Братство волка - Эли Бертэ

— И вы не знаете, что сделалось с этим человеком?

— Он, наверное, вернулся в свои Мезенские горы, которых никогда не должен был оставлять… После его отъезда здесь стало безопасно, если б не этот проклятый волк. Что это значит? — вдруг сказала Кристина совсем другим голосом.

Это восклицание вырвалось у нее от неожиданного открытия.

Во время разговора они дошли до края оврага и находились прямо напротив хижины, в которой прежде жил Зубастый Жанно. Впрочем, судя по тому, что дверь хижины была открыта, а на пороге стоял сам Жанно, то он по-прежнему продолжал в ней жить.

Это был сильный мужчина лет пятидесяти, наружность которого нельзя было назвать приятной и вызывающей симпатию. Он был высокого роста, но худощав; его костлявое лицо имело весьма неприятное выражение: большой рот, всегда приоткрытый, с отвисшей нижней губой, обнажавшей желтые редкие, но острые, словно звериные, клыки, из-за которых он получил свое прозвище. Глаза его были глубоко посажены, а взгляд их казался пронзительным и острым. Седые взъерошенные волосы и косматая борода завершали этот образ свирепого дикаря. Одежду его составляла холщовая рубашка и такие же панталоны. Наверное, другая женщина, при виде этого человека упала бы в обморок или издала бы оглушительный визг.

В ту минуту, когда графиня и барон показались на краю оврага, Зубастый Жанно стоял, как мы сказали, при входе в хижину, однако стоял он не на двух ногах, как полагается взрослому трезвому человеку, а на четвереньках, словно младенец или выползающий из кабака пьяница. Взгляд его был устремлен на тот конец оврага, который примыкал к Сожженному лесу. При шуме шагов он поднял голову, но страха на его лице не появилось. Напротив, он встряхнул головой и глухо заворчал, как рассерженный бульдог.

Кристина, со своей стороны, вовсе не испугалась такого в высшей степени странного поведения. Она, как хозяйка имения, была крайне рассержена, обнаружив, что кто-то — а тем более это презренное подобие человека! — осмелился нарушить ее приказ.

— Как ты смеешь появляться здесь, несмотря на мой запрет? Что ты здесь делаешь? Разве я тебе не говорила, что, если ты осмелишься ступить на мои земли, я поступлю с тобой как с бешеным зверем? Но я узнаю, кто из моих лесничих позволил тебе оставаться в моем лесу и не уведомил меня об этом! Это, должно быть, Фаржо, негодный пьяница! Ничего, он мне ответит! Эй, разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Уходи сейчас же, я тебе приказываю!

Но Жанно не трогался с места, будто не слыша или не понимая слов Кристины. Он продолжал издавать невнятное ворчание и лишь смотрел на девушку так, будто собирался броситься на нее. Ларош-Боассо поспешил зарядить свой карабин.

— Будьте осторожны, графиня! — сказал он. — У этого негодяя такое лицо, что я бы и лицом-то его не назвал!

— Не вмешивайтесь в это дело, барон, — повелительно сказала Кристина, заряжая свое ружье. — Ради бога, дайте мне действовать так, как я хочу… Этот негодяй не напугает меня, я сумею быть госпожой на собственной земле. Прочь отсюда! — обратилась она снова к Зубастому Жанно. — Ты принес нам слишком много вреда, чтобы я могла относиться к тебе снисходительно… Уйди, и чтобы я больше никогда тебя не видела… Как ты смеешь так смотреть на меня?

Тут она прицелилась в него. Вид оружия, направленного на него, вывел Зубастого Жанно из неподвижности; он начал подпрыгивать с изумительной легкостью, но не продвигался вперед. Предаваясь этой странной гимнастике, он бормотал на горном наречии:

— Вот охотники пришли… все… все… но волк не боится… Волк растерзает их своими острыми зубами… Волк хитер, волк силен… Волк не боится охотников!

Он сопровождал эти слова, едва внятные, прерывистым и судорожным хохотом. Кристина не могла удержаться от легкой дрожи; однако она продолжала, все еще прицеливаясь в Жанно:

— Не испытывай мое терпение и беги… беги сию же минуту, черт побери, или я убью тебя!

На этот раз безумец как будто понял, чего от него ожидали. Он медленно отступил, но не оборачиваясь, и довольно внятно произнес:

— Волк бежит, когда охотники приходят… но волк возвратится ночью, когда те будут спать… Он растерзает молодую девушку… Волк любит, когда бывает много мертвых и много крови. Вот они, вот они! — прибавил он после краткого молчания. — Скорее, волк, в лес, в лес… Вот они!

Он побежал вдоль оврага, чтобы добраться до леса. Он бежал то на двух ногах, то на четвереньках. Причем одинаково быстро передвигался обоими способами. Трудно было бы узнать человека в этом существе, которое как будто летело над скалами и кустарниками. Кристина нажала на спусковой крючок в ту минуту, когда Жанно поворачивал за угол рва. Раздался выстрел, а затем — хриплый хохот безумца.

— Вы не попали в него, — сказал барон. — Он бежал слишком быстро…

— Неужели вы думали, что я целилась в него? — удивленно спросила Кристина. — Зачем мне убивать этого безумца? Я хотела только достаточно напугать его, чтобы он не смел больше являться сюда, потому что он внушает мне отвращение, как гадюка или жаба. Но, — прибавила она, прислушиваясь. — Что это за звуки?

Оглушительный шум раздался в долине.

— Это начинается охота, — ответил Ларош-Боассо. — Ваш выстрел приняли за сигнал, который я должен был дать в начале охоты…

— Поспешим же встать на наши места! — с пылкостью заявила Кристина. — Теперь, когда этот странный Жанно ушел из хижины, мы можем притаиться в ней, и надеюсь, что нам первым удастся выстрелить в зверя.

Говоря это, она направлялась к хижине. Ларош-Боассо сначала как будто сомневался, следовать ли за нею, как будто доверие, с которым относилась к нему эта девушка, как-то смущало его, но эти сомнения длились недолго. Он улыбнулся своим мыслям и поспешил присоединиться к графине.

Эта хижина, собственно говоря, была не что иное, как впадина в скале, к которой приделали грубый фасад из глины и древесных стволов. Внутри не было никакой мебели, кроме деревянного обрубка, исполняющего функции стула. Ни домашняя утварь, ни одежда не обнаруживали постоянного пребывания хозяина. Связка папоротника распространяла приятный запах; но это скромное ложе еще использовалось по назначению, как можно было судить по свежести растений, которые за несколько часов до этого еще украшали горы.

Хижина, несмотря на свою пустоту, казалась вполне уютной; однако одно странное обстоятельство поразило барона и Кристину. Ларош-Боассо заметил в темном углу предмет, которого никак не мог распознать. Он отодвинул ногой скрывавший его мох: это был кусок ягненка, еще покрытого шерстью.