помолчала, размазывая ложечкой остаток сметаны:
— Только Виктора Михайловича уже не будет…
Нам всем втайне хочется, чтобы о наших успехах узнал некий определенный человек. Тот, что пренебрег тобой однажды… Или просто не обратил внимания — такой мелочовкой ты казалась ему. Одних это ломает, других подстегивает крапивой стыда за себя, и они бросаются покорять неприступные горы. Беда, если на полпути к вершине их застигнет удручающее известие: человека, ради которого они решились на приступ, больше нет. Смысл потерян, силы уходят…
— А ты знаешь, почему горные козлы не падают со скал?
Подняв глаза, Марго уставилась на меня, как на ненормальную:
— Кто?!
— Ой, — спохватилась я. — Это мои мысли убежали… Извини.
— Так почему?
Я пояснила, чтобы она не подумала, будто козлы интересуют меня как-то болезненно:
— Где-то я читала, что они не удержались бы на абсолютно гладкой стене. А на скалах же всегда есть неровности… И козлы способны устоять даже на самых крохотных уступах, потому что их копыта могут раздвигаться. У них возле копыт такие чувствительные подушечки, которые охватывают камень. И это как бы создает сцепление.
— С ума сойти, — фыркнула она.
— Ну еще у них координация движений потрясающая, — добавила я. — Если козел наступает на слишком узкий камень, то сразу отталкивается от него и прыгает на другой.
Марго вспомнила:
— А я в Марокко видела коз, которые могут на деревья взбираться! Как же эти деревья называются? — Она сдвинула темные брови, пытаясь припомнить. — Аргании! Точно. Эти акробатки жрут их плоды, представляешь? До самых макушек могут долезть… Обычные домашние козы!
— Ты была в Марокко? Здорово.
Но она вдруг неожиданно угасла:
— Была. Зимой.
— Тебе не понравилось?
— Нет, там классно. Только. — Она помолчала. — Я не с тем человеком туда ездила. Даже вспоминать не хочется.
— Бывает.
Она улыбнулась:
— Ты такая маленькая… У тебя тоже что-то было?
— Я маленькая только ростом, мне вообще-то уже девятнадцать. Это я из-за ростомера не выросла.
Это была наша домашняя шутка, которую пришлось объяснить: однажды мама заметила, что ростомер, который висел у меня в комнате с самого детства, заканчивался на ста пятидесяти пяти сантиметрах.
— Боже! — вскричала она, захлебнувшись смехом. — Мы запрограммировали тебя… Вот почему ты не смогла вырасти выше.
Мама хохотала, но я не обиделась на нее. Теперь мне кажется, что я вообще никогда на нее не обижалась, хотя, наверное, мы и ссорились, как все матери и дочери. Но моя память произвела самоочищение от этих эпизодов.
Почему-то я не сказала Марго, что случилось с мамой, хотя уже чувствовала полное доверие к ней. Необъяснимое — да. Но только такое и бывает истинным, разве нет?
Наверное, мне просто не хотелось нагружать ее еще и своими горестями, ведь в тот день она пережила тяжелое потрясение. Конечно, Шмидт не был ее отцом (ну, я надеюсь!), но Марго ценила его и даже мечтала именно ему доказать, что способна на большее. Для нее его смерть стала настоящей потерей. Поэтому я попыталась хоть немного поднять ей настроение своими дурацкими россказнями о горных козлах и ростомере.
Кажется, мне это удалось.
В Комитет я теперь могла проходить самостоятельно: Артур оформил мне постоянный пропуск. Его я не решилась отвлекать и еще на выходе из метро послала сообщение Никите. Он ответил, что они в допросной и чтоб я приходила туда. Еще добавил: Поливец не нашел сброшенной одежды ни в туалетах банка, ни в других помещениях.
Я не сомневалась, что именно так и будет: наш убийца слишком умен и не стал бы оставлять явные улики. Но от сознания того, что мы с оперативником находились в банке одновременно и могли столкнуться, меня слегка затошнило…
Уже сидя в допросной за спиной Артура, я вглядывалась в лица тех, кто давал показания, и ни в ком из них не могла распознать человека расчетливого и хладнокровного настолько, что он сделал ставку на слабые нервы грабителя. Наверняка этот тип специально улегся напротив директора, чтобы выстрелить ему в голову, а вот то, что рядом оказалась Бочкарева с Вишенкой, спланировать было невозможно… Или он увлек Татьяну Андреевну за собой и уложил рядом, а она этого в панике даже не запомнила? Такое вполне могло быть…
Но как убийца повел бы себя, если б собачки не оказалось? Уколол бы человека, чтобы тот вскрикнул и заставил грабителя дернуться, нажать на спусковой крючок? Но это было бы рискованно: в отличие от Вишенки другой свидетель наверняка вспомнил бы и рассказал об этом. И обязательно взглянул на того, кто его кольнул…
— Слишком уж хитроумно, — поморщился Артур, когда мы сделали перерыв в допросах и спустились пообедать. — Если он был заодно с грабителями, почему одному из них просто было не пристрелить Шмидта? Зачем разыгрывать эту сцену с рикошетом?
— Значит, убийца использовал ограбление как прикрытие, — предположила я. — Эти парни явно не собирались никого убивать.
— И были не в курсе его планов? Думаешь, всю операцию он продумал в одиночку?
— И хорошо знал, что у того, кто размахивает пистолетом, сдадут нервы и он пальнет, испугавшись лая.
Логов покачал головой:
— Никакой гарантии. Мог и не пальнуть.
— Мог. Что
