Фукусима, или История собачьей дружбы - Михаил Самарский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И когда же она собирается вернуться? – спросила Люба и, взяв со стола мобильный телефон, что-то там начала смотреть.
– Да, говорит, в любое время…
– Володь, извини, у нее какой-то особенный номер?
– В каком смысле? – удивленно спросил Владимир Петрович.
– В прямом, – улыбнулась Люба и, показывая мне трубку телефона, подмигнула. – Когда она звонит, ее телефон никаким образом не фиксируется в трубке абонента? Правильно я понимаю? Я вот смотрю твои входящие, здесь как был мой вчерашний тебе звонок, так и остался. Или ты забыл, что у нас городского телефона уже как полгода нет? А-а-а, я поняла. Она, наверное, через окошко с тобой разговаривала. Точно?
Я радостно кивнул Любе, мол, так его, так его, лгунишку.
– Ну, ладно-ладно, – махнул рукой Петрович, – соврал я. Родители твои приезжали, они категорически против нашей свадьбы.
– Послушай, Володя, – Люба подошла вплотную к Владимиру Петровичу, – ты взрослый мужик и наверняка знаешь, что чуть ли не в половине случаев родители против то жениха, то невесты. И что? Конечно, мне не хотелось бы ссориться с родителями, но, думаю, после моей беседы с ними они согласятся с моими доводами, причем оба – и мама, и папа. Не знаю, чего они тебе тут наговорили, но они очень хорошие люди. И все поймут. Так что хватит мне тут фантазировать. Или ты уже разлюбил меня? – Люба наклонилась и чмокнула Петровича в нос.
– Эх, Любаша, – выдохнул Петрович. – Как я могу разлюбить тебя? Но ты понимаешь…
– Ничего я не понимаю, – рассмеялась Люба. – Дал слово – держи!
– Хорошо, дорогая! Спасибо тебе. А насчет «разлюбил не разлюбил», знаешь, как я тебя люблю? Знаешь?
– Как? – Люба прижалась своей щекой к щеке жениха и закрыла глаза.
– Если бы мне сказали сейчас «выбирай – зрение или Люба», я бы выбрал тебя…
«Ух ты! Да, это настоящая любовь!»
– Фуку, ты слышала? – обратился я к своей подруге. – Фуку, слышишь?
Но она спала. Спала тем сном, после которого уже не просыпаются…
Похоронили мы Фукусиму во дворе отцовского дома. Владимир Петрович и Люба решили переехать туда жить.
– Не могу я больше в квартире, Люба, – заявил Владимир Петрович. – Такое впечатление, воздуха мне не хватает. Да и Фуку здесь родилась, здесь спаслась, здесь теперь обрела вечный покой.
Люба не возражала. Ну а я и подавно. Для меня это как подарок судьбы. Жалко, конечно, что я один остался, не считая, конечно, Фараона. С Фуку было бы веселее. Но здесь ее могила – всегда будет рядом. Владимир Петрович пообещал даже памятник ей поставить. Вот как! Кстати, это не такая уж и редкость – люди часто ставят собакам памятники.Глава 22
Больше Владимир Петрович не сопротивлялся. Так и сказал:
– Эх, Любка, да я жить без тебя уже не могу.
– Посмотрим-посмотрим, – шутила без пяти минут невеста. Вернее, какое без пяти минут, уже невеста – они ведь отнесли куда-то какие-то там заявления. Так что готовимся к свадьбе теперь. Ну, вот не зря же мне свадьба снилась! Наконец-то дождались и человеческой свадьбы. Люба говорит, что меня Владимир Петрович, наверное, свидетелем возьмет, дружком каким-то. Что за дружок, я понятия не понимаю. Жил у нас в соседнем подъезде пудель один по кличке Дружок, но при чем тут наша свадьба, пока ума не приложу. Ну, да ладно, поживем – увидим.
Знаете, что самое главное? Приезжала же «царица» наша – ну, Екатерина Великая, или как ее там – Екатерина Львовна, Любашина мама. Умора! Ничего я не понял. Сама доброта. Суетится, ладошами хлопает, стол помогает накрывать, светится вся, Владимира Петровича зятьком называет. Да-да, берет его под руку, ведет к столу и лопочет:
– Садись, зятек, покушай.
– Спасибо, Екатерина Львовна, – смущается Владимир Петрович, – да не беспокойтесь вы так, я тут каждый угол знаю, присаживайтесь сами, не волнуйтесь. А где же Геннадий Витальевич?
– Сейчас придет, я его в магазин отправила. Вам какой хлебушек? Черный или белый?
Не понял я ничего. Вы не знаете, что это с ней случилось? Несколько дней назад кричала как резаная, а тут прямо мать родная. Хотя чему я удивляюсь, у нас ведь, собак, то же самое. Лаем, рвемся в бой, пена на клыках. Еще минута, и разорвем на куски, а потом стоим и нюхаем друг друга. И потом еще дружим, заботимся друг о друге. Вот и люди так же. Видимо, как-то Люба убедила маму, что другого мужа ей не нужно. Вот и смирилась Екатерина Львовна.
Ба! Вот что мне в голову сейчас пришло. А может, она так их чувства проверяла? Ну, в самом деле, вдруг бы испугались, поникли, головы бы повесили, слюни распустили бы. Давай друг от друга отбрыкиваться. И что это за любовь? Так – одно название. А тут нужно было упереться, настоять на своем, словом, посражаться за свою любовь. Вон что бы было, если бы мы тогда с Фуку смирились со своей судьбой и не дали достойный отпор агрессору? Молодцы и Люба, и Владимир Петрович, и Екатерина Львовна – спасли любовь. Жду вот теперь не дождусь свадьбы. Я ни разу еще на свадьбе не гулял, да еще у своего подопечного.
Никогда я не видел Владимира Петровича таким нарядным и счастливым. Ну, о Любе вообще разговор отдельный – я, когда увидел ее в белом платье, фате, у меня чуть челюсть на землю не упала – красота неописуемая. Да и вообще, скажу вам, друзья, это был настоящий и грандиозный праздник. Коллеги Владимира Петровича крепко обнимали товарища, поздравляли, желали… ой, да чего им только не желали в этот день. А Любе целовали ручку. Девушка не ходила, а, можно сказать, порхала между гостями.
Мне-то есть с чем сравнивать! Что я, Любу не видел, что ли! Ходит себе да и ходит – по квартире, в магазин, аптеку, на рынок, еще куда-нибудь. А тут – летает, словно белая птица. Такая легкая, воздушная, изящная. Верите, я даже легонько за хвост себя куснул, думаю, не уснул ли – чего она разлеталась. Нет, не сплю. Просто у Любы такой наряд, если бы сегодня был Новый год, можно было смело сказать: это наряд сказочной птицы или феи.
А видели бы вы ее глаза! Вот где чудо! Они блестели и горели так… Господи боже мой, только сейчас догадался! Так они же блестели и горели сразу за двоих – за себя и за мужа. Вон оно в чем дело!
По приезде из ЗАГСа Владимир Петрович и Люба сразу направились к могиле Фукусимы. Петрович положил цветы и поклонился боевой подруге. Никто не слышал, что говорил Владимир Петрович, но по его губам я понял, что он произнес:
– Прости, родная, что я не сумел тебя спасти.
Коллеги-спасатели стояли молча, а вот гости со стороны Любаши все перешептывались:
– Это кто там?
– А бог его знает…
– Говорят, собака какая-то.
– Да не какая-то, а спасательница.
– В каком смысле?
– Да в прямом, работала вместе с хозяином.
– Она ему жизнь спасла…
– Вон оно что!
Стол мы накрыли во дворе, а над столом коллеги жениха соорудили на всякий случай длинный навес. Кто-то сказал, что, по прогнозу, нас должен потревожить небольшой дождик. Но все обошлось, гром где-то рядом погудел-погудел и умолк. Был такой момент, вроде подуло свежим воздухом, но дождь так до нас и не дошел. Природа радовалась вместе с нами и не хотела портить праздник.
А Владимир Петрович, видимо, не зря порепетировал в тот раз танец с невестой. Гости-зрители замерли, наблюдая, как жених и невеста танцуют свой белый танец под потрясающую песню «Неповторимая» группы «Белый орел». Слова из песни, конечно, нужно слышать. Это было так символично, что кое-кто из присутствующих пустил слезу. Но я так думаю, это были слезы счастья за молодоженов, за их сложную, но такую красивую судьбу:
Неповторимая и несказанная,
Всегда любимая, всегда желанная,
Среди затмения мое прозрение,
Ты жизнь моя и вдохновение…
Аплодисменты были настолько продолжительными и настойчивыми, что молодоженам пришлось танцевать на бис. И это было действительно очень красиво и трогательно!
Когда танцоры остановились, кто-то громко закричал: «Горько», остальные подхватили, и молодожены обнялись. У людей такие бывают длинные поцелуи, с ума сойти.
Так мне хотелось в ту минуту запрыгать и поавкать от радости. Но сдержался – думаю, перепугаю гостей до смерти. Спасатели, те не испугаются, я все больше переживал за гостей от Екатерины Великой. Если честно, они какие-то странные. Одна женщина спрашивает у Любы:
– Милая, а кобелек не кусачий?
Я сначала даже не догадался, что она обо мне спрашивает, понял только после того, как Люба подошла ко мне, погладила и объявила всем:
– Дорогие гости! Наш лабрадор Трисон – специально обученная собака, поводырь, к людям привыкший, воспитанный. Так что не бойтесь его, он никого не укусит.
– А к детям он как? К детям… – посыпались вопросы от родственников.
– Не переживайте, – продолжила Люба и рассмеялась, – детей он любит еще больше, чем взрослых.
А между тем поцелуй у молодоженов затянулся. Да садитесь вы уже, гости, наверное, и сами уже не рады, что крикнули «горько!», на стол поглядывают. И тут… Вот, честное слово, если бы сам не видел, не поверил бы. В этот момент через все небо, прямо над головами жениха и невесты поднялась и засияла радуга.