Леонид обязательно умрет - Дмитрий Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чигирь сама поняла, что хватанула будущего через край, а потому делано заулыбалась Леониду навстречу, присела на корточки и сделала козу.
– У-тю-тю! – пропела она.
Большей радости Ленчику она не могла доставить. На козу он среагировал моментально. Сделал молниеносное движение головой навстречу и закусил мертвой хваткой наманикюренные вишневым пальцы Будёны.
От неожиданности и боли она завопила во весь голос, напугав коллектив младшей группы, который еще через мгновение во все детские глотки орал на всю Первопрестольную.
Один Леонид, пожевавший коротко и выплюнувший Будёнину козу обратно на свет божий, не орал с коллективом хором, а хохотал диссонансом во все окрепшее горло…
Два часа персонал отпаивал валерьянкой свою руководительницу, а она визжала на все ясли:
– Идиот!.. Имбецил! – и нервически дергала правым усом. – Мне надо делать уколы от бешенства!
– Он не собака, – сообщил кто-то Будёне.
– Хуже! – еще более взвилась директриса. – Это – маленькая злобная крыса!!!
Конечно, она про себя все решила, как поступит с маленьким гаденышем. Уже с завтрашнего дня ублюдок перестанет смеяться!..
А этой же ночью Валентину застали за странным занятием. Заместительница Чигирь нагрянула в ясли с проверкой и обнаружила одну из воспитательниц кормящей грудью мальчика Северцева, именно того, которого собирались передать в спецучреждение.
Заместительница это действо определила как странное, но не более. Однако во избежание случайной ответственности она решила сообщить данный факт Будёне Матвеевне.
– Я еду! – кричали из трубки истошно. – Не ждите!!! Вызывайте милицию!!!
«Зачем милицию? – подумала заместительница. – Здесь скорее врач-психолог нужен». Но, напуганная гневом руководительницы, набрала «02».
В три часа ночи в яслях для сирот происходило удивительное движение. Половина детей была разбужена милицейской сиреной. В связи с этим в окнах сновали люди в погонах и нянечки в белых халатах.
В кабинете Будёны состоялся решающий разговор.
– Собственно говоря, я не понимаю, что произошло? – пытался выяснить подполковник ближайшего отделения милиции. – В чем криминал?
Его подняли с постели, когда дежурный наряд не смог разобраться в нестандартной ситуации, возникшей в яслях № 32. Сержант Табаков что-то мямлил о незаконном вскармливании грудью, о младенце и порочной воспитательнице!.. Пришлось выезжать на место самому, руководствуясь принципом: дети – наше все!
– Так в чем криминал? – не понимал подполковник Ухов, сам отец четверых детей, которые, впрочем, почти совсем выросли.
– Как это вы не понимаете! – возмущалась Будёна Матвеевна. – Она – воспитательница! Она – не мать!
– Ну, покормила ребенка, – пожимал плечами Ухов. – Спасибо ей за это… Сиротка ведь…
– У нее нет молока! – вскочила со стула Чигирь и нависла над милиционером, пугая того мужицкими усами. – Это – чудовищно!!!
– Нет молока?.. А-а-а!..
– Теперь уразумели?!!
Подполковник тяжело вздохнул. Похоже, не уразумел.
– Вы член партии?
– С сорок третьего, – глаза в глаза сообщил Ухов.
– С таким стажем, блюститель закона, а никак не дойдет!.. Ну нет, надо обращаться в горком!
– Да я все понял. – Ухов ощутил животом какое-то мерзкое влияние на его психику. Живот под пупком, а психика в голове. Совсем странно…
– Маленький мальчик!.. Чужая женская грудь!.. Младенца заставляют сосать!..
– Что я должен делать?
– Задержать!
– Ребенка?
– Да! – по инерции выпалила Будёна. – Тьфу на вас! Какого ребенка! Ласкину задержите!
– Это которая кормила? – уточнил подполковник.
– Да не кормила она! Неужто непонятно?!! Развратные действия налицо!
– Я понял!..
Он не понял только, на чье лицо.
Забытый всеми Леонид лежал на подоконнике в пеленальной комнате и глядел, как уводят из яслей Вальку. Она шагала по небу, с опущенной головой, с развевающимися по вольному ветру волосами… Вдруг обернулась и посмотрела на окна второго этажа.
Он увидел ее глаза, засветился своими навстречу. Валька, повинуясь инстинкту, рванулась было обратно, но ее удержали за руки, почти грубо…
И тогда Леонид заплакал.
Его отнесли в палату, где уложили засыпать…
Прождав время, послушав пространство, в котором все успокоилось, он слез с кровати и пополз…
Ступенька за ступенькой преодолел лестницу, долго, уперевшись башкой, толкал дверь…
Он полз по небу, ориентируясь только на запах бензина, оставленный милицейской машиной. Чуть было не захлебнулся в огромной луже, ставшей для него первым морем. Глотнул досыта грязи, но выплыл.
Его нос, словно щенячий, чувствовал в огромной толще мирового воздуха еле уловимый запах Вальки. Он медленно, но верно двигался по этой ниточке аромата и к концу своего путешествия был не отличим от маленькой грязной собачонки.
Его обнаружили возле двери отделения милиции, которое находилось ровно напротив яслей для сирот. Приблизительно в ста пятидесяти метрах. Сначала действительно приняли за шавку, обозвали даже Каштанкой, покликали Му-Му, а потом признали за ребенка.
Подполковник Ухов мучился в размышлениях о странном ночном происшествии, когда к нему в кабинет внесли грязнущего ребенка, которому возрасту от силы было месяцев восемь, но который глядел на него взором полководца, прошедшего три войны. Офицер вдруг встал из-за стола и бухнул по нему кулаком мощно.
– Да пошло все на х…! – вскричал он. – Да пусть она хоть самого Буденного дочь!..
Мальчишке кое-как утерли носовым платком лицо и отнесли в камеру, где содержалась Валентина Ласкина.
– Твой? – поинтересовались.
– Мой, – тотчас зарыдала женщина.
Прижала найденыша к груди, здесь и ребеночек подвывать стал.
Милицейские мужики, хоть и правленные преступным миром, сердца сохранили себе нежными, а потому некоторые прослезились умиленно, а другие удержались, пролившись слезами вовнутрь.
Так в отдельно взятом отделении московской милиции на некоторое время воцарилась идиллия.
В этом добром околотке Леонид последний раз в исступлении сосал Валькину грудь. Как будто предчувствовал, что последний раз…
Ее определили в больницу имени Кащенко, подполковника Ухова наградили выговором, а мальчишку назначили в специальное детское учреждение.
Уложенный в кровать между дауном и олигофреном, вдыхая запах застоявшихся испражнений, Леонид заплакал вновь.
Леонид Павлович Северцев потерял свою вторую женщину. А для его возраста это было чересчур.
На третий день могучего плача ему сделали укол, отчего зрение возвратилось к нормальному состоянию. Небо было опять высоко, а земная твердь рядом.
Он продолжал плакать, и длился его плач шесть лет и три месяца…
8
В ожидании Утякина Ангелина аж извелась вся. Хотела ему позвонить, да батарея на мобильном села, а зарядку забыла. Поискала телефон-автомат, но таковых в клинике не имелось.
И так и сяк пыталась развлекать себя, но телевизионные каналы были общедоступными и показывали одинаковую дрянь.
В отделении – ни души, даже поболтать не с кем. Только медсестра с мужицкой щетиной да ногой баскетболиста приносила ей всякие каши на воде. А ей мяса хотелось или рыбки.
Созрела идея.
– Милая девушка, – ласково пропела старуха, отодвигая от себя тарелку с овсяной кашей. – Ласточка моя!
Медсестра испуганно посмотрела на нее.
– Да ты не бойся! – Лебеда достала из-под матраца пачку долларов и отщипнула из нее одну купюру. – Сбегай, родная, в магазин! Колбаски прикупи, буженинки, хлебца свеженького… В общем, выбирай на свое усмотрение все, что хочешь. Ты что кушать любишь? Мы здесь с тобой пир устроим на славу!
Огромную девку от предложения шатнуло к стене.
– А что ты боишься? Разве мне запрещено кушать?
– Запрещено, – ответила медсестра басом, которому позавидовал бы сам Шаляпин.
«Не то что-то, – подумала Лебеда. – Басом говорит, нога баскетболиста, рост, да и щетина…»
– Ты, баба, случаем, не мужик? – в лоб поинтересовалась старуха.
На лице медсестры сквозь крем-пудру проступила краска страха, смешанная со смущением.
Она попятилась мелкими шажочками к двери, бормоча невнятное:
– Я… Во мне всегда… Я была мужчиной… Но всегда во мне женщина жила…
– Да ты не бойся, – ласково проговорила старуха. В голове Лебеды всплывала какая-то информация, спрятанная за ненадобностью куда-то глубоко в мозг. – Так ты что?.. – Старуха отчаянно напрягалась. – Ты этот, как его… Транссексуал? – вспомнила она наконец.
– Что вы! Нет! – пробасила медсестра и замахала руками.
– Нет?.. А кто?..
– Я лучше пойду…
Старуха ловко соскочила с кровати и ухватила медсестру за руку.
– Ну куда ты пойдешь?.. А кто ко мне в обед придет? Я уже к тебе привыкла!.. И вообще, мне все равно, кто ты, баба, мужик, трансвестит или еще кто там. Главное, чтобы человек хороший был!
