Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Мне с трудом удается покачать головой.

— Ну-ну, дорогая, пожалуйста, не пугайся. Я знаю, что оказаться тем, кого преследует призрак — это немного чересчур для наших умов двадцать первого века, но мы пройдем через это вместе.

Может быть, я все еще сплю. Может быть, это просто дурной сон. Может быть, все то вино, которое я выпила вчера, ударило мне в голову и убило больше клеток мозга, чем обычно.

Всегда практичная, Фиона становится деловой.

— Что нам нужно, так это спиритический сеанс.

Я решительно говорю:

— Это смехотворно.

— Нет, федеральный налог — вот что смехотворно. А это просто ситуация, которую необходимо исправить. — Фиона прихлебывает чай и издает звук удовольствия. — Как можно скорее. Чем дольше дух находится в ловушке этого измерения, тем больше вероятность того, что он не сможет уйти.

— Фиона, у меня в доме нет привидения!

Она неодобрительно цокает языком в ответ на мой тон.

— Я знаю, это тревожит, дорогая, но, пожалуйста, постарайся держать себя в руках. У шотландцев генетически заложено отвращение к явному проявлению эмоций, и мне бы не хотелось думать о тебе хуже из-за такой мелочи, как то, что тебя преследуют. Теперь, как насчет нарушений зрения? Ты не видела ничего странного вокруг этого места?

В моем сознании вспыхивает образ странного, враждебного человека в шляпе, прячущегося за деревом, который не оставил после себя никаких следов. А еще был маленький светловолосый мальчик, играющий во дворе…

Мальчик, которого не засняла моя камера слежения, вместо этого представив мне запись статических помех.

Ужас охватывает меня, начиная с ног и медленно продвигаясь вверх по телу, пока я не оказываюсь в холодной, крепкой руке костлявого страха.

Будто узнав все, что нужно, Фиона глубокомысленно произносит:

— А.

Продрогшая до костей, я говорю:

— Это невозможно. Призраков не существует.

Фиона улыбается. Басовитый раскат грома прокатывается по небу. Дождь усиливается, барабаня по окнам и по крыше.

Затем верхний свет сам по себе выключается и включается три раза, как самодовольный сверхъестественный придурок.

22

— Теперь слушай внимательно, — говорит Фиона, снова становясь деловой. — Мне нужно сказать тебе кое-что важное.

— Что?

— Что бы ни случилось, не говори призраку, что он мертв. Они понятия не имеют, что их больше нет в живых.

Я убеждена, что мы оба где-то в обитой войлоком камере ведем этот разговор. Это действительно единственное разумное объяснение.

Когда я сижу и недоверчиво смотрю на Фиону, она продолжает.

— Призраки — это просто души, которым есть что рассказать. Когда человек умирает трагически или насильственно, его дух часто не может двигаться дальше. У них есть незаконченные дела, которые привязывают их к этому миру. Пока гештальты не будут закрыты, они останутся здесь, преследуя людей и места, которые значили для них больше всего, пока они были живы.

— Ты вообще слышишь, что ты говоришь?

Она выгибает бровь.

— Я понимаю, что это трудно для тебя, дорогая, но не нужно быть резкой.

Пристыженная, я вздыхаю.

— Прости.

— Как я уже говорила… что я говорила?

— Призракам нужно успокоиться.

— Да, это верно. И пока этого не случится, они застрянут здесь, скитаясь по земле в страданиях.

Она выжидающе смотрит на меня.

— Ты говоришь, что нам нужно помочь этому призраку, которого не существует и который определенно не преследует меня, закончить дела на земле.

Фиона сияет.

— Все верно.

Великое дело. Она хочет, чтобы я бросила искусство и стала проводником для заблудших душ.

— Я надеюсь, ты не обидишься на это, но это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.

По выражению лица Фионы я могу сказать, что она определенно оскорблена.

Она принюхивается, задирая нос.

— Хорошо. Если тебе не нужна моя помощь, я не могу заставить тебя принять ее. — Она встает, относит свою кружку в раковину и выливает остатки чая в канализацию. Ополаскивая кружку, она говорит через плечо:

— Тебе нужно сегодня убрать свой кабинет?

— В самом деле? Мы просто будем вести себя так, как будто этого разговора никогда не было?

Она поворачивается, чтобы смерить меня холодным взглядом.

— У меня сложилось впечатление, что погрязать в отрицании — это то, что тебе нравится.

— Ох. Это было жестоко.

— Я не из тех, кто все приукрашивает.

Я сухо говорю:

— Ох ты, по тебе и не скажешь.

Мы смотрим друг на друга через всю комнату, пока я, наконец, не сдаюсь.

— Ладно, даже если бы я согласилась с этим безумием — чего я не делаю, я просто обсуждаю возможность — что тогда?

Выражение ее лица смягчается. Фиона ставит кружку на подставку для слива рядом с раковиной и возвращается на свой стул.

— Тогда мы попытаемся связаться с духом, чтобы узнать, чего он хочет.

— Ты снова возвращаешься к спиритическому сеансу.

— Верно.

Мы пристально смотрим друг на друга через стол, пока я пытаюсь вытащить свой мозг из космоса, куда он отправился, чтобы хорошенько отдохнуть от этого нелепого разговора.

— Или, может быть, мне просто стоит сходить к психотерапевту. Лучше потратить деньги на него.

— О, никаких счетов, моя дорогая. Она могла бы сделать это в качестве личного одолжения.

— Кто она?

— Моя сестра. Она медиум.

К этому моменту новый лакомый кусочек информации меня даже не смущает.

— Конечно, она медиум. И как можно попасть на такую работу?

— Ну, ты рожден для этого, не так ли? Это дар.

Я с сомнением повторяю:

— Дар.

— Что-то, что приходит само собой, например, твои художественные способности.

— Только с мертвыми людьми.

— Вот именно.

— И она может гарантировать, что этот не-дух, который не преследует меня, уйдет после этого?

— О нет. Это полностью зависит от духа. И всегда есть шанс, что… — она прикусывает внутреннюю сторону щеки.

— Не оставляй меня в подвешенном состоянии. Я и так достаточно взвинчена.

— Ну, не все духи дружелюбны. Некоторые из них мстительны и полны ярости.

Я хихикаю.

— Значит, они раньше работали на железной дороге.

Голубые глаза Фионы сверкают. Ее голос понижается.

— Это не шутка, моя дорогая. Нужно проявлять крайнюю осторожность, когда имеешь дело с существами из другого мира. Они очень непредсказуемы. Если их спровоцировать на гнев, они вполне способны на насилие.

Дрожь страха, которую я чувствовала ранее, возвращается, пробегая по мне и оставляя после себя мурашки.

— Как призрак может быть способен на насилие, если у него нет тела?

— Точно так же, как он может переставить мебель или сбросить что-то с полки.

— Я не понимаю.

На мгновение она собирается с мыслями.

— Дух — это проявляющая себя энергия, сродни электрической буре, набирающей силу до тех пор, пока она не разрядит молнию. Когда дух расстроен, эта эмоция — эта энергия — преобразуется в физический результат. Отсюда твои открытые ящики в шкафу. — Она смотрит вверх. — Или мерцающий свет.

Я с трепетом смотрю на потолок, наполовину ожидая увидеть ухмыляющегося зеленого гоблина, парящего над головой.

— Итак… теоретически, не то чтобы я во все это верила… дух, который живет в моем доме, зол?

Она тихо отвечает:

— Я бы сказала, что дух, который живет в этом доме, чертовски разъярен.

Когда я пораженно смотрю на нее, она добавляет небрежным тоном:

— Или духи, множественное число. Этот дом очень старый. На самом деле никто не знает, сколько беспокойных душ скрывается вокруг. Может быть, десятки.

— Десятки? Ты хочешь сказать, что я живу в аду?

— Ад — это состояние души, моя дорогая. Реальность — это просто то, во что мы верим. Каждый из нас создает свою собственную правду, даже призраки.

Это заявление — самая тревожная вещь, которую она сказала за весь разговор.