Олимпионник из Артаксаты - Ашот Мелик-Шахназаров

Вечером был устроен большой пир. Столы ломились от угощений и напитков. Гремела музыка. Перед гостями танцевали красавицы рабыни. Но новому царю было не до веселья. Мысли его снова и снова возвращались к словам, сказанным императором как бы невзначай:

— Укреплению нашей дружбы, царь, способствовало бы восстановление существовавшего ранее порядка, при котором католикос Армении назначается с нашего согласия и одобрения. Проявляя великодушие, я и христианская церковь не возражаем против нынешнего католикоса Усика и ждём его приезда в Кесарию на миропомазание…

Второе возвращение Вараздата в Армению происходило в месяце мунихионе. Природа вновь пробуждалась к жизни. Зеленели виноградные лозы, цвели знаменитые армянские абрикосы и персики. Воспрянувшая после изгнания ромеев страна готовилась сеять, зная, что ни один мешок пшеницы, ни один карас вина не будет изъят для пропитания расквартированных на родине иноземцев.

Несмотря на хорошее настроение окружавших его воинов, гордых тем, что они сопровождают в Армению нового царя, сердце Вараздата щемило от боли. Причин тому было много. И гибель родного ему царя Папа, и тревога, связанная с предстоящими незнакомыми заботами и делами, и горечь от его последней встречи с Деметрой, состоявшейся накануне отъезда из Византии.

Они не виделись четыре года, однако Деметра тут же поспешила в Константинополь, узнав, что Вараздат в Византии. Вместе с ней была её верная Фату, согласившаяся наконец на вольную и ставшая свободной гражданкой империи. Молодая нубийка, долго и тяжело переживавшая утрату своего возлюбленного, вновь обрела способность улыбаться в обществе Арсена. В конце путешествия Арсен предложил Фату руку и сердце и уговаривал уехать в Армению. Фату, смеясь, соглашалась, но только при условии, что Деметра тоже поедет вместе с ними.

Насколько радостной была встреча Вараздата с гречанкой, настолько же печальным было их расставание. Деметра словно предчувствовала, что их надеждам не суждено сбыться. И когда настало время пуститься в обратный путь и Вараздату подвели коня, Деметра проговорила с горечью:

— Прощай, царь! Пусть хранят тебя боги Эллады и Армении в славных делах твоих. Пусть они всегда покровительствуют тебе так, как это было на Играх в Олимпии!

— До свидания, божественная Деметра, — отвечал Вараздат. — Наше расставание не будет длительным. Я не забыл твоего обещания приехать в Армению по первому моему зову. Помни его и ты!

Деметра кивнула, но лицо её оставалось печальным.

— Поздно, любовь моя, — прошептала она вслед удалявшемуся Вараздату. — В заботах царских, на троне далёкой Армении, вовлечённой в круговерть событий, ты позабудешь свою Деметру.

Вараздат снова с триумфом въезжал в Арташат. Именно здесь, а не в столице страны Вагаршапате, где ещё сохранялся траур, было решено устроить ему торжественную встречу. В памяти Вараздата были свежи впечатления от того приёма, который был оказан ему четыре года назад. Он ничем не уступал нынешнему. Новый государь ехал в богато убранной царской колеснице, осыпаемой цветами. Он был в развевающемся пурпурном плаще, подпоясанном золотым царским поясом, и в красных башмаках. На голове у него сверкала царская корона. На площади перед Главными воротами вновь произошла волнующая встреча. Но теперь к бронзовому возничему приближался не олимпионик, а царь. Остановившись на мгновение у памятника царю-олимпийцу, Вараздат поднял в приветственном жесте руку, мысленно давая клятву быть достойным памяти этого мудрого правителя. Затем колесница двинулась дальше. За ней ехали свита, телохранители, нахарары, военачальники.

Особенно ликовал простой люд. Горожане хорошо знали Вараздата-олимпионика, часто гулявшего по городу, заглядывавшего на рынок, в мастерские, показывавшего детям прямо на улице приёмы борьбы и кулачного боя. Им было приятно, что новый царь молод, красив и мужествен, что он завоевал на чужбине высокую награду, побив в бою на кулаках сильнейших богатырей из других стран. Им казалось, что такой человек должен быть несомненно честным, справедливым и умным царём. Могли ли они предположить, что писец католикоса, круглолицый старец Павстос, человек зоркий и наблюдательный, запишет в своих свитках, ставших впоследствии бесценными документами истории, следующие слова: «Новый царь отличался мужественной красотой, храбростью необыкновенной, но не превосходил благоразумием своих ближайших предшественни-

Впрочем, что имел в виду Павстос под словом «благоразумие»? Не отказ ли от надежд на достижение Арменией полной самостоятельности? Если это, то Вараздат действительно «не превосходил благоразумием» других армянских царей, мечтавших о независимости армянского государства от Византии и Персии.

Нахарары и духовенство с нетерпением ожидали первых шагов нового государя. Он ввёл в практику постоянные советы с узким кругом участников, куда входили католикос Усик, спарапет Мушег Мамиконян, управляющий дворцом Зенон Аматуни, начальник царского отряда Бад Сааруни и два советника царя, нахарары Карен и Арсен. На этих советах каждый из присутствовавших имел право открыто отстаивать свою точку зрения по всем обсуждавшимся вопросам.

Но все ждали Большого совета. И этот день наконец настал. Вагаршапат с утра походил на встревоженный улей. Нахарары, приехавшие вместе со своими телохранителями и слугами, приводили в порядок одежду, готовились к встрече с царём. Здесь были почти все большие и малые нахарары и бдэшхи[21] Армении, представители духовенства, военачальники. Всех интересовало, отменит ли новый царь реформы своего предшественника, вызывавшие не только недовольство церкви и князей, но и самого императора Феодосия, который возвёл на престол Армении олимпионика.

Входя в тронную залу, где обычно собирался совет, нахарары располагались не спеша, строго соблюдая порядок старшинства. Многие были в походном одеянии — в латах и при оружии. Другие, отдавая дань традиции, оделись в цветные кафтаны, накинули на плечи плащи, надели дорогие меховые шапки, нанизали на пальцы перстни. Впрочем, и они были при оружии — короткие мечи висели на широких, шитых серебром поясах. Нахарары приветствовали друг друга, шумно обменивались новостями.

Когда все расселись по местам, показался католикос. Рядом шла молодая женщина в траурном наряде. Следом за ними быстрым шагом вошёл Вараздат. Он был в военном одеянии, лишь на голове вместо шлема красовалась тиара. Он почтительно обратился к женщине, приглашая её занять место поблизости от католикоса. Нахарары поняли: царь неспроста пригласил на Большой совет вдову покойного государя, безутешную Зармандухт. Разговоры в зале стихли.

Все выжидательно смотрели на царя.

Сопровождаемый неразлучными братьями и Зеноном Аматуни царь подошёл к трону, установленному на некотором возвышении в конце залы, и сел на него. Он приветствовал нахараров и с убеждённостью сказал, что собранные в единый кулак разум, совесть и сила необоримы.

— В управлении страной, — сказал царь, — я буду руководствоваться доводами своего разума, прислушиваться к голосу нашей совести — главе армянской церкви — и опираться на несокрушимую силу, которую являют собой наши доблестные нахарары! Да будет народ армянский жить в веках!

Последние слова Вараздата потонули в хоре одобрительных возгласов. Нахарары оценили признание царём их роли, а духовники — значения церкви. Новый царь, значит, не собирается возносить себя над ними, как это исподволь, незаметно и умело делал покойный царь Пап.

Но следующая часть речи подействовала на них отрезвляюще.

— Армения переживает тяжёлое время, друзья мои, — продолжал Вараздат. — Мы потеряли нашего дорогого царя Папа, и в этом есть наша с вами доля вины. Если бы объявленные царём реформы не наталкивались на скрытое противодействие нахараров и церкви, Армения давно была бы сильным государством, могущим постоять за себя в споре с такими гигантами, как Византия и Персия.

Царь обвёл взглядом нахараров и воскликнул:

— Издавна армяне говорят: «Какая бы ни начиналась война, первый её удар приходится на Армению»! Такова наша доля, наша судьба, наш рок! Конечно, с нами бог, но он помогает прежде всего тем, кто может помочь себе сам. Потому, молясь всевышнему, мы будем спешно создавать свою армию. Вознамерившись иметь постоянное войско, царь Пап не стремился стать сильнее нахараров. Добиваясь осуществления планов покойного государя, царь Вараздат также не стремится стать сильнее нахараров. Единственная цель, которую преследует царская власть, — это сделать Армению сильнее своих внешних врагов.

Вараздат замолчал на мгновение. Он не хотел вызывать недовольство нахараров и потому обдумывал каждое слово. Но искренность и прямота его натуры воина и атлета взяли верх над осторожностью. Он встал с трона и заговорил с чувством: