Большая Сплетня - Светлана Успенская

Но я топтался на месте. Мои комплименты не действовали, на просьбу о свидании девушка отвечала пренебрежительным прищуром, говоря, что мы и так встречаемся ежедневно на работе, во время любовных признаний она откровенно зевала. Как мужчина я был ей абсолютно неинтересен.

Поверить невозможно, но — увы — это так!

Я не знал, что делать. Взмолиться, пасть на колени, умолять о снисхождении, рыдать, спрятав лицо в ладонях, пригрозить самоубийством? Встать на подоконник, обещая спрыгнуть вниз?

Наверное, Леди Ди лишь рассмеется на это. Будет что рассказать подругам…

Куда как проще с той девицей, которую я недавно подцепил в кафе, намереваясь забыть в ее объятиях о любовных неудачах. Крепко поссорившись с предками, она удрала из дома, пришлось мне пригреть девушку у себя. Кажется, ее зовут Ира… Или Люда? Или еще как–то? В меру хорошенькая, без царя в голове. Чистоплотная. Недостаточно любопытная, чтобы поинтересоваться, что я думаю о ней. Недостаточно догадливая, чтобы понять, что я к ней глубоко равнодушен. Достаточно умелая в постели и достаточно занятая, чтобы не докучать мне своими чувствами, — трудится в какой–то конторе, не то заваривает чай, не то перебирает бумаги.

Если захочу — могу в любой момент послать ее ко всем чертям. Она даже не обидится. Просто пожмет плечами, соберет свои манатки и пошлепает к метро, кокетливо покачивая бедрами. И на полпути отыщет себе нового поклонника.

Совсем не то что Дана — опасная девушка с опасными мыслями в голове, абсолютно непредсказуемая, непостижимая.

Знает ли она, что именно болтают о нас в конторе, знает ли, что слухи о нашем скором браке стали обыденной реальностью для всех, кроме главных персоналий этого мифологического брака, — меня и ее. Но главное — ее!

Послать бы все к черту и… уволиться! Найти другую работу, а потом… Но что потом? Все то же прозябание в должности мальчика на побегушках? Опять начинать с самых низов, с нуля?

Я не мог решиться на это. Я надежно и безнадежно увяз в Большой Сплетне. Чудовище, порядком измяв меня в своих объятиях, не собиралось выпускать жертву на волю. Оно жило сообразно своим внутренним целям и законам. И сообразно своей внутренней логике влекло меня в неизвестные, сумрачные, грозовые дали…

Легчайшее, легче пуха, прикосновение заставило меня вздрогнуть.

— Задумался? — спросила Дана мягко.

— Да… — ошалело пробормотал я и осекся, вдруг заметив: на дне ее погибельных колдовских глаз плескалась — боюсь пагубного бесстыдства этого слова! — нежность. Или то, что казалось мне нежностью… Интерес? Сочувствие? Любопытство? Страх потерять выгодного партнера!

Заведенным порядком мы вышли из ресторана: она чуть раньше, я — чуть позже. Появляясь порознь, мы пытались обмануть… кого? Ведь вся контора гудела и плавилась, обсасывая последние слухи. Сплетня обрастала невероятными подробностями. Всем было достоверно известно, что Якушев дает за своей дочкой что–то около миллиона в акциях разных компаний. Что для молодой семьи уже куплен дом в престижном коттеджном поселке, а свадебное путешествие запланировано не то на Сейшелы, не то на Багамы. Что я в данный момент мучаюсь выбором подарка для возлюбленной, страдая от того, что уж больно мелки бриллианты в отечественных магазинах.

Теперь в конторе я проходил по категории счастливчиков, которым везет всегда и во всем, особенно в любви и в том, в чем традиционно не везет влюбленным, — в деньгах и карьере.

Никто не знал, что это только сплетни… Всего лишь сплетни, обыкновенные сплетни, в которых ни капли истины!

В моем активе числился лишь один ее нежный взгляд, единственный взгляд — случайный, ненамеренный, неосознанный. Разве этого достаточно?

Вечером, когда я уже собирался спать, внезапно зазвонил телефон.

Неохотно оторвавшись от губ своей подружки — не то Иры, не то Люды, — я потянулся к трубке. Воспользовавшись моментом, когда востребованность ее услуг упала до нуля в связи с их полной исчерпанностью, не то Ира не то Люда выскользнула в ванную.

— Алло? — хмуро буркнул я.

— Привет! — раздалось на другом конце провода.

Долгая пауза свидетельствовала о необходимости узнавания, радостного вскрика — или, наоборот, суровости, холодности, означавшей обиду и… Но я не успел решить, что лучше в данном случае, как…

— Пусик, где мой халат? — прокричала из ванной не то Люда не то Вера.

— Ты не один? — удивилась Дана. В голосе ее прорезалось едва заметное, но такое обнадеживающее разочарование.

— Совершенно один! — спохватился я, захлопывая ногой дверь в комнату, чтобы никакие Веры, Нюры или Кати не помешали важному разговору.

Предчувствие твердило мне, что этот поздний звонок неспроста! Может быть, случилось нечто экстраординарное… Но ведь ночью дела не решаются… если только личные…

— Но я слышала женский голос… — продолжала настаивать она.

— Это телевизор. — Ложь оказалась легкой и необременительной, как шелуха подсолнечника, только куда более пачкающей. Потянувшись рукой к пульту, я переключил канал — чтобы моя собеседница уловила перемену звукового фона.

— А–а–а… — протянула она после паузы.

Это был тот самый голос, что еще недавно скорострельно выпаливал приказания в трубку, однако теперь он не приказывал — скорее просил. Теперь он беспокоился женским присутствием в моей квартире, теперь он тягуче и медленно вливался в мои уши, обволакивал меня, суля то, что еще вчера казалось несбыточным, невозможным.

— Что ты сейчас делаешь? — вдруг поинтересовалась она, по собственной воле прервав молчание, которое я не осмеливался нарушить, слишком уж оно было сладостным.

— Собираюсь спать, — соврал я. — Утром на работу.

И даже не догадался приплести, что, мол, неустанно думаю о ней, мечтаю о ней, придумываю ее… Всегда, каждый миг своего существования — даже тогда, когда обнимаю податливое, послушное тело не то Кати, не то Маши, а та принимает нашептываемые нежности на свой счет, даже не догадываясь об их истинном адресате, которым я брежу наяву, как во сне…

— Значит, завтра увидимся, — полувопросительно произнесла она.

— До завтра, — попрощался я.

— Спокойной ночи, — нежно пропел самый красивый, самый музыкальный, самый восхитительный голос на свете, в то время как в дверь комнаты нервно гремел нетерпеливый кулачок не то Гали, не то Светы.

— Слушай, ну где мой банный халат? — капризно проговорила девушка. Голос у нее достаточно неприятный, скрипучий и вовсе не музыкальный. Который хотелось послать на все буквы алфавита вместе с его глуповатой обладательницей. — Такой белый, ну ты знаешь!

«Иди ко мне, — ласково пробормотал я обладательнице восхитительного голоса, только что погасшего в телефонной трубке. — Какая ты… Необыкновенная! Я схожу от тебя с ума».

«Я тоже», — ответила она, приглушая рвущееся из груди дыхание. И протянула мне руки — тонкие руки, сотканные из звездного света и лунной плоти, из вязкого сна и дремотной прелести желания.

— С чего это вдруг? — удивился вслух кто–то третий, встрявший между нами.

«Я так долго о тебе мечтал… Ты самая необыкновенная девушка… Самая красивая на свете… Если бы ты знала, как я тебя люблю…»

«А я так долго не решалась приблизиться к тебе… Так боялась… Сам понимаешь, о нас столько болтают…»

— Нет, я не хочу, я устала! — простонал кто–то под боком, разбивая вязкую тишину полуночи.

«Иди ко мне, любимая! Ты совершенство, ты божественна, ты недостижима, как сама мечта…»

«Прижми меня к себе, дорогой, я хочу приникнуть к твоей груди, ведь ты самый мужественный и прекрасный мужчина на земле!»

— Обними меня! — Кто–то захлебнулся густым вздохом, проталкивая сквозь сомкнутые губы сладострастный звук. Пузырек воздуха глухо лопнул в углу рта.

«Скажи, что ты будешь моей, что ты никогда не оставишь меня, возлюбленная моя!»

«Конечно, любимый, я твоя — навсегда, до последней клеточки тела…»

— Да, — произнес тот же самый голос, который мешал бесконечной глубине моего наслаждения. — Конечно. Как скажешь… — А потом добавил: — Это было потрясно, пусик!

Я с трудом разлепил заплывшие мечтательной дремотой веки. Не то Вера, не то Лера вытянулась рядом со мной, расслабленно нежась на постели. Ее доступное тело бесстыдно блестело в лунном свете, масляно вливавшемся в окна.

Я очнулся от сладких мечтаний — резко, как будто меня пырнули в живот. Натянул на грудь одеяло. Промолвил, зевая:

— Ладно, давай спать.

А про себя подумал: «Надо поскорей избавиться от нее… Но не сразу, конечно, а дня через два. Аккуратно. Как я обычно делаю это…»

И, приняв решение, спокойно смежил веки.

Итак, теперь в активе моего собственного акционерного общества «Игром», кроме акций и одного–единственного нежного взгляда, значился еще и пустячный, непонятно к чему ведущий разговор, прекрасный своей абсолютной неделовитостью. И это было немало! Имея такой стартовый капитал, можно начинать атаку на новые рыночные рубежи, еще вчера казавшиеся абсолютно неприступными.