История отравлений власть и яды от античности до наших дней - Франк Коллар

Власть епископов порождала зависть, высокое положение делало их обычной мишенью для отравлений. Это и в самом деле случалось довольно часто, причем в роли отравителей также выступали люди Церкви. В 1009 г. скончался в тяжелых мучениях епископ Вигберт Мерзебургский. Его преемником стал Титмар Мерзебургский, которого трудно заподозрить в покушении, ибо он сам рассказал о смерти предшественника в своих знаменитых Хрониках. Он упомянул также о похожей кончине в 1017 г. епископа Альтмана, возложив ответственность на окружение прелата. Век спустя, в 1121 г., также жестоко страдая, окончил свои дни епископ Фредерик Намюрский, очень недолго занимавший свою кафедру. В тот момент Церковь империи раздирала распря между Генрихом V и папством. Непримиримый и безжалостный соперник епископа архидиакон Александр де Жюлье при сообщничестве прислуги уже неоднократно подсылал ему сильный яд. На этот раз его цель была достигнута. Вне всякого сомнения, этот случай, представленный как истинное мученичество, являлся элементом григорианской пропаганды, стремившейся заклеймить дурного императора. Генрих V действительно поддерживал соперника отравленного прелата. В подтверждение гипотезы приводилось чудо: труп выделял принятый яд. Это соответствовало представлению о несовместимости токсической субстанции со святостью, которое проводилось в агиографической литературе.

В Англии XII в. король ожесточенно боролся с Папой за контроль над Церковью. В этих условиях все большую роль играло архиепископство Йоркское, второй по значимости церковный престол в королевстве. Именно он становился предметом вожделения, и для достижения желанной цели претенденты часто пускали в ход яд. Громкое дело имело место в 1154 г. Племянник короля Генриха I Боклерка архиепископ Уильям Фиц-Герберт был в 1141 г. избран капитулом Йоркекого собора, а потом, в 1147 г., низложен за симонию, невоздержанность и грубость. Позже он снова занял престижный престол, а на следующий день после торжественной интронизационной мессы испустил дух. Внезапная смерть архиепископа, а также почерневшиезубы заставлялиговорить об отравлении. Архидиакон Ричмонда Осберт, выступавший против возвращения Фиц-Герберта, подозревалея в этом преступлении, тем более серьезном, что яд был подмешан в вино омовения, которое следует за причащением. В качестве главы Английской церкви король'начал расследование и предложил Осберту очиститься от обвинения, дав клятву в присутствии короля, поскольку духовному лицу не подобало участвовать в поединке. Монарх полагал, что столь тяжкое преступление относится к его ведению. Церковь же противопоставила этому пониманию свою привилегию судить духовных Лиц. Спустя какое-то время архидиакона, по- видимому, оправдали благодаря расследованию, Проведенному Робертом Ньюбургским. Данный эпизод показывает, что дела об отравлениях были характерны прежде всего для раздираемой ожесточенными конфликтами церковной верхушки.

В той части королевства Франции, которая находилась под властью Плантагенетов, отравление епископа также представляло собой распространенное средство улаживания касавшихся Церкви разногласий. Они возникали из-за местных амбиций и из-за споров, должна ли она подчиняться Папе или королю. Известно два покушения с применением яда на епископов Пуатье: на Иоанна Бельмэна в 1166 г. и на Адемара де Пейра в 1198 г. В их лице гонениям подвергалась григорианская церковь с ее авторитаризмом и реформами. Первое дело хорошо документировано. Известно, что Иоанн Бельмэн происходил из Кентербери, учился вместе с Томасом Беккетом в Англии, стал блестящим прелатом и был замечен Генрихом II. Приэтомоноченьдорожил прерогативами Церкви, поддерживал изгнанного в Бургундию Беккета и протестовал против попыток государей уменьшить его власть. Это не понравилось Генриху II, ставшему графом Пуату через брак с Альенорой Аквитанской. Монарх нашел в Пуатье союзника в лице архидиакона Ричарда Ильчестерского. Когда в 1166 г. Иоанн Бельмэн заболел, его друг Иоанн Солсберийский имел большие основания заподозрить отравление. Неясно, как оно было совершено; возможно, отравили вино причастия. Неизвестны конкретные исполнители, принадлежавшие к окружению епископа. Однако подстрекателей распознать не составляло труда. Чудесное исцеление Иоанна стало весьма болезненным поражением для Генриха 11, дело которого оказалось таким образом дважды дискредитировано: во-первых, покушением, во-вторых, его исходом. Посмев поднять руку на человека Господа, он был посрамлен Провидением, совершившим чудо.

Скончавшийся спустя три десятилетия Адемар де Пейра не обладал столь сильной поддержкой. Он стал мишенью для враждебных действий со стороны короля РичардаЛьвиное Сердце, который был также графом Пуату и герцогом Аквитании. Архидиакон, сторонник реформ, ездил в Рим, чтобы пройти посвящение в сан, в котором ему отказывал архиепископ Бордоский. Он умер сразу по возвращении. Место Адемара де Пейра досталось протеже графа и герцога Морису де Блазону, что в глазах сторонников усопшего, определенно указывало на преступника.

Случай настоятеля аббатства Сен-Марциал в Лиможе Гийома Юриеля, ставшего епископом города в 1097 г., произошел веком раньше. Здесь на политической сцене противостояли друг другу две партии внутри церковного учреждения. У епископа было много врагов; феодалы не желали признавать его стремления вернуть перешедшие в их руки имущество и права. При этом многие члены церковного капитула не желали терпеть тот факт, что он занял место другого прелата. Того сочли недостойным, а право Юриеля управлять епископством утвердил Папа Урбан 11. В конце концов прелата отравили — его постиг удел строгого сторонника реформ, принадлежавшего к черному духовенству. В данном случае речь шла о расколе Между добрыми прелатами, верными линии папского Рима, и дурными клириками, погрязшими в Мирской суете.

Повествуя о подобных событиях, хронисты следовали стереотипным схемам, совсем не всегда соответствовавшим действительности. Если прелат умирал вскоре после вступления в сан, а другой был к нему близок, сразу вставал вопрос об отравлении. «То, как он умер, показывает, что он стал жертвой яда>>, — писал хронист. Устройство Церкви на Святой земле отличалось большой беспорядочностью, среди духовенства постоянно происходили ссоры. Однако составители хроник пытались наложить готовые схемы на события, которые в действительности имели мало общего. Так, «История императора Ираклия», восходившая к хронике Вильгельма Тирского, приписывала смерть в 1186 г. епископа Тирского отравлению, совершенному якобы патриархом Иерусалимским Ираклием. Тут просто повторялся рассказ о конце патриарха Антиохийского, заимствованный у Вильгельма, который не имел никакого отношения к реальной истории. Подобные фальсификации свидетельствуют о том большом месте, какое занимали мысли о яде в умах тех, кто описывал правящие круги Церкви.

Церковные элиты феодальных времен действительно являли собой среду, благоприятную для применения яда. Жесткость реформаторов порождала враждебность; словесный яд их инвектив нередко превращался в настоящий, оказывавшийся в чаше с причастием или в дароносице. Тот факт, что отрава появлялась даже в святых. дарах, становился символом пароксизма отравлений. Разрабатывались меры предосторожности. В 1249 г. умер от яда доминиканец, епископ Магеллона, вероятнее всего, отравленный против- н: иками его реформаторских настроений. После этого появилось предписание, чтобы перед причащением епископа святые дары пробовал кто- нибудь другой.

Наряду с отравлениями, известно и очень много слуЧаев удушения епископов шарфами, убийства их холодным оружием. Запрет на пролитие крови легко преодолевается, и далеко не только потому, что борьба в те времена велась дикими методами. Способы убивать и умирать определялись смыслом преступления, т. е. дело, которому служили убийства, оказывалось важнее для выбора оружия, чем положение людей. Невозможно себе представить, чтобы напряженная борьба Генриха Плантагенета и Томаса Беккета завершилась применением нескольких капелек яда. Ей нужна была кровавая баня 1170 г. в Кентерберийском соборе.

По идее яд должен был бы быть абсолютно неприемлем для тех, кто носил оружие ех officio. Во- первых, они располагали другими возможностями разрешать свои споры; во-вторых, отравление противоречило рыцарской этике. Действительно, использование яда рыцарями случалось редко, и если об этом упоминают источники, то речь идет именно о нарушении правил. И снова гораздо более важным, чем доказанность преступления, оказывалось обвинение в применении яда с целью разоблачения не рыцарского поведения.