Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский - Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто победит на президентских выборах?
Я тотчас отвечаю. Как всегда, не подумав. И как всегда, точно,
— Выиграет Зюганов, а Ельцин останется президентом.
Там все попадали…
— Как так?.. Неужели такое возможно?
— А вот так, — говорю, — помяните мое слово.
На небо уже не смотрю. А чего смотреть, и без него все ясно. Тем более что Меркурий сдвинулся, Кассиопея тронулась, а на планете Рибок, как всегда, все бегают по кругу и играют в теннис баскетбольным мячом.
А вчера ко мне подступили серьезные люди из разведки.
— Вы кто? — спрашивают.
— Я — Нострадамус, — отвечаю. — Меня весь мир знает и все прогрессивное человечество прислушивается.
— А по роже не хочешь? — говорит один.
А другой:
— Предъяви, сука, документы!
А мне и предъявить, если честно, нечего. Паспорт мой еще в прошлом годе украли, когда я к теще в Архангельскую область в вагоне СВ с женою ездил. Обчистили меня всего тогда. Трое мордатых в купе зашли, попросили закурить, а я их и спрогнозировать даже не успел…
— Нету, — говорю, — у меня паспорта. Вяжите, братцы!
И повязали.
Однако ничего страшного. Они ж не знают, что будет всеобщая амнистия, а я-то знаю.
Меня сейчас в тюрьме часто спрашивают товарищи по нарам: что за амнистия? У всех один вопрос… Отвечаю ответственно:
— Всех, кого еще не посадили, посадят. А всех, кого уже выпустили, больше никуда выпускать не будут.
Это я вам говорю, Нострадамус-97
1997
Кудыкина гора
Мы сели в самолет и прилетели на Кудыкину гору. Минут через десять стало кидать в разные стороны, серебристая громадина закачала крыльями, да так лихо, что земля накренилась. Небо провалилось, а сердце захолонуло… Стюардесса вышла в проход и вцепилась в спинку кресла:
— Господа пассажиры!.. Застегните привязные ремни! Командир корабля летчик Тютькин просит у вас извинения за то, что он сейчас пьяный, передает вам привет и желает счастливого путешествия.
Затем она повторила все это по-английски.
Мне показалось, что я ослышался. Нет, воздушный корабль заскрежетал зубами, а потом затрясся всем телом. Значит, стюардесса не оговорилась.
— Позвольте… — сказал один из пассажиров. — То есть как?..
— А вот так. В стельку.
— Но…
— Что вас еще интересует?.. — Стюардесса выкатила огромные свои голубые глаза с поволокой, которые на земле, конечно, были не так заметны, как в воздухе.
— Но… мы падаем!..
— Вполне возможно. Однако наша аэрокомпания честно предупредила вас о некоторых чисто технических сложностях полета, который, между прочим, проходит в тяжелейших условиях. Мы входим в зону стабильности нашей турбулентности.
— Простите… — вмешался я, не выдержав. — Что вы там такое говорите?.. Ведь это же безобразие! Мы хотим жить, а не выживать.
— Да, — согласилась со мной стюардесса. — Но это наша данность.
— Какая, к черту, данность?.. Это преступление! Идти на грозу в пьяном виде!
— Совершенно верно, — улыбнулась стюардесса. — Хуже не придумаешь. Лучше околеешь. Могу предложить французскую парфюмерию по сниженным ценам.
В этот момент самолет ухнул в яму, мы все чуть не лишились дара речи. Многие в ужасе закричали.
— А ну, тихо!.. — строго сказала стюардесса. — Всем оставаться на своих местах до полного… полного…
Она не договорила. Наш самолет кувырнулся в воздухе и врезался в какое-то облако. Начался конец света, именуемый в просторечии разгерметизацией самолета.
— Господа! — закричал я. — Я требую…
— Поздно, — шепнул мне мой сосед.
— Я требую немедленного суда над этим Тютькиным!
Стюардесса захохотала мне в ответ каким-то сатанинским смехом.
— Прекратите дергать команду, — зашипел мой сосед. — Все равно уже ничего не исправишь.
— В самом деле… Дайте господину Тютькину немного времени, чтобы он протрезвел и довел машину до намеченной цели. Не нервируйте нашего командира! — раздался чей-то голос.
Тем временем самолет наш летел носом вниз — вот-вот мы должны были врезаться в землю.
— Все не так плохо, как вы нам рисуете! — сказал сосед. — Посмотрите в иллюминатор — видите, крылья еще не отвалились, мотор пока нормально дребезжит…
В следующий миг мы испытали удар страшной силы. За ним последовал взрыв, нет, серия взрывов.
Я открыл глаза — ноги стюардессы обнимали мои щеки.
— Где мы? — спросил я.
— На Кудыкиной горе, — ответила она. — Какие у вас претензии к аэрокомпании?
— Этот Тютькин… сволочь… жив?
— Что вы его ругаете?.. У человека вчера был день рождения… надо же было как-то отметить… Уважительная причина…
1997
Торг
На этой неделе лидер оппозиции встретился с хозяином коррупции. Встреча происходила в теплой обстановке — при температуре 86 градусов — и на высшем уровне — где-то на верхней полке бани, в спецпарилке, в голом виде и с глазу на глаз.
— Поддай, — сказал лидер оппозиции.
Они поддали.
— Мне нужно…
— Возьми — сказал хозяин коррупции.
Они взяли на грудь еще по стакану.
Затем перешли к делу. Для начала лидер оппозиции попросил подцержки на предстоящих выборах.
Хозяин коррупции сказал:
— На.
И взамен попросил смочить веничек. Лидер оппозиции тут же смочил.
— Хочу завтра к Хусейну в гости слетать. Хусейн — хороший человек. Добрый.
И слегка хлестнул хозяина коррупции. Хозяин коррупции сказал:
— Ой… Мне надо тут… один авианосец продать. Ты не знаешь, кому?
— Знаю. Продам.
— Тогда и танки возьми. У меня шестьдесят танков в наличии простаивают.
— Хорошо. Но кто мне тогда за это секретаря контрольного управления уберет?
— Договорились. Но ты тогда Мухамеда в покое оставь.
— Зачем тебе Мухамед? Он преступник, твой Мухамед. Мафиози.
— Ф-фу, не болтай слова, которые не понимаешь. Он дерзкий!.. Ну взял двадцать пять заложников, ну расстрелял одного… Двадцать четыре ведь целы остались.
— Мухамед — плохой человек. Недобрый.
— Добрее тебя. С ним же разговаривать надо. Вот я же с тобой разговариваю. Вы никто с ним не умеете разговаривать.
— Давай, я поговорю. Но сначала ты с ним поговори, чтобы он со мной поговорил.
— Я поговорю. А ты с Прохором поговори…
— Поговорю, поговорю… Но если ты мне дашь с Мухамедом поговорить.
— Я тебе дам Мухамеда, если ты мне дашь Прохора и Авдеича… А лучше Сигизмундыча… Мне очень нужен Сигизмундыч.
— Да Сигизмундыч ничего сейчас не решает. Решает Терентьич.
— Тогда Прохора не надо. Я лучше сразу на Билла выйду. Или на Ли Фуня.
— Ли Фунь — это правильно. Но Ли Фунь мне самому пока нужен. У Ли Фуня хорошие связи с Мчебришвили.
— Мчебришвили уже убили. Нету уже Мчебришвили.
— Как?.. А я и не знал. Жалко Автандила. Хороший был человек. Добрый.
Они помолчали. Скупая мужская слеза смешалась с потом. Так плакать в России могут только сильные мокрые мужчины…
— Ты это… — вздохнул хозяин коррупции. — Обещай мне сначала Тюмень
