o f2ea2a4db566d77d - Дима

испытывать. В современной же ситуации мы становимся свидетелями уникальной

подмены… Я буду говорить на примере сострадания, ладно?

-

Как вам будет угодно. Но вы совсем не пьёте.

- Не хочется, благодарю. Я в ударе, я продолжу… Мне кажется, что в современных

условиях сострадание оказывается удалено от индивида на расстояние, скажем, от зрителя до

телевизионного экрана, и начинает существовать, соответственно, самостоятельно от

человека и, что хуже всего, в форме товара. Иными словами, в XXI веке вышло так, что

люди, озабоченные индивидуальным социальным выживанием, борьбой за существование,

передоверили работу своей души различным медиа, в частности телевидению, и сегодня уже

те проживают изначально сугубо личные духовные опыты. И транслируют их людям в

форме уже готового продукта. На ужин вы потребляете купленные в магазине

полуфабрикаты, затем, посмотрев выпуск теленовостей, получаете, как витамины, свою дозу

сострадания, а перед сном накладываете на лицо крем от морщин. Вы поддерживаете себя в

тонусе. Таким образом, в обществе потребления даже сострадание становится своего рода

товаром, который можно употребить. Но доброта, честь, некий внутренний свет,

искренность, любовь, то же сострадание – все эти понятия, они вообще не из серии

«поддержания себя в тонусе», вы понимаете? И производить их «на продажу», - Габи на

иностранный манер именно что рисовала кавычки в воздухе. – Внедрять куда-то этот

произведённый духовный продукт – в целом бессмысленный процесс. Это как мазать руки

кремом, но если ваш собственный организм не борется и не хочет регенировать кожу, крем,

три хоть до посинения, не поможет вовсе. И вот наше общество с некоторых пор стало жить

иллюзией света. Ну как кофезаменитель – тут тот же светозаменитель, духозаменитель.

Различные медиа плюс современная, официальная, культура транслируют нам некое подобие

духовности, через фильмы, журналистские репортажи, книги и прочее, и у «потребителя»

создаётся впечатление, что это он сам сострадает, сам задумывается о серьёзном, сам

наполняется светом и сам такой умный и, например, ужасно патриотичный. Но ведь правда в

том, что он лишь пассивно это употребил, лишь умилился собственной, как оказалось,

незакоснелости, тогда как духовность – это сугубо индивидуальный, самостоятельный опыт,

настоящая работа, не какая-нибудь пятиминутка умиления. Заканчивается телепередача, и

человек идёт по своим делам с мыслью «какой же я всё-таки хороший». Мило, не правда ли?

-

И вы, можно сказать, не захотели этому попустительствовать? – отозвался Борис.

- Точнее сказать, я окончательно запуталась, - девушка крякнула и прикрыла

открывшиеся в улыбке зубы ладонью. – С одной стороны, есть я, отмораживающая внутри

профессии – гуманитарной, отмечу, профессии – свою способность сострадать. С другой

стороны – эти вот идеи о товарности сострадания в современном обществе и потребителях.

А с третьей… что бы я ни делала, что бы ни думала, всё равно есть какие-то совершенно

неизвестные мне люди, которые моментально реагируют на сообщения о чужом горе и

нужде и перечисляют деньги, шлют вещи, питание и так далее – множество людей, со всех

концов страны.

-

А что вас удивляет? - не понял Борис.

- То, что я не с ними. Я вообще не знаю, кто эти люди. Они могут и сто рублей выслать,

каждый по своим силам. А я как-то так устроена, что даже не знаю, как перечислять деньги,

и мне стыдно слать сто рублей, раз я не могу перечислить сразу несколько тысяч. Но зато я

72

умею делать репортажи, даже внутренне в них не включаясь, и я могу строить теории о

месте сострадания в современном обществе. Но ведь это всё… не действие, понимаете?

-

Не уверен, - ответил Борис, хмурясь. – И не очень понимаю, о каких таких особенных

людях вы говорите.

- Да самые они обычные люди, в том-то и дело. Но почему-то так выходит, что в моём

окружении их нет. Зато много тех, кто говорит о важности сострадании. Мы пишем

высокопарные статьи, выпускаем злободневные репортажи, дискутируем в блогах, спорим

до посинения, выдвигаем теории. Ну я вам это только что продемонстрировала. Я тоже из

этих. Но возвращаясь к идеалам, которые у меня когда-то были, и сейчас где-то на подкорке

– мне всегда казалось, что раз я гуманитарий и читала Толстого какого-нибудь, то во мне,

кроме идей, будет ещё что-то… А именно действие. Грубо говоря, не рассуждения о

сострадании, а самое сострадание – полнокровное, деятельное. А получилось так, что я как

будто сижу в какой-то рубке, управляю процессами, но сама в них не участвую.

- Что-то мне не верится, что вы не умеете сострадать, - подбодрил её мужчина, отечески

улыбаясь.

- Умею-умею, - засмеялась Габи. – Но вроде как не знаю, что с этой способностью

делать. Я чувствую свою оторванность от чего-то более реального. Подождите, я всё

пытаюсь сформулировать… Как будто существует некая интеллектуально-духовная элита,

обладающая монополией на высшие ценности. Но вдруг это только миф? Возможно, раньше

и существовали благородные люди, у которых слово не расходилось с делом, потому что они

сами собой воплощали понятия чести, достоинства, братства. Но так ли это сейчас? Такое

ощущение, что сегодня есть класс людей, активно оперирующих духовными понятиями, но

лишь как орудием труда – это то, чем они зарабатывают себе на жизнь. Но отстранённо. Не

действие, а идеи. А реально привносят это в жизнь вообще какие-то третьи лица, мало кем

учитываемые и безымянные. И вообще по-новому – согласно современным социальным

условиям, а не литературным представлениям прошлых веков.

-

А если конкретнее? – попросил Борис.

- Пожалуйста. Одно время я жила в Подмосковье, каждый день добиралась до Москвы

на электричке и не раз становилась свидетелем подобных сцен. Вот пьяный. Скажем, он не

смог сесть, и рухнул где-то в проходе. Кто ему поможет встать? Интеллигентная особа,

читающая книгу в уголке, или шумная баба рыночного типа?

-

Хм. Понимаю. Поможет баба.

-

Да. Интеллигентная особа либо сделает вид, что не заметила, либо начнёт возмущаться

современным нравам, полная благородного гнева.

-

А баба, хоть и выругается, но по собственному опыту или опыту своего мужа знает,

что такое пьянство, - продолжил Борис.

- Не факт, что она сопереживает, вряд ли вообще. Но она знает кое-что на опыте и

поэтому наподдаст алкоголику, но уж как-то его усадят, помогут. И тут же забудут. И вот,

что странно. Выходит, никакой монополии нет. Можно действовать, особо не сопереживая,

просто потому, что ты обладаешь конкретным знанием. И можно ведать о неких идеалах,

отстаивать их, но при этом не сделать чего-то простого и конкретного.

- Габи, всё это спорно, но мысль понял. А что до работы души, которая передоверена

обществом различным медиа, я тут всё-таки хотел бы вас поправить.

Она заинтересованно кивнула, готовая выслушать иную точку зрения.

- Я могу сравнивать ситуацию в России и за рубежом, - объяснил Борис. – Много

путешествовал, знаком с развитой культурой благотворительности в иностранных

государствах. Поэтому могу сказать, что в России как раз сложилась довольно необычная

ситуация. Вы говорите, люди, озабоченные социальным выживанием, передоверяют

духовную работу, например, телевидению, а оно в свою очередь транслирует и так далее.

Это ненормальная ситуация, но совсем по другой причине. Здесь абсолютно всё вверх

тормашками. Серьёзно озаботиться социальным выживанием должны не люди, а

73

государство, управляющий аппарат, это его основная функция – заботиться о людях,

удовлетворять их социальные потребности. А у нас этого нет. Между народом и

правительством какая-то яма гигантская. И так выходит, что народ больше доверяет

телевидению и газетам и в случае беды обращается к ним, а не к чиновникам – так

эффективней. Возможно, со временем, это, действительно, приняло странные формы, но

причина нездоровых отношений народа и СМИ именно в удалённости правительства от

народа, а не в отдалённости от людей их духовных способностей. И государственные СМИ

заодно с официальной культурой тут выступают своего рода посредником между

правительством и народом. Выполняют заказ – ну вы им спустите патриотических

настроений, идей всяких высоких, напомните им о сострадании, накормите их иллюзиями,