Али-Баба и сорок разбойниц - Denis
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О нет, юный глупец, — подумал горный дух, которому все мысли Али-Бабы были видны, как яркая рыбка в стремительной горной речке. — Я не дам тебе сбежать отсюда… И не надейся…»
— Да будет так, добрые хозяйки сокровищ! Я согласен остаться здесь навсегда!
— Да будет так, сестры! Развяжите его! — проговорила самая старшая из девушек. Но про себя подумала: «Какой странный вор…»
— О нет, прекрасная хозяйка этих стен, — сказал Али-Баба, словно услышав эти мысли. — Я вовсе не вор. Я…
— Да-да, мы уже слышали тебя, глупенький воришка… ты несчастный юноша, которого бросила возлюбленная и который ушел бродить в горы… Должно быть, для того, чтобы броситься с высокой скалы…
— О нет, красавица, — проговорил Али-Баба, садясь на ложе и потирая затекшие руки. — Я шел сюда именно за богатством. Ибо я знал, что где-то в горах есть пещера, полная сокровищ. И что охраняет ее горный дьявол. А увидев, что какая-то женщина поднимается в горы, просто пошел за ней следом и услышал заклинание… Ну я и решил, что это именно тапещера. А женщина, которая входила туда, это вовсе не женщина, а лишь прикидывающийся красавицей этот самый горный дьявол…
— О как бывают неразумны мужчины… — проговорила одна из девушек.
А другая, та самая, решительная и не обыкновенно красивая, перебив ее, спросила:
— Так, значит, в городе известно о пещере сокровищ?
— О да, прекраснейшая…
— Зови меня Суфия, мальчик.
— О да, прекрасная Суфия. Мне о ней рассказал Маруф-башмачник, знаток всех тайн в наших горах и в половине окрестного мира.
— Но ведь Маруф мог и приврать…
— О да, мог, но я же видел сам, как уходит в сторону заколдованная скала… А таких совпадений не бывает…
— Умный мальчик… А повел себя как глупец…
— Увы, красавица, ты права. Я действительно глупец. Ибо столь невежлив, что до сих пор не назвался, до сих пор не воздал должное вашей красоте и вашей доброте… Ибо вы оставили меня в живых, а за одно это моя душа преисполнилась великой благодарности.
— Учтивые слова, юноша. Так кто же ты?
Говорила та самая красавица, которая представилась Суфией. Остальные три молчали, лишь девушка в черной накидке опустилась на подушки у столика с фруктами.
— Зовусь я Али-Баба, я торговец коврами. Моя лавка — на базаре первая в ряду ковровщиков и портных…
— И те самые белые шелковые ковры, о которых говорит весь город?..
— Да, прекрасная, этими коврами торгую лишь я…
— Но тогда я знаю тебя, юноша… Ведь не так давно я приходила вместе с мужем именно в твою лавку выбирать ковер в гостевую комнату…
Это произнесла та самая девушка в черной накидке. Но на словах «вместе с мужем» голос ее почему-то звучал так печально.
— Но ответь мне, почему же ты, достойный торговец, внезапно столь резко сменил свое ремесло и стал искать сокровища?..
— От отчаяния и тоски, добрая Суфия. Ибо я сказал правду… Моя несравненная возлюбленная, солнцеподобная Лайла изгнала меня из своей жизни…
И Али-Баба остановился, увидев выражение лица Суфии.
— Как, ты сказал, звали твою возлюбленную?!
— Лайлой, о несравненная…
— Лайлой, говоришь… А как она выглядела?
Али-Баба задумался. Он почему-то чувствовал, что от правдивости его слов слишком многое зависит не только в его жизни, но и в жизни этих удивительных девушек. А потому следовало отвечать искренне, но так, чтобы не обидеть хозяек сокровищницы. Ибо нельзя же, о согласись, Аллах всесильный, в присутствии одной женщины сказать о другой, что та — несравненная красавица.
Вот поэтому и задумался Али-Баба. Он обвел глазами прекрасных девушек, чтобы попытаться найти ту, кто хоть отдаленно походил бы на его капризную Лайлу. И тут заметил, что все девушки слегка похожи друг на друга. Все невысокие, черноволосые, грациозные… Прекрасные лица украшали изящные носики с крошечной пикантной горбинкой.
— О Аллах всесильный, как вы все похожи, о девушки…
И тут словно молния блеснула в пещере. Ибо девушки сколь бы они ни были похожи друг на друга, но все походили и на его возлюбленную.
— Почему ты так побледнел, Али-Баба? Что ты увидел?
— Я увидел, что вы все пусть и в разной степени, но похожи на мою ушедшую возлюбленную…
— О Аллах милосердный, — проговорила Суфия, — так, значит, мы похожи друг на друга и на нее, твою Лайлу. Но что это значит? Почему меня это так тревожит? Как и то, что твою недостойную зовут именно Лайлой?
— Я не знаю, мудрейшая, но поверь, приложу все силы, чтобы это узнать, — с поклоном ответил Али-Баба, не догадываясь, что в этот миг решается его судьба.
Макама семнадцатая
— Благодарю тебя за эти учтивые слова, юноша. Думаю, нам понадобится любая помощь…
— Но скажи мне, достойная Суфия, почему же вы, красавицы, оставили сокровище лежать здесь, а не взяли себе? Ведь тогда вы были бы богаты, свободны…
— Глупенький мальчик… Это же просто меха и ткани, камни и золото… Все это не способно согреть наши души, вернуть тепло и радость жизни, утерянные после расставания с нашими любимыми…
— Прости меня, умнейшая, но я чего-то не понимаю в твоих словах… Разве богатство не даст вам свободы?
— Да на что нам свобода, юный Али-Баба, если не с кем даже обсудить ее прелести и достоинства?! На что нам свобода? Чтобы сидеть дома и считать пролетающих мимо мух?
— Ну-у, — потупился Али-Баба. Он как-то раньше никогда не задумывался о том, зачем человеку может понадобиться свобода или богатство…
Но Суфия продолжала, уперев руки в бока и сурово нахмурившись:
— Зачем нам богатство, мальчик, если некому показаться в новых серьгах или перстнях? Зачем нам драгоценные ткани? Чтобы пугать домашних духов шелестом шелков? Ведь сказано же в Священной книге, что приверженцам Аллаха всесильного, Творца всего сущего, пристало выставлять красоту свою лишь перед своими домашними… Но если дом пуст, если населяют его лишь духи и пауки, то зачем, скажи, юноша, нам блеск и пестрота одеяний?
Али-Баба молчал. Ибо в словах Суфии звенели слезы, а слова ее отдавали необыкновенной горечью потерь…
— Прости, мудрая красавица, я никогда не задумывался о таком… И извиняет меня лишь одно — я не знал о ваших потерях. Но, быть может, ты расскажешь мне о них… И тогда еще кусочек ляжет в мозаику… Быть может, тогда нам и откроется истина?..
Похоже, слова Али-Бабы охладили пыл Суфии. Она присела рядом с подругой на полосатые подушки и проговорила:
— Прости и ты меня, достойный юноша… Ты прав, а я оказалась не права, ибо привыкла, что двери нашего приюта открыты лишь для тех, кто знает нашу общую тайну… Но да будет так. Я расскажу тебе все, что мне известно. А сестры мои поправят меня, если я ошибусь…