Золотые дни - Джуд Деверо

— Как же ты нас напугала, когда села в том гробу! — признался Ангус. — Готов поклясться, что у меня сердце остановилось.

— Ты знал, кто я такая, и сразу понял, что я не мертвая.

— Я подумал, может, твой дядя тебя прикончил, чтобы завладеть приданым.

— Так ты подумал, что я — привидение?

— Да, до того момента, как ты начала жаловаться на грязь и говорить мне, что я опять сделал что-то не так.

— Правда? — сказала Эдилин. — Я проснулась оттого, что пыль набилась мне в нос, потом я услышала крики, и у меня разболелась голова. А потом я проснулась и увидела тебя, а не Шеймаса, я…

— Никого хуже ты себе в помощь выбрать не могла. Если бы ты прочесала весь Глазго и Эдинбург, ты бы не нашла менее достойного человека, чем Шеймас.

— Но ты спас меня, пусть и с не великой охотой, заметь, но ты действительно меня спас, а сейчас ты говоришь мне, чтобы я к тебе не прикасалась!

По ее тону он догадался, что она над ним смеется.

— Ради того, чтобы я не сошел с ума, не искушай меня!

— Я постараюсь, — улыбнулась она, — хотя, думаю, на самом деле тебе нравлюсь не я. Я видела, как ты пялился на этих каторжанок на палубе, и знаю, что тебе понравилась та, с пухлой мордашкой и жирными сиськами.

— С жирными?.. — Он улыбался. — О да, мне нравится пышная грудь. Чем больше можно впихнуть в эту штуковину с китовым усом, что ты просила меня затянуть, тем лучше.

Он посмотрел на ее грудь, которая была хоть и не «жирной», но вполне женственной и упругой.

— И кто из нас флиртует и дразнится?

— Ах, но я-то тебя не искушаю, — возразил Ангус. — В этом вся разница.

В дверь постучали, и он встал, чтобы открыть её.

Он направился к двери, высокий, больше шести футов, красивый, и Эдилин отметила, как льнет ткань к его мускулистым бедрам. Он ее не искушает? Он что, вообще ничего не понимает в женщинах?

— Капитан велел принести вам это, — сказал офицер. — Он подумал, что они могут вам понадобиться.

Следом за ним вошли четыре матроса и внесли два сундука.

— Поставьте их в угол, — из-за спины Ангуса велела им Эдилин. — Спасибо.

Моряки посмотрели на Эдилин так, словно впервые увидели женщину, и попятились из каюты, сжимая в руках свои шапки.

— По-моему, если бы ты был матросом, ты был бы похож на одного из этих, — сказала она, направляясь к сундукам.

— Если бы я был матросом и красивая женщина оказалась бы на корабле, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы она обратила на меня внимание.

— Но не сейчас и не со мной? — с любопытством спросила Эдилин.

Ангус печально посмотрел на нее:

— Увы, я уже успел кое-что узнать о тебе. Я знаю, что мужчины лгали и предавали тебя, знаю, как они несправедливо с тобой поступали, и это знание сдерживает мои порывы.

Эдилин не смогла удержаться от смеха.

— Будто тебе есть до этого дело! Посмотрим, что Джеймс для нас украл?

И в этот момент они почувствовали, как качнулся корабль, на мгновение Эдилин потеряла равновесие и едва не упала, но Ангус успел подхватить ее под руку.

— Тебя укачивает? — спросил он.

— Не знаю. Я плавала только на маленьких лодках по озеру, и вода там была гладкая, как стекло. А тебя?

— Я тоже не знаю, — признался он.

Улыбаясь друг другу, они переключили внимание на сундуки. Первый из них был тем самым, что стоял в комнате жены Джеймса.

Эдилин вскрикнула, обнаружив там платья одно красивее другого.

Ангус наблюдал за ней, когда она один за другим вытаскивала наряды из сундука, восхищаясь ими, охая и ахая, разглядывая затейливо расшитые шелка абрикосового и золотисто-желтого оттенков.

— Они божественны! — выдохнула она. — По-настоящему красивы. Я никогда не видела более изысканных платьев. Они…

Она замолчала, увидев в сундуке какие-то бумаги, и, прочитав их, разозлилась.

— Что там?

— Ты только посмотри!

Она сунула Ангусу документы.

— Я знаю цифры, но я не понимаю, что там написано, — сквозь зубы проговорил Ангус.

— Я могу сказать тебе, что там написано. Ну и ублюдок этот Джеймс Харкорт! Чтоб ему гнить в аду! Джеймс Харкорт приобрел все платья для своей жены за мой счет! На всех счетах стоит мое имя.

Ангус криво усмехнулся:

— Он рассчитывал, что уедет из страны, а тебе придется платить за платья, которых у тебя никогда не было, но теперь ему придется платить за платья, которых нет у него.

На мгновение Эдилин опешила, а потом рассмеялась:

— Хорошо! Моя портниха в Лондоне говорит, что ей так надоели должники, что она наняла людей, которые приходят к должникам с клюшками для гольфа и выбивают из них долги. Могу тебя уверить, что я всегда аккуратно расплачивалась с ней.

Ангус откинул крышку второго сундука и увидел одежду Джеймса. Покопавшись на дне, он достал листок бумаги и протянул его Эдилин.

Она усмехнулась:

— Счет за них тоже выписан на мое имя. Тут стоит подпись Джеймса, но под ней мое имя — я указана как поручитель по его долгу.

Они весело засмеялись, и Эдилин снова принялась рыться в сундуке, чтобы посмотреть, что там есть еще.

— О Боже! — сказала она, когда добралась до дна. — Только посмотри. — Она открыла большую темно-синюю шкатулку из тонкого дерева и протянула ее Ангусу. — Это парюра.

— Парюра? — спросил он с французским прононсом, так же, как произнесла это слово она. — Что это?

Он взял шкатулку из ее рук и заглянул внутрь. Там, аккуратно разложенный на атласной обивке, лежал набор украшений с бриллиантами. Там было колье с двумя нитями, причем нижняя была украшена фестонами из бриллиантов, и три браслета. Серьги с бриллиантовыми подвесками и большая брошь с камнем величиной с мужской большой палец.

— Что это? — спросил Ангус. — Я вижу, что это украшения, но что в них особенного?

— Жена Джеймса — дочь графа. Я думаю, что эти драгоценности принадлежали раньше ее матери, а еще раньше — ее бабушке, и я готова поспорить, что Джеймс ничего о них не знает. Если бы он знал, я думаю, он бы их уже заложил. Дай-ка посмотреть, — сказала она, забрав у него шкатулку. Вытащила сережку, поддела ногтем, открыла защелку. — Видишь? Их можно носить, продев в ухо, или как клипсы. — Она вернула серьгу на место. — Я думаю, что все эти украшения так сделаны. Брошь, вероятно, можно носить как брошь, или как две запонки, или как брошь меньшего размера, а колье можно носить как с двумя нитями, так и с одной. Ювелиры такие умные.

Она протянула ему шкатулку.

— Что мне с ней делать? Хочешь надеть это сегодня на ужин?

Эдилин угрюмо заглянула в сундук.

— Я бы скорее дала обрить себе голову, чем надела бы что-то из этих драгоценностей.