Миссия возможна - В.С. Стрелов

Придите, все народы;

Познайте силу страшного таинства.

Христос, наш Спаситель, изначальное Слово,

Распят за нас и добровольно принял погребение;

Воскрес из мертвых,

Чтобы спасти всю вселенную.

Поклонимся же Ему.

… Участие в миссии тех, кто думает и живет богословски, – не просто дело долга, или целесообразности, или морали: оно более внутреннее, более «мистическое», оно есть экзистенциальное повеление. Будучи частью Христа и живя в духе, миссионер не может думать и жить как-то иначе.

Если эта внутренняя потребность для верующего истинна, то это тем более так для Церкви, которая не «член», но само Тело Христово, «полнота Наполняющего все во всем» (Еф 1: 23). Церковь без миссии – это противоречие в терминах. Церковь «помазана» и «послана», как и Христос (ср. Ин 17: 18), чтобы продолжить Его дело, то есть «проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедывать лето Господне благоприятное» (Лк 4: 18-19). Более того, Церковь послана, чтобы исполнить это дело: она апостольская, потому что хранит апостольскую ревность, живую апостольскую традицию, и главным образом потому, что она послана…

Расширение горизонта миссии до вселенских масштабов прямо связано с торжеством Христа в Его Воскресении; то, что Ему «дана всякая власть на небе и на земле» (Мф 28: 18), должно быть возвещено «всем народам» (Мф 28: 19). До Воскресения, до совершения спасения, ученикам было заповедано не выходить за пределы Иудеи… Однако после Воскресения им не дозволено более ограничивать свою проповедь этими рамками, – «Идите и научите все народы»… Поэтому так ярко воспевать Воскресение и жить Воскресением, с одной стороны, и жить во днях до Воскресения, с другой, – значит впасть в абсолютное противоречие, иначе говоря, это значит замкнуть нашу деятельность и интересы рамками Израиля – даже нового Израиля по благодати, – не думая о нашем императиве возглашать победу Христову «всему творению».

Антоний, митр. Сурожский. Мы должны нести в мир веру

Мне кажется, что отрыв культуры от религии в значительной степени является результатом того, что религия или, вернее, люди, которые исповедуют ту или другую религию, часто — христианскую веру, — сузили свое видение вещей. В сущности, наше отношение ко всему созданному и ко всему историческому, культурному, научному процессу должно было быть то же самое, что Божие отношение, то есть вдумчивое, любовное отношение. Святой Максим Исповедник еще в VI веке говорил о том, что человек создан из двух стихий: духовной, которая его сродняет с Богом, и физической, которая его сродняет со всем сотворенным миром, и роль человека — весь сотворенный мир одухотворить, весь сотворенный мир привести к Богу так, чтобы, по слову апостола Павла, Бог стал все во всем (1 Кор 15:28).

   Исторически, мне кажется, мы в значительной мере забыли этот путь. С одной стороны, развилась религия, то есть вера, вероучение, аскетический и мистический путь людей, а с другой — остался мир как бы вне религиозного мышления. Говорить, что мир во зле лежит (1 Ин 5:19), что нам не надо быть людьми мирскими, — совсем не значит, что мы не ответственны за все, что составляет Богом сотворенный мир. И нет такой области, такой отрасли, которая не могла бы быть свята в наших глазах и освящена верующим человеком.

   Я окончил естественный факультет, был врачом после медицинского, и я переживал изучение физики, химии, биологии, медицины как часть богословия, то есть как часть познания того, что Бог сотворил, того, в чем Он открывается, того, что Он любит, потому что Бог ничего не сотворил властью, а сотворил любовью. И мне кажется, что Возрождение на Западе или аскетизм, который отвел людей от всего мирского, от политического, общественного, общекультурного мышления повсеместно, и в частности в православном мире, — несчастье. Культура должна была бы быть вся пронизана нашим религиозным опытом, должна быть осмыслена им. И мне кажется, что в наше время пора переоценить и наше положение, и положение обезбоженной культуры, то есть обмирщенного мира.

   С нашей стороны (об этом я говорил на Соборе) мы должны были бы принести покаяние в том, что мы дали целому миру, миллионам людей потерять Бога — тем, что оказались не христианами до конца, что никто, встречая нас, не видит Христа в наших глазах, в нашем образе не отражается сияние божественной жизни. И в этом и Церковь в целом, и каждый христианин должен был бы принести перед Богом покаяние.

   Говоря о России, например: колоссальное отпадение от веры не объясняется ли словами Лескова, который говорил, что Русь была крещена, но никогда не была просвещена? А кто ответит за это просвещение или отсутствие просвещения, как не христиане? С другой стороны, рассматривая культуру Запада (я сейчас не буду думать даже о Востоке, но о Западе, включая Россию) и весь тот мир, который взошел как бы на дрожжах христианской веры, — нельзя ли нам вглядеться в этот мир и переоценить его, расценить его по-новому, обращая внимание на то, сколько в нем чисто евангельского? Весь мир, как бы он ни был обезбожен, вырос из евангельской проповеди. И то, что многие мирские мыслители, политики проповедуют или провозглашают, в сущности, коренится в Евангелии. Например, Евангелие — единственное, что утвердило абсолютную значительность, абсолютную ценность отдельной личности. Древний мир не знал этого.

   И я думаю, что нам надо совершенно заново пересмотреть наше отношение к отпадшему миру. Во-первых, осознав нашу ответственность за это отпадение, а во-вторых, прозревая глазами веры и любви ту вечную евангельскую правду, то сияние образа Божия, которое остается в отдельных лицах и, значит, в совокупности этого общества.

   Самое легкое для нас, конечно, отойти от мира и создать свое замкнутое общество. Но это замкнутое общество, по моему убеждению, есть отрицание нашего призвания. Потому что Христос пришел спасти погибшего. Он пришел грешных спасти, а не праведных (Мк 2:17). Он пришел принести мир с людьми, которые были во вражде с Богом. Помню, я разговаривал с Патриархом Алексием и ставил ему вопрос: как бы он определил Церковь? Он ответил: Церковь — это Тело Христово, распятое для спасения мира. Я его знал довольно-таки хорошо, и он, конечно, думал не о том только, что Церковь — общество людей, которые молятся о спасении мира: они должны идти в мир. Христос нам сказал, что мы свет миру, — мы должны идти во тьму, что мы соль, которая предохраняет от гниения (Мф 5:13—14), — мы должны идти туда, где гниль начинается (все это — поскольку мы обладаем верой, то есть уверенностью в существовании Бога).

   Вот эту веру — не только в Бога, но в человека — мы должны принести в мир. Мы должны принести в мир уверенность, что Бог не напрасно создавал людей, что Он в каждого человека верит, что Он надеется на каждого, что любит до крестной смерти каждого и поэтому нет такого человека, как бы он ни был далек от Бога в своих собственных глазах, — который не был бы бесконечно близок Богу.

Георгий (Ходр), митр. гор Ливанских. Призыв к христианам 

   Вы — носители великого призыва, вы — закваска спасения. Вы стали таковыми благодаря Тому, Чье имя носите, в Кого крестились. Однако вы заблуждаетесь, если мните, будто значите что–нибудь без Него. Вы также заблуждаетесь, если мните, будто другие никогда не смогут измениться к лучшему, — словно имена ценны сами по себе и словно Христос не может — водою или без воды — крестить в Бога того, кому пожелает даровать Свою благодать. Несомненно, все исходит от Спасителя, Которому вы поклоняетесь: всякая истина, всякая чистота, всякое величие, всякий идеал. Все доброе, что есть в этом мире, так или иначе создано Христом. Но Господь действует, где Ему угодно, и не вам ограничивать Его деятельность. Он обещал исполнить вас Своей благодатью, но Он не говорил, что сделает ее хранителями только вас одних. Заклинаю вас: не будьте «большими роялистами, чем король» — чем ваш Царь, который может «из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9).

   Не думайте, что вы — цель этого мира! Мир не затем сотворен, чтобы вам служить, это вы призваны быть слугами. А слуга внимательно выслушивает волю своего хозяина и трудится, чтобы воплотить его замыслы. Вашей вере чуждо понятие господства, оно заменено понятием служения. И только в самоотвержении обретает законность своей власти тот из вас, кто облечен ответственностью. И власть эта тает, чуть только ее носитель проникается духом потребительства. Часто смысл существования этой власти теряется еще до того, как она исчезнет в действительности. Ни Господь, в Которого вы веруете, ни те, за кого вы ответственны, не признают такой власти, которая не основана на служении. К тому же культурное преимущество, которым вы оправдываете некое ваше превосходство, теперь становится, если уже не стало, мифом. Ученость перестала быть исключительно вашим достоянием, и просвещение — в таких его измерениях как открытость добру, утонченность, вкус, изящество — все более и более распространяется среди людей. Если цивилизация в немалой степени связана с женщинами, составляющими половину рода людского, его вдохновительницами и воспитательницами, то очевидно, что нехристианкам принадлежит такая же доля в дарах естества, что и христианкам.