Беспринципный (ЛП) - Корте Белла Ди

— А… связь имеет к этому какое-то отношение?

— Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «связь». Если имеешь в виду сексуальную совместимость, сильное физическое влечение, то да.

Мои щеки вспыхнули, и не от смущения. Я немного завидовала, что он так относится к Сьерре. Его влекло к ней в сексуальном плане. Мне было интересно, занимались ли они сексом, поскольку она работала в его клубе, но вместе с тем мне не хотелось поднимать эту тему.

— Ты собирался подарить ей это кольцо, если бы выбрал ее? — Я подняла руку с кольцом, и он искоса взглянул на нее.

— Нет, — Капо плавно перестроился в другую полосу и придерживался выбранного курса. Я уставилась на него, надеясь, что он даст мне немного больше информации, но, похоже, Капо закрылся. Я вздохнула и отвернулась к окну. Мир пронесся мимо, как в тумане. Мы ехали слишком быстро, чтобы я могла что-то уловить.

Тишина в машине внезапно начала угнетать меня. Наклонилась вперед и впервые за все время поиграла с какими-то кнопками. Видела, что Капо наблюдает за мной из-под очков, но ничего не сказал. Наконец, я нашла управление стереосистемой. Я усмехнулась, услышав последний трек, который он слушал. Продолжала нажимать на стрелку вперед, чтобы посмотреть, что у него в плейлисте.

Bee Gees. 2Pac. Андреа Бочелли. White Snake. Sam The Sham и The Pharaohs. Staind. Seven Mary Three. Фрэнк Синатра. Nazareth. Его модная машина показывала мне имена артистов и их песни. Я понятия не имела, кто из них кто, но все они были такими разными. Его музыкальные вкусы не давали мне никакого представления о том, какой он. «Он чрезвычайно загадочный парень», — саркастически подумала я. И остальная часть его списка представляла собой жанровую мешанину.

— Ты смеешься надо мной, — сказал он. — Над моими музыкальными пристрастиями.

Я засмеялась еще громче, а потом сжала пальцы, оставив между ними небольшую щель.

— Немного.

— У тебя извращенное чувство юмора, — покачал он головой. — И дикий смех в придачу.

— Что такое дикий смех?

— Некоторые люди сажают его в клетку, дрессируют, чтобы он был таким, каким они хотят, — тихим животным. Некоторые люди притворяются, скрывая, что на самом деле им не над чем смеяться. Ты не делаешь ни того, ни другого.

Я продолжала смеяться, включив радио вместо его стариковской музыки. В августе ему должно было исполниться сорок лет, а мне — двадцать два в октябре. Несмотря на восемнадцатилетнюю разницу в возрасте, время, проведенное на улице, состарило меня. Я чувствовала, что мы близки даже с этой точки зрения.

Потом заиграла популярная поп-песня, и разрыв между нами еще больше увеличился. Это заставило меня вспомнить о Кили и о том, что она рассказывала мне о Капо и его семье, истории, дающие достаточно творческого вдохновения для бесконечных песен.

— Ты же не всерьез сейчас. — Он взглянул на радио так, словно оно нанесло ему непростительное оскорбление. — Ты бы предпочла эту цыпочку Бочелли?

— Я? Ты же не серьезно? Что происходит? — Я притворилась, что теряю сознание, прижав руку ко лбу. — Я подавлена. Помогите мне, красавец мужчина!

— Вот что происходит, когда твой мозг слишком долго переваривает подобную музыку. Ты. Ты должна быть на постере для детей, которые слушают подобную музыку. — Он переключил музыку на Бочелли, какую-то настоящую романтическую итальянскую балладу.

Я переключила обратно, чувствуя себя легче, чем за весь день. На самом деле я чувствовала себя легче, чем когда-либо за последние годы.

— Мы слушали твою музыку. Позволь мне немного послушать мою. И я не согласна. Я люблю эту музыку. Это ее новая песня. Она прекрасна. Особенно эта песня. Только послушай.

Мой смех грозил вырваться из импровизированной клетки, в которую я его загнала. Он серьезно слушал песню, а когда становился серьезным, его густые брови опускались, а линия губ становилась жесткой.

— У тебя есть друг, — сказал он, когда песня подошла к концу.

— Да, — ответила я. — Но ты и правда слушал? Сначала она упоминает детскую любовь, потом любовь, которая возникает между ними, пока они растут, а потом они женятся. Хорошо иметь лучшего друга, но, когда твой лучший друг одновременно и твой любовник, это объясняет все. Во всяком случае, я бы так подумала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Очень философски, — сказал он, и я снова чуть не рассмеялась.

— Что? Ты не понял?

— Все, что в данный момент я понял, это саундтрек к фильму Тима Бертона, засевший у меня в голове прямо сейчас.

— Кто такой Бертон? — поинтересовалась я.

— Эдвард Руки-Ножницы? — пожала я плечами. — Не слышала о таком.

— Это меня поражает. Ты понятия не имеешь, кто такие Тим Бертон или Эдвард Руки-Ножницы, но когда мы познакомились, ты прекрасно осознавала, кто такие Фаусти.

— Это печальный факт жизни на улицах. Ты стараешься опередить то, что может тебя убить, — пожала я плечами. — Остальное не имеет значения, когда ты настолько голоден, что готов ограбить маленького ребенка, чтобы полакомиться его мороженым. Я сомневаюсь, что Тим Бертон и Эдвард, — я сделала движение пальцами, словно резала бумагу ножницами, — погонятся за мной и убьют, может быть, даже замучают, если я увижу что-то, чего не должна была видеть.

Я знала кое-что о Фаусти, но еще больше обо всех пяти кланах. Фаусти не занимались мелким дерьмом. Они были королевской семьей в Италии и за ее пределами. Их имена попадали в заголовки газет. То же самое происходило и в их браках, когда один из них брал невесту, используя архаичный термин Капо. И когда я спросила Капо, как глубоко это зашло, он сказал: «Считай Фаусти беззаконной землей, которую не может коснуться ни президент, ни диктатор. Они правят своими территориями. И все, что они чувствуют, принадлежит им. Конец истории».

Он взглянул на меня, прежде чем снова вернуться к тому, чтобы следить за дорогой.

— Тебе еще многое предстоит узнать о хорошем в жизни, Марипоса. Я с удовольствием все тебе покажу, и научу тебя всему.

С этими словами мы сменили музыкальный фон, пока не подъехали к дому по адресу, который Кили дала Капо.

***

Мой желудок сжался, когда Капо припарковался перед домом, в котором я росла до десяти лет.

— Почему мы здесь?

Он снял темные очки и внимательно посмотрел мне в лицо.

— Ты не знала?

— Знала что?

— Что именно сюда мы и направлялись, Марипоса.

— Нет, — я немного сместилась на сиденье. — Кили только сказала мне, что вечеринка в доме друга на Стейтен-Айленде.

Утром у меня была примерка платья. Джованни забрал меня, а потом Капо повез меня на вечеринку Кили. Она хотела выехать пораньше, поэтому дала Капо адрес, пока я собиралась. Она хотела помочь с приготовлениями. Капо, должно быть, решил, что я уже знаю.

Судя по его суровому лицу, он понятия не имел, что она мне об этом не говорила. Похоже, он не любил сюрпризов. Я могла сказать это по тому, как все вокруг рассказывали ему обо всем.

— Думал, именно поэтому ты нервничаешь, — сказал Капо, глядя мимо меня в сторону дома. Интересно, помнит ли он, как привез меня сюда?

— Нет, — сказала я. — Я нервничала в основном, потому что ты встречаешься с семьей. Теперь я нервничаю, потому что не переступала порога этого дома уже одиннадцать лет. Это место — единственное, которое я когда-либо называла домом.

— Это не поможет. — Он взял меня за руку, останавливая мои потуги отмахаться от жары.

На улице было жарко, а мои нервы были на пределе. Небесная канцелярия работала сверхурочно. Вся машина сладко пахла. Мне нравилось, как ароматы, казалось, слегка менялись время от времени. Иногда я чувствовала запах карамели, иногда фисташки или сандала. В тот момент она больше пахла миндалем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Какое-то время мы молчали, но мои мысли были безудержны, и если я не скажу что-нибудь в ближайшее время, чувствовала, что у меня может лопнуть какой-нибудь кровеносный сосуд. Мое сердце было близко к этому.