Записки военного контрразведчика - Михаил Овсеенко

Действительно, после набора высоты и удаления от горячего места стрельба прекратилась, и мы благополучно приземлились в Кабуле, где нас уже ждали наши машины и БТР с охраной. Этот факт в какой-то степени свидетельствует о том, что в этом оживленном бандитском районе у мятежников не было зенитных ракет с тепловой головкой самонаведения.

У особого отдела КГБ всегда вызывало досаду отсутствие письменных разъяснений по поводу возбуждения уголовных дел с формулировкой «измена Родине в форме перехода на сторону врага». Дело заключалось в том, что соответствующая статья Уголовного кодекса РСФСР предусматривала ее применение в случае нахождения нашей страны в состоянии войны или военного конфликта с государством, в котором мы расположены. Однако ничего подобного в Афганистане не было, война была с бандформированиями. Но были дезертиры, оказавшиеся потом в бандах и совершавшие там преступления.

В ответ на неоднократные обращения особого отдела армии в КГБ СССР только в 1984 г. появился документ, разрешающий применять данную статью в условиях ДРА. Данное разрешение, довольно нужное в то время, было подписано заместителями Председателя КГБ СССР и Главного военного прокурора. Пропечатанная подпись заместителя Председателя военного трибунала вообще осталась без внимания. Последнее нас несколько смущало, ибо было не ясно, как поведет себя военный трибунал в случае рассмотрения дела с окраской «измена Родине в форме перехода на сторону врага» в отношении военнослужащего из Афганистана. Принятое впоследствии решение по рядовому Дедову рассеяло наши сомнения.

Основная цель признания этой статьи в условиях Афганистана заключалась не в обязательном возбуждении уголовных дел для последующей передачи их в военный трибунал, на что наши следователи имели право, а в том, что она служила юридическим основанием для заведения особым отделом армии соответствующих оперативных дел, в рамках которых осуществлялось более глубокое и качественное изучение объекта. По его результатам принималось более объективное решение. Еще раз отмечу, что за весь период нашего нахождения в ДРА особым отделом армии в военный трибунал были переданы материалы только в отношении двух военнослужащих.

Был факт, свидетельствующий о несовершенстве приказа министерства обороны СССР, определяющий степень секретности данных за полк, дивизию и т. д. Требования приказа были разработаны для мирного времени, поэтому в Афганистане он был не только неприемлем, но и в ряде случаев являлся даже помехой.

Например, двое военнослужащих мотострелкового полка в Газни несколько раз разгласили перед афганцами, являвшимися агентами бандитов, данные о выходе подразделений полка на боевые операции с указанием времени и места их проведения, численности личного состава, задействованной военной техники. В результате мятежники либо покидали районы своего базирования, либо устраивали засады в удобных для них местах. Наша авиация, артиллерия наносили удары в ходе огневой подготовки по пустым позициям, а подразделения тем не менее попадали в засады. Это было прямое пособничество врагу. Сведения, выданные противнику в тех условиях, являются серьезной тайной. Однако в соответствующем приказе МО СССР данные за полк не являются государственной тайной и не являются основанием для возбуждения уголовного дела. Конечно, если в мирное время какой-нибудь военный, даже на базаре, расскажет многое про полк, это не принесет никакого ущерба ни полку, ни дивизии, ни армии в целом. А в ходе войны эти же данные, выданные врагу, ведут к людским потерям, неоправданному расходу боеприпасов, топлива, моторесурсов. Какой-то абсурд.

Интересно в этой ситуации другое. Один из указанной группы военнослужащих похитил семь армейских бушлатов и передал их этим же лицам. По сравнению с первым случаем – это мелочь, хотя в горных условиях зимой одеть противника в теплую одежду значит оказать ему помощь, поскольку повышает его боеготовность, сохраняет ему жизнь, что тоже является преступлением. По факту хищения бушлатов военная прокуратура сразу же возбудила уголовное дело и вскоре прекратила за малозначительностью. Пока шла переписка, подошло время увольнения этих солдат. Виновные после профилактики в особом отделе КГБ за пособничество противнику были уволены из Вооруженных Сил и убыли домой.

Действия военной прокуратуры в Афганистане иногда удивляли. Они как-то неохотно возбуждали уголовные дела, даже в случае веских оснований, а возбудив – всячески затягивали расследование.

Если провести параллель между действиями военной прокуратуры в то время и настоящей действительностью, то напрашивается обоснованный вывод о некоторой зависимости следственных военных органов от вышестоящих руководителей.

В описанном выше случае с контрабандой 41 килограмма опия эту ситуацию подтверждают действия военного прокурора округа генерал-майора Л., согласившегося с материалами уголовного дела, но из-за боязни вышестоящего военного начальства не давшего санкции на арест фигуранта дела. Справедливость была соблюдена лишь потому, что уголовное дело было возбуждено и расследовано органами КГБ.

Приведу и другие примеры.

Начальник разведотдела 108-й мотострелковой дивизии подполковник З. при выполнении служебного задания на территории возможного появления мятежников проявил трусость и расстрелял двух сопровождавших его афганских граждан. В ходе разбирательства он мотивировал свой поступок тем, что афганцы якобы хотели выдать его бандитам. Командование дивизии поставило на этом точку. Однако афганская сторона подвергла сомнению объяснение нашего подполковника. Опрос особым отделом находившихся при нем солдат 40-й Армии показал, что З. совершил умышленное убийство невиновных афганцев, чтобы сорвать выполнение оперативного задания и вернуться в часть. Только после этого военной прокуратурой было возбуждено уголовное дело.

На время следствия подполковника З. перевели с понижением в 201-ю МСД. Не выдержав создавшейся вокруг него атмосферы, неоправданно затянувшегося следствия, а реально – волокиты, и неопределенности своего положения, он однажды при выходе дивизии на боевую операцию захватил БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина) и убыл в неизвестном направлении. Розыски результатов не дали. Правда, БРДМ был найден с неизрасходованными боеприпасами.

Точно так же командование и военная прокуратура хотели «заволокитить» и не придавать гласности дело в отношении молодого командира полка из Файзабада подполковника Ш. В первой же операции, для него не совсем удачной, он получил психологический срыв и потерял рассудок. Употребив спиртное и прибыв ночью на гауптвахту, где содержались пленные мятежники для выдачи их органам власти, Ш. в состоянии аффекта стал издеваться над пленными с нанесением им серьезных ран. При этом его жестокость и изощренность настолько поразили солдат из состава караула, что один из них потерял сознание. И только вмешательство военной контрразведки заставило военную прокуратуру возбудить уголовное дело по данному факту. Ш. был снят со своей должности и на период следствия отправлен в Союз.

Наряду с высокопоставленными гражданскими лицами любили посещать Кабул и военные в высоком звании для отметки в своем деле: «Побывал в действующей армии». Беда заключалась в другом – каждый из таких «гостей» стремился оставить в ходе своего визита какой-то след в виде совета, зачастую не вписывающегося в реальную военную обстановку. Например, один велел в машину УАЗ вмонтировать миномет, превратив его в подвижную огневую точку. Другой настоял передать афганским военнослужащим на перевале Саланг тысячу советских армейских бушлатов. Проверка подтвердила опасение командования армии по поводу судьбы этих бушлатов: через неделю все они оказались у бандитов. Были и другие казусы, вызывавшие недоумение у наших офицеров и генералов.

ШУРАВИ УШЛИ, А КАКУЮ ПАМЯТЬ ОНИ ОСТАВИЛИ ПОСЛЕ СЕБЯ?

Не собираюсь идеализировать наше военное присутствие в Афганистане. Там все-таки была война, и к сожалению, во время нее мы не избежали отдельных негативных проявлений со стороны наших военнослужащих. Тем не менее с удовлетворением отмечаю, что не они определяли облик ограниченного контингента советских войск. Корректное в целом поведение личного состава ОКСВ, оказание постоянной и разносторонней помощи государству и населению, создание относительно спокойной обстановки в городах и уездных центрах, контролируемых государственной властью, позволило нам оставить после себя добрые воспоминания у афганцев.

Приведу только один пример, когда доброе отношение к простым афганцам вызывало взаимное удовлетворение.

Однажды майор Артемьев, возвращаясь из Герата в расположение своего полка, увидел в поле перевернутую машину, доверху нагруженную дровами. Рядом суетились афганцы, разводили руками и о чем-то взволнованно говорили. Артемьев, невзирая на инструкции, решил им помочь. Подъехав ближе, они с водителем размотали трос лебедки и показали афганцам, как закрепить его вокруг машины с дровами. Афганцы, обрадованные вниманием, быстро выполнили все рекомендации. Затем включили лебедку и медленно, но поставили машину на колеса, а водитель помог ее завести. Радости афганцев не было предела: они низко кланялись, что-то лопотали по-своему, пытались целовать руки, а после долго махали отъезжающему БРДМ. Артемьев с водителем, в свою очередь, также были довольны сделанным добрым делом и в приподнятом настроении прибыли в свой полк.