Враг мой – муж мой (СИ) - Разумовская Анастасия

Леолия вздрогнула. Откуда он…

– След гарроты на шее, – милостиво пояснил Эйдэрд.

– Вы… вы расстёгивали мой воротник?! – прошипела она, резко останавливаясь.

Пары, идущие за ними, тоже затормозили. Раздался чей-то «ой». Видимо, оттоптали ногу.

– Не только воротник, – холодные глаза герцога отразили её смущённое лицо. – Грудь нужно было освободить от одежды, иначе вам было бы сложно дышать.

– О, богиня! – простонала Леолия и, не видя иной возможности спрятать пылающее лицо, уткнулась им в бархатный чёрный камзол. – Но есть же служанки, фрейлины… зачем…

– Любая из них претендует на звание отравительницы, – прошептал он ей на ухо, обжигая теплым дыханием. – В целом, я не против, что вы прижимаетесь ко мне, но не кажется ли вам, что супружеские ласки стоит отложить до завтра?

Она не ответила. Леолия вдруг превратилась в маленькую девочку. «Если я никого не вижу, значит, никто не видит меня» – трусливо выстукивало её сердце.

Герцог попытался мягко отстранить её, но она вцепилась в бархат его камзола. На глазах вскипали слёзы стыда, и меньше всего на свете Леолии хотелось, чтобы их кто-либо увидел. Ткань под её щеками стремительно намокала.

Он перестал её отстранять и, напротив, прижал к себе и стал покачивать в такт музыке. Танцующие пары расходились перед ними и смыкались за ними.

– Вы были в рубашке, – мягко шепнул, видимо, решив подбодрить. – Ни я, ни кто-либо иной с вас сорочку не снимал. Не бойтесь, всё самое важное вы до свадьбы соблюдёте.

– Вы не коснётесь меня и после свадьбы, – прошипела она.

Бархат заглушил голос, но герцог услышал. Хмыкнул.

– Я бы и рад не касаться вас, – ответил «любезно», – однако не консумированный союз браком не считается. Вам придётся потерпеть меня одну ночь.

Принцесса вздрогнула. Волна отвращения пробежала по телу. И чего-то ещё… Чего-то очень жаркого.

– Нет!

Он мог бы сказать что-то вроде «Это решает муж», или «Посмотрим», или просто промолчать по-эйдэровски, но вместо этого вновь наклонился к её уху и зашептал:

– Вас же тянет ко мне, Лео. Вы даже сейчас не в силах выпустить мой камзол. Невзирая на взгляды сотни придворных и полную неприличность происходящего.

– Это потому что я покраснела, – пробурчала она сердито и отчаянно. – Если бы меня воспитывали при дворе, я бы научилась не делать этого. А вы меня как нарочно смущаете всё больше и больше!

Герцог остановился, перестав покачивать её, и с усилием всё-таки оторвал её лицо, поднял за подбородок, посмотрел в карие глаза. Неожиданно оказалось, что в его взгляде нет ни презрения, ни насмешки. Одна только серьёзность.

– Принцесса, – тихо сказал он, – запомните: выше подбородок. Вот так. Никогда и ни перед кем его не опускайте. Плевать какого цвета у вас уши, или шея. Пока вы смотрите на всех сверху вниз, остальные смотрят на вас снизу-вверх.

В зал вошёл новый слуга с вином, и Эйдэрд внезапно резко обернулся к королевскому столу, отпуская Леолию. Король протянул руку к бокалу, куда вошедший тотчас добавил вина.

– Ваше величество, – громко сказал герцог Медвежьего щита. – Я не знаю этого человека. Прошу вас не пить, пока отведыватель не испытает вино на яд.

Удивлённый король вернул бокал на стол. К нему поспешил назначенный отведывателем блюд придворный.

– Вы все рехнулись с этой вашей Леолией! – зарычал Америс. – Она морочит всем голову! То вбегает посреди ночи в мою спальню, якобы за ней гонится убийца, то делает вид, что её отравили. Всё – лишь бы привлечь внимание и сочувствие. Она с детства так делала, уж я-то знаю!

Отведыватель осторожно взял кубок, всматриваясь в вино на свет, но Америс вдруг вырвал его из рук придворного.

– Не сметь игнорировать мои слова! – завопил он. – Все врут!

Эйдэрд бросился к нему, но принц успел запрокинуть кубок и проглотить не меньше пинты.

– Ну и что? Кто оказался рпа.. прав? – расхохотался он и отбросил посуду. – Чего вы все препе… перпе…

И вдруг схватился за горло, выпучивая глаза. Захрипел, силясь вздохнуть. В голубых глазах вспыхнул ужас.

Леолия смотрела как падает на руки придворных старший брат, как бьётся и пускает пену, как раздирает горло. Как бежит придворный лекарь, роняя колпак и спотыкаясь. Слышала, как верещат придворные дамы. Видела, как Ильсиния, обливаясь слезами, расстёгивала камзол на принце. Как застыл в оцепенении отец, как тряслись его губы. И не видела, не слышала вокруг ничего.

Он побледнел! Когда Америс глотнул вина, Медвежий герцог побледнел!

Он знал!

Он точно знал, что вино было отравленным. Это не было предположением!

А, значит…

Глава 14. Смерть за спиной

Леолия выслала всех из покоев, запретив тревожить себя даже служанкам. Забралась с ногами на малиновый диван и проревела до самой ночи. У неё не было счастливых воспоминаний, связанных с братом. Но отчего-то, вопреки всему, она всё равно любила его.

Маленькой она бегала за ним, смеялась над его шутками, прощала его злые выпады. Ей до безумия хотелось, чтобы Америс подружился с ней. Она отдавала ему свои сладости и игрушки, молча терпела щипки и удары. И горько плакала по ночам от бессилия.

Мама говорила, что Леолия плохая, поэтому брат не хочет с ней дружить. И девочка изо всех сил старалась быть хорошей.

Сейчас принцесса выросла и понимала, что как бы она ни поступила, Америс никогда бы не стал ей другом. Она не понимала почему. Просто отчётливо осознавала, что брат её ненавидит. И всегда – ненавидел. Даже когда она лежала в колыбели и агула, видимо.

И всё же это был её брат.

А ещё… ещё Леолии было страшно. Убийца – её жених? Он ведь знал, что в кубке – отрава.

Что если принцессу пытался убить Эйдэрд? Но – зачем? Она не понимала, и голова, звенящая от слёз, отказывалась логически думать.

Америс мёртв. Гадкий, противный мальчишка, да. Но его нрав не давал права его убивать!

Ей снова вспоминалось, как он тянул Эйтаса – плюшевую сиреневую собачку на себя – вырывая из детских рук.

Да и пусть бы… Если бы она отдала тогда свою игрушку, он бы не упал с лестницы и, может быть, их бы не разлучили? Не отправили её в обитель? Возможно, если бы Леолия росла рядом с ним, Америс со временем привык бы к ней и увидел, что она не такая…

«Какие глупости, Лео, – резко одёрнула она себя. – Не будь дурой. Америс никогда не стал бы тебе настоящим братом, даже если бы ты завалила его горой собачек».

Ей вдруг показалось, что мёртвый брат, всё с тем же посиневшим, перекошенным от удушья лицом, с раскрытым ртом и огромным, вываленным наружу языком стоит за дверями спальни и мерзко смеётся. Леолия содрогнулась.

Она не сможет больше спать в своих покоях.

Принцесса встала и решительно вышла в коридор. В этом дворце находился тот, кому сейчас было намного хуже, чем ей.

Отец сгорбился над столом, опустив седую голову на руки. Ветер из раскрытого окна шелестел бумагами. Должно быть, очень важными бумагами. Стены кабинета, обитые оранжевым шёлком, впервые смотрелись мрачными, как будто их апельсиновый цвет особенно подчёркивал сумрак за окном.

Никто не препятствовал Леолии войти. Дворец впал в оцепенение и ужас.

Девушка прошла к столу, обогнула его и, подойдя сзади, обняла отца. Он по-стариковски всхлипнул. Несколько минут они так и стояли, обнявшись. Вернее, стояла Леолия, а король сидел. Он поднял голову и прислонился к дочери затылком, тяжело дыша.

– Почему ты надела фиолетовое платье на обед? – спросил король спустя долгое время.

– У меня не так много выбора, – тихо ответила Леолия.

– Не проконтролируешь, юдард кто выполнит приказ, – проворчал король. – Я же велел пошить тебе гардероб. Или эти дуры решили, что два платья – это гардероб?!

Леолия вздохнула. Отец, по-видимому, цеплялся за повседневность, как утопающий за солнечный блик на волнах.

– Отец, почему Америс не любил меня? – спросила тихо.

Это было жестоко. Королевские плечи тотчас поникли.