Мир вашему дому! - Олег Верещагин

— Нет, — коротко и ожесточенно сказал мужчина, отстраняя руки матери; голубые глаза его сверкнули. — Теперь или мы — или они, Тимоха. Или они нас в эту землю положат — или мы их в нее закопаем. Но я теперь отсюда не уйду. Это моя земля, твою мать… сейчас — еще больше, чем раньше.

Игорь присел возле мальчишки, заглянул ему в глаза.

— Давай руку.

Мальчишка безучастно протянул ее — грубо проломленную толстой деревяшкой древка, с растопыренными и сведенными пальцами. Он, скорее всего не дрогнул бы, даже начни Игорь тянуть обломок «по-живому». Но тот, взявшись у запястья, ловко перекрыл нервы и, подозвав Лизу, которая уже оказала помощь Женьке и кадету, приказал:

— Давай-ка помоги, я обезболил.

Как и всякий — пусть еще и "школьного пошива" — полевой врач, Лизка способна была работать где угодно, чем угодно и с максимальной быстротой. Развернув полевой набор на колене, она через минуту уже ловко сращивала нервы, сухожилия и кровеносные сосуды, складывала обломки костей, хладнокровно копаясь прямо в ране. Мальчишка смотрел на возню в своем теле по-прежнему отстраненно, потом повернулся к Игорю и сказал, глядя ему прямо в лицо такими, же голубыми, как у отца, глазами:

— Я видел, как маму убили. Я у ворот был. Без оружия… Отец правильно сказал — мы не уйдем. Никогда.

В станицу вернулись уже ближе к полуночи. К этому времени все успели высказать то, что думали об иррузайских вабиска, а Игорь в полной растерянности пересказал историю со своей короткой погоней,

— Ты промахнуться не мог? — спросил Борька. Игорь предложил:

— Давай попробуем — я тебе дам отбежать на полста метров, а потом выстрелю. Один раз, больше не понадобится.

— Да это я так, в плане рассуждения, — не обиделся Борька.

— Но странно, — признал Женька. — А ты ничего такого… — он сморщил нос, — не это? Не почуял?

— Не до этого было, — признался Игорь. — Но по виду это был — яшгайан, их жрец.

— Яшгайан, — кивнул Женька. Зигфрид тоже закивал:

— Яшгайан! Он тебе глаза отвел.

— Нельзя мне, как ты выражаешься, "глаза отвести", — вздохнул Игорь. — И ты это сам знаешь. Еще скажи, что он мой РАП заговорил… Попал я в него, это точно. И не один раз.

— Они умеют выключать боль, — сказал Зигфрид. — Ты же знаешь, как. И сам умеешь.

— Умею! — хмыкнул Игорь. — Если заряд плазмы попадает в живое существо, то оно сами знаете… Я уж не говорю, что последний раз угодил ему в голову — ее должно было в клочки разнести… Знаете, на что это похоже? — вдруг добавил он. — На то, как срабатывает защитный доспех — поглощение излучения, тепла…

— Ну, это еще умнее, чем заговор оружия, — приговорил Борька. — Защитный доспех у вабиска — да попади он к ним, они и воспользоваться не сумеют!

— Это да, — согласился Игорь и погрузился в молчание, которое можно было расценивать сколь угодно широко…

…На аэродроме пахло сухой травой и разогретым бетоном. Столбы света из прожекторов скрещивались на дирижабле, дорожками лежали на поле, в этой ослепительной яркости плавала пыль. Роботы команды обслуживания, управляемые человеком с мускулопультами на руках, занялись дирижаблем.

— Ну, мы пошли, — дружелюбно сказал Ревякин, поднося ладонь к фуражке. Кадеты тоже закозыряли. — Помоемся и спать.

Их шаги еще долго цокали по бетону. Оставшись одни, ребята начали оглядываться по сторонам, и Катюха умиротворенно вздохнула:

— Ну — дома, кажется.

— Ага, — поддержал Борька, тряхнул чубом. — Пошли, что ли, тоже?

Они вместе дошагали до начала станичной улицы. Огней почти нигде уже не было, но школа светилась половиной окон.

— Разнесут они нам учебное заведение, — без особой тревоги отметил Женька. — Мы завтра будем нужны?

— Я в случае чего вызову, отдыхайте пока, — поднял руку Игорь.

Обе парочки удалились по улице, пересмеиваясь и переговариваясь. Зигфрид, со страшным похряскиваньем зевнув, объявил:

— Пойду-ка я тоже спать. Идете?

— Иди, Степ, — кивнул Игорь.

— А ты? — кадет из прошлого расстегнул две верхние пуговицы на куртке, потряс ее, охлаждая тело.

— Схожу в школу, посмотрю, как там без меня вертится.

— Так, может, с тобой? — спросил Зигфрид, но тут же снова зевнул. Игорь засмеялся:

— Идите дрыхнуть, нечего сон на народ наводить. Я через полчаса приду.

Мальчишки тоже двинулись по улице. Игорь еще какое-то время постоял, наслаждаясь тишиной и полутьмой, потом повернулся и зашагал к школе.

На обочине около сливного желоба лежал футбольный мяч. Забыли… Игорь задумчиво остановился, подбросил мяч носком ноги, несколько раз перекинул из руки в руку, прокрутил на пальце, стукнул оземь, поймал перед лицом. Аккуратно положил на место — пусть тот, кто забыл, найдет мяч утром… Давно он в футбол не играл. А хочется.

Около школы на подъездной дороге сидел конвертоплан, стояли несколько человек — Игорь узнал поручика Евгеньева. Биодесантники посмеивались и перебрасывались невнятными репликами, одна из которых потонула во взрыве смеха. Игорь, подойдя, поздоровался со всеми и поинтересовался, в чем дело — оказалось, что сегодня спецназ принял бой, выручая одну из групп, окруженную на северо-западе, около лесных озер.

— Вабиска заметались, — с удовлетворением заявил поручик. — Они в самом деле опасаются нашей работы… Мы по-тихому подлетели, высадились в лесу и атаковали их с флангов двумя группами, а в центре пустили два ротора на джипе — на нее и приняли тех, кто бежать рванул. Убитых нет, у поисковиков трое раненых…

— Очень хорошо, господин поручик, — искренне сказал Игорь. — Большое вам спасибо.

— Это наша работа… хотя и не совсем, — улыбнулся поручик. И, слегка понизив голос, добавил: — Я попрошу… короче, не держите на меня зла, сударь, хорошо? Я явился к вам надутый, как индюк… — он снова улыбнулся. — Понимаете — задело, я же на пять лет старше…

— Ерунда, — пожал плечами Игорь. — Сейчас все в порядке?

Вместо ответа поручик козырнул.

В штабе царила вкусная деловая атмосфера. В коридоре вдоль стены лежало снаряжение, на нем спали или сидели и разговаривали поисковики двух групп. Около открытого окна над расстеленной картой, на треть состоявшей из белых пятен, склонились какой-то охотник — и офицер в форме геологов. На другом подоконнике редактор «Отклика» печатал на переносном ноутбуке, по временам рявкая в окно: "Ну что там?!" В ответ неслось невнятное рычание, которым редактор почему-то оставался очень доволен.

Двери классов были открыты настежь. В них стояли шум и гам, Игорь прошелся по коридору, ловя обрывки разговоров:

— …кто?.. Пятерка?.. А, сейчас…

— Коль! Ко-оль! Давай сюда скорей!..

— …куда ты лезешь?!. Так, еще раз — карту!..

— … переключи. Так. Ну-ка… Пошла, пошла!..

— …Четыре, четыре, это ноль!.. Да, ноль!.. Мы на приеме…

— …тащите кофе. А ты ложись вон туда и спи, пока можно…

— …господи, заработал, наконец-то…

Игорь заглянул в один из классов. Столы с компьютерами были сдвинуты в угол. Налево от входи, на прислоненной к стене старинной классной доске, было написано несколько объявлений, в их числе мальчик прочел весьма интересные:

"Кто привязывает лошадь около выхода в аллею? Поймаю — заставлю чистить весь парк!!!"

"Поисковики! За проходческими лазерами заходите на склад к Одинцову! Будет говорить, что нет — не верьте, есть, я сам видел!"

"Для Вали. Радость моя, ко дню рождения не жди. Мысленно с тобой."

На мамонтовых бивнях, укрепленных под потолком, покачивалось самое разное снаряжение — от курток до полевых поясов. Какие-то дряхлые столы времен Первой Галактической были составлены крестом, и три человека, сидевшие на его концах, бодро орали в аппараты армейской связи. Четвертый, присев как-то боком, писал в блокнот.

— Где Голавлев? — спросил Игорь, останавливаясь возле столов. Тот, кто писал, не переставая этим заниматься, объяснил;

— На станции электроники. В парк, прямо, первый поворот налево.

В парке было пусто, но сквозь листву горели огоньки нескольких станций, временами откуда-то слышался шум, наводивший на мысли о работающей электростатической машине. Игорь неспешно зашагал по дорожке, поглядывая вокруг.

Поворот к нужной ему станции прозевать было невозможно — около него горела переноска, направленная на поставленный на треногу мольберт. Около мольберта сидел в глубокой задумчивости мальчишка лет тринадцати с раскрытым ящиком красок на коленях — сидел и что-то там сосредоточенно выбирал. На мольберте был чистый лист пластика, а рядом, прислоненные к бордюру, стояли три картины.

Игорь остановился. Картины были хороши. Написанные слишком ярко и резко, но настолько полные динамизма, что это искупало ученическую старательность. Игорь прикусил губу и стоял очень тихо, не сведя глаз с пластиковых прямоугольников…