На Востоке - Иван Федюнинский

Словом, мы, пехотинцы, верили, что артиллеристы не подведут. Японцы не зря боялись их огня, он был точен и сокрушителен.

Советское правительство по достоинству оценило героизм и мужество артиллеристов, наградив многих из них орденами и медалями. Командиру дивизиона майору А. С. Рыбкину указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.

В годы Великой Отечественной войны мы снова встретились с ним. А. С. Рыбкин командовал артиллерийским полком в тот период, когда я возглавлял 15-й стрелковый корпус. И сражался он с немецкими захватчиками так же геройски, как и на реке Халхин-Гол с японскими самураями.

…Между тем накал боя нарастал. С юга ударила по тылам японцев 7-я мотоброневая бригада, грозя окружением.

Яростно сопротивляясь, под сильным натиском танкистов и мотострелков противник вынужден был отходить под прикрытием огня минометов, артиллерии и пулеметов. Самураи цеплялись за каждую удобную позицию, но не могли выдержать напора наших подразделений.

Уже перевалило за полдень, а схватки все не утихали. Стояла нестерпимая жара. Нещадно палило полуденное солнце. Над полем боя висела песчаная пыль, поднятая разрывами снарядов и рикошетирующими пулями. Люди обливались потом, задыхались от зноя и пыли, а воды — ни капли. Река Халхин-Гол была недалеко, но подойти к ней под огнем противника возможности мы не имели. Я тоже изнывал от жажды. И тут шофер моей машины красноармеец Громов подполз к окопу, в котором я находился, и протянул мне солдатский котелок с какой-то мутной жидкостью. Трудно было по внешнему виду определить, что это — вода, квас или чай. Мне показалось, что это был чай, потому что содержимое котелка было горячим. Сделал несколько глотков и почувствовал какой-то странный привкус.

— Что ты мне принес? — спросил я Громова.

— Воду, — спокойно ответил он.

— А где ты ее взял?

— Из радиатора машины.

— Почему же она такая сладкая? — не удержался я и засмеялся.

— Потому что я положил туда кусок сахара, чтобы было вкуснее, — сказал он и тоже улыбнулся.

Как бы там ни было, мне удалось хоть немного смочить рот. Сразу стало легче.

В таких неимоверных условиях приходилось драться нашим воинам. И они крепко били врага, несмотря на его численный перевес.

В 19 часов наше командование организовало одновременную атаку позиций врага с трех сторон. Бой продолжался и ночью.

4 июля рано утром при поддержке авиации японцы перешли в контратаку, пытаясь сбросить наши части с занимаемых позиций. Японские самолеты обрушили на советские войска бомбовые удары, стремясь парализовать их действия. Но летчики дали достойный отпор. Все контратаки тоже были отбиты с большими для врага потерями.

Во второй половине дня на наблюдательный пункт полка приехал на машине командир связи из штаба советских войск и вручил мне карту с графически изложенным на ней приказом командира корпуса комдива Г. К. Жукова.

Гору Баин-Цаган опоясывала синяя черта, означающая передний край обороны противника. Красным цветом обозначались наши войска, красные стрелы указывали на гору Баин-Цаган. Ниже на карте стояла лаконичная надпись:

К рассвету разгромить японцев на Баин-Цагане. Жуков.

Это был исключительно короткий, но ясный приказ. Очень сожалею, что эта карта с приказом вместе с полевой сумкой осталась в штабе полка, когда после ранения меня увезли в госпиталь. Однако чертеж, изображенный на карте, и написанные слова остались в моей памяти навсегда.

Итак, приказ был получен. Передо мной встал вопрос, как до наступления темноты довести его до командиров батальонов и всего личного состава. Со мной на наблюдательном пункте находились лишь два связиста и лейтенант Искра. Начальник штаба, заместитель по строевой части и комиссар были в подразделениях. И получалось, что послать для передач приказа и постановки боевой задачи некого. Да и трудно осуществить такое дело. Огонь со стороны японцев велся такой, что поднять голову невозможно, а тем более встать и передвигаться в сторону противника. Боевые порядки батальонов находились от НП в пределах 300–500 метров. Было над чем задуматься. И тут мне пришла в голову мысль, которая, может быть, кому-нибудь покажется сумасбродной. Но в то время, считаю, она была правильной. Я решил использовать для этого свою легковую автомашину, Отполз на обратные скаты бархана, где она стояла, подошел к водителю Громову и сказал:

— Как ты думаешь, на большой скорости сможем проскочить на передовую, в батальоны?

Громов был смелым воином и шофером отменным. В какие только ситуации ни попадал, а никогда не терялся, находил выход из положения. И сейчас он твердо ответил:

— Конечно проскочим. Японцы и глазом не моргнут, как мы будем на месте.

Стали думать, как лучше осуществить это, и решили так: сразу, как выедем из-за барханов, Громов даст полный газ, а как только достигнем линии окопов, резко развернет машину и сбросит скорость. Я открою дверцу, вывалюсь из машины и укроюсь в ближайшем окопе, а Громов на предельной скорости вернется назад. План наш полностью удался. Когда мы выскочили из-за барханов на легковой машине, японцы, видимо, решили, что к ним едет парламентер, и прекратили огонь. Они открыли его только тогда, когда машина развернулась, а я уже был на земле. Проворно спрыгнул в ближайший окоп целым и невредимым. К счастью, водитель тоже не пострадал, но машина получила множество пробоин.

Забегая вперед, скажу, что за этот смелый рейд Громов был награжден.

Я встретился с командирами батальонов и поставил им боевую задачу. Они в свою очередь довели приказ до всех командиров и бойцов. С наступлением темноты полк вместе с танками бригады Яковлева в третий раз атаковал Баин-Цаган. Бои не прекращались всю ночь. Мы понесли немалые потери.

Не хочу преувеличивать трудности, но должен сказать, что ночные атаки требовали от воинов большой выдержки, мужества, отваги и огромного напряжения физических сил. Японцы вели огонь преимущественно трассирующими пулями, и темноту ночи прорезывали светящиеся и причудливо ломающиеся при рикошете трассы. Дружные крики ура и отчаянные банзай чередовались, и по ним можно было определить, кому в данный момент сопутствует успех. Ночь заставляла проявить особую заботу о непрерывной и надежной связи. Потеря связи обернется потерей управления, а это равносильно поражению.

В ту памятную ночь произошел курьезный случай, который мог обернуться плачевно.

Лейтенант Искра с тревогой в голосе прошептал:

— Товарищ командир полка, кажется, японцы прорвались к нашему НП.