Дочь пирата - Роберт Джирарди

— Шутить изволите? — усомнился Уилсон. Крикет саркастически улыбнулась из-за навигационного компьютера:

— Конечно, шутит. Клянусь, это самая забавная байка из тех, что мне приходилось слышать от рыбаков. И вообще запомни: моряки постоянно травят небылицы. Это помогает коротать время.

Уилсон посмотрел сначала на Крикет, потом на капитана, не зная, кому верить.

— Капитан?

Амундсен почесал в неухоженной бороде и пожал плечами:

— Вам обоим совсем не обязательно верить мне. Я просто утверждаю, что в море есть много такого, о чем мы и не подозреваем. Достаточно поглядеть за борт.

Он неопределенно повел рукой в сторону туманной бесконечности океана, горизонта, почерневшего от шторма, волн величиной с трехэтажный дом. После чего одарил Уилсона странным многозначительным взглядом и сунул в зубы сигару.

4

Они сняли с рубки плексигласовые щиты, снова натянули брезент, защищающий от непогоды, и остановили двигатели. Паруса поймали легкий попутный ветерок и доброжелательно распустились над высыхающей палубой. Шторм выдохся.

Впервые за неделю герметические люки раздраены, страдающий от головокружения экипаж вылез под полуденное солнце. Люди бродили по палубе, словно туристы, смотрели на ровное голубое море и на безобидные облачка на горизонте. Разработчики яхты поработали на славу. Самый жестокий, с 1935 года, ураган на Атлантике нанес судну минимальный урон — сорвал аварийный трос фок-мачты.

Капитану удалось поймать на коротких волнах передачу Би-би-си.

— По данным информационных агентств, наиболее пострадало западное побережье Африки, — пересказывал он Уилсону содержание передачи. — От Марокко до Камеруна. Пропали без вести от пятнадцати до двадцати судов, в том числе контейнеровоз какой-то скандинавской компании. В Гамбии волны смыли три рыбацкие деревни. Прекратилась подача электроэнергии в Гвинее-Биссау и Либерии, так что пришлось на несколько дней приостановить гражданские войны. Общее количество жертв составляет примерно пять тысяч человек. А мы отделались паршивым тросом. Беру все свои слова об этой посудине обратно.

Уилсон понимал, что должен благодарить судьбу за то, что выжил в этом водном холокосте. Но не мог. Его до тошноты возмущал случайный характер события. Стоило ли продолжать жить в мире, где какой-то порыв ветра способен погубить тысячи людей? «Люди оказались ничем не лучше пчел в стеклянном улье, — размышлял Уилсон. — Пчелы производят мед, полные энергии и планов. А чтобы уничтожить их вместе с ульем, достаточно одного камня».

5

Дельфины сопровождали яхту. Поднимаясь на поверхность, они слегка сопели, наполняя легкие воздухом. Восточный ветер приносил запахи корицы и земли, а по воде гнал гниющие фрукты. Капитан спустился в трюм, оставив Уилсона у штурвала на вторую ночную вахту. Уилсону не нужно было объяснять происхождение резкого запаха — рядом была Африка.

Через час кто-то коснулся плеча Уилсона. Это была Крикет. Ее лицо в темноте было почти неразличимо, волосы казались черными, а голос — глухим и далеким.

— Нам нужно встретиться.

— Хорошо, — ответил Уилсон.

— После третьей вахты. Будь осторожен.

Когда капитан вернулся в рубку, Уилсон пошел вниз и лег на койку. Когда ручные светящиеся часы показали 3.17 ночи, он поднялся и отправился в подсобное помещение.

Крикет ожидала его, лежа в гамаке, как паук. В каюту сквозь иллюминатор проникал звездный свет. Уилсон с трудом различал бледное лицо Крикет и губы, похожие на черную рану. Он аккуратно задраил люк и подошел к гамаку.

— Что происходит? — прошептал он. — По-моему, пора объяснить.

Крикет долго молчала.

— Ты когда-нибудь трахался в гамаке? — спросила она наконец.

— Нет, — опешил Уилсон.

— Это нелегко, — предупредила Крикет, — но изловчиться можно.

Уилсон снял майку и шорты и не без усилия улегся рядом с ней. Скрипнули нейлоновые веревки, пропущенные через стальные ушки, закрепленные на шпангоутах, брезент угрожающе прогнулся, тем не менее вся конструкция выдержала удвоившийся вес.

Обнаженное тело Крикет было холодно как лед. Влажный ветер дул из иллюминатора точно в спину Уилсона. Впрочем, на сей раз процесс не подразумевал бурю и натиск. В гамаке, словно в коконе, обычные движения бесполезны. Это все равно что заниматься любовью в условиях невесомости. Уилсон почувствовал себя как бы запертым внутри Крикет. Он снова услышал, как дельфины продувают свои дыхала. Животные следовали за яхтой вот уже много часов подряд. Одни моряки говорят, что это к удаче, другие считают наоборот.

После они долго отдыхали, склеенные потом, являя единую плоть, изогнувшуюся в стремлении к непостижимой цели.

— Самое трудное — это слезть на пол, — шепнула Крикет.

Выход из гамака занял минут пять. Когда они оказались-таки лицом к лицу на холодном полу, Уилсон обнаружил, что Крикет одного роста с ним. Он машинально протянул ладони и положил ей на грудь. Крикет опустила руки ему на плечи.

— Следующий этап заключается в боли, — сказала она спокойно. — Я должна поставить на тебе несмываемое клеймо.

Уилсон не совсем понял, о чем речь, но расслышал серьезность в ее голосе.

— Это необходимо сделать, иначе…

— Иначе что?

— Не спрашивай, — ответила Крикет, и Уилсон почувствовал, как она задрожала. — Ты обещал повиноваться мне беспрекословно. Помнишь?

— Да, — неохотно подтвердил Уилсон.

Они оделись и прокрались на камбуз. Крикет подвела Уилсона к плите, зажгла горелку, взяла с полки нож и осмотрела его. Широкое лезвие блеснуло на свету.

— Пригодится, — решила Крикет.

— Эй, подожди-ка! — сказал Уилсон в полный голос.

— Тише! — Крикет сзади обняла его за шею сильной рукой. — Это очень важно! Если не будешь делать все, как я говорю, нам обоим грозит смерть.

— Да объясни ты, наконец, что происходит?

— Не сейчас. Ты выполнишь свое обещание? Или погубишь себя и меня?

Она надела варежку, предназначенную для переноса горячих предметов, и погрузила лезвие столового ножа в самую середину огня. Несколько минут спустя сталь раскалилась докрасна, с заточенного края посыпались голубые искры.

Уилсон начал потеть и дрожать. Ему вдруг стало жаль пустынных улиц своей городской окраины, пассажиров в рубиконовском автобусе, пыльного офиса — всего того, что он променял на море. Но внутренний голос заявил ему: «Там ты прозябал, а здесь живешь».

— Все почти готово. — Крикет повернула нож другой стороной. — У вас тут, ребята, есть что-нибудь вроде масла или лярда?

Уилсон достал из шкафа банку «Криско».

— Открой.

Он снял крышку и содрал алюминиевую фольгу. Круглая поверхность замороженного жира была похожа на только что выпавший снег.