Доверенное лицо - Грэм Грин

— Мисс Каллен дома?

— Не думаю. Подождите.

Даже если он не может получить уголь сам, нужно найти какой-нибудь способ помешать Л. Если б он только мог доказать, что убийство… было убийством. Внезапно он услышал голос Роз:

— Кто это говорит? Он сказал:

— Мое имя Глоувер.

— Что вы хотите? Я не знаю никакого Глоувера.

— Я живу на Честер-гарденс, дом номер 3. Почти рядом с посольством. На другом конце провода воцарилось молчание. Он сказал:

— Конечно, если вы верите в эту историю… с самоубийством, можете прислать полицию сегодня же вечером. Или — если вы тоже считаете, что я вовсе не Д.

Она не отвечала. Может быть, повесила трубку? Он сказал:

— Девочку все-таки убили. Отлично придумано, а? Ее прорвало:

— Это все, что вас заботит?

Он сказал:

— Я убью того, кто это сделал… Я еще не уверен, кто именно. И не хочу ошибиться. Грешно убить неповинного.

— Вы просто сумасшедший. Разве нельзя выбраться отсюда и уехать домой?

— Меня, возможно, расстреляют. Хотя это и не имеет большого значения… Но мне не хотелось бы, чтобы Л…

Она сказала:

— Вы опоздали. Они подписали контракт.

— Вот этого я и боялся… Вам известны условия контракта? Я не представляю, как они надеются вывезти уголь, не нарушив соглашение о нейтралитете.

— Я спрошу Фурта.

— Он тоже подписал?

— Да, он подписал.

За дверью забренчало пианино, кто-то запел. Пели как будто на энтернационо — то и дело повторялось слово «корда». В трубке снова послышался ее голос:

— Он ничего не мог поделать. — Она пыталась выгородить Форбса. — Когда подписали все остальные… держатели акций…

— Да, конечно.

Он почувствовал странный укол ревности из-за того, что она бросилась на защиту Форбса. Схожее ощущение появляется, когда отходит занемевшая рука: первое чувство — боль. Он не любит ее, он давно лишился способности любить живых, но тем не менее он ощутил этот укол. Она сказала:

— Где вы? Все время какие-то странные звуки…

— На студенческой вечеринке. Так это у них называется. На курсах энтернационо.

— Какой же вы осел! — сказала она с отчаянием. — Неужели вы не понимаете, что выдан ордер на ваш арест: сопротивление полиции, фальшивый паспорт и бог знает что еще.

Он сказал:

— Здесь самое безопасное место. Мы едим пирожные.

— Ну можно ли быть таким дураком? — сказала она. — Вы достаточно взрослый человек, чтобы позаботиться о себе.

Он сказал:

— Так вы узнаете у Форбса то, что меня интересует?

— Вы ведь не всерьез говорили, что хотите убить?..

— Вполне серьезно.

Яростный вопль вырвался из трубки с такой силой, словно Роз стояла вплотную и орала ему в лицо:

— Значит, вы все-таки любили эту потаскушку?

— Нет, — сказал он. — Не больше, чем всех других. Сегодня у нас было четыре воздушных налета. Наверное, кроме нее, они убили еще пятьдесят или сто детей… Хоть кто-то же должен за это ответить.

Он внезапно осознал, как все это глупо. Он — тайное доверенное лицо, его послали для заключения важной сделки, которая может определить судьбу его страны. Она — молодая женщина, дочь лорда, в чьем угле он так нуждается, и очевидно, возлюбленная некоего мистера Форбса, который контролирует семь угольных шахт и содержит любовницу в Шепердс-маркет (впрочем, это к делу не относится). Управляющая гостиницей или мистер К. убили ребенка — действуя, скорее всего, по поручению мятежников, хотя находились на службе у тех же людей, что и он, Д. Такова ситуация — с точки зрения стратегии, политики и уголовного кодекса. И, несмотря на все это, он и Роз разговаривают по телефону так, словно они влюблены и ревнуют друг друга, и на всем свете никого кроме них двоих не существует, и во всем мире покой и благодать — езжай, куда душе угодно, и в их распоряжении вечность.

Она сказала:

— Не верю я вам. Вы любили ее.

— Ей было только четырнадцать лет, насколько мне известно.

— Вы как раз в том возрасте, когда ищут утешения у молоденьких.

— Ничего подобного.

— Но ведь вы не станете заниматься здесь такими делами… Я имею в виду убийство… понимаете? Вас повесят. Только ирландцы идут на такой риск. И их всегда вешают.

— Что ж… — сказал он неопределенно.

— О, Господи, — сказала она, — все время была открыта дверь. — Потом, после паузы, добавила: — Я, наверно, выдала вас. Они, наверное, догадались… после газет. Возможно, и Скотланд-Ярд подслушивает. Им ничего не стоит набрать 999 по телефону из нижнего холла.

— Кому им?

— Горничной или моей подруге. Никому нельзя верить. Уходите оттуда, где бы вы сейчас ни находились.

— Да, — сказал он. — Пора двигаться. Бона нуче.

— Это еще что за чертовщина?

— Энтернационо, — сказал он и повесил трубку.

Он открыл дверь в гостиную. Людей и пирожных стало уже меньше. Кофейник остывал. Мистер К. стоял около мисс Карпентер, которая, болтая без умолку за конторкой, вцепилась в него мертвой хваткой. Д. направился к ним, и мистер К. вздрогнул. Д. пришло в голову, что таких типов, как К., не убивают. С другой стороны, К. — предатель, кому-то по его вине пришлось погибнуть. Возможно, это неспортивно — К. слишком легкая добыча, но его смерть явится предостережением для остальных предателей.

Д. сказал мисс Карпентер:

— Боюсь, что мне придется увести вашего провожатого. — При этом он надел перчатки и подумал, что их уже больше нельзя снимать.

— Я не пойду, — сказал мистер К., и мисс Карпентер кокетливо надула губки. Шерстяные шарики закачались на ее груди.

— Очень важное дело, — сказал Д. — Иначе я бы не уводил от вас мистера К.

— Не понимаю, — сказала игриво мисс Карпентер, — что за дела такие?

— Я был в своем посольстве, — сказал Д. Его воображение разнуздалось. Он никого не боялся. Наступила его очередь внушать страх, его так и подмывало расхохотаться. — Мы обсуждали возможность открытия центра по изучению энтернационо в нашей стране.

— Как вы говорите? — спросил доктор Беллоуз. Он появился около буфета с черноволосой женщиной средних лет в платье из розового кретона. Его голубые глазки возбужденно сияли. — Сейчас, в разгар войны?

— Какой смысл сражаться, — философствовал Д., — за какую-то конкретную цивилизацию, если мы одновременно не пестуем ее за линией фронта, в тылу? — Он слегка ужаснулся простоте, с которой произнес эти слова, и одновременно почувствовал сожаление — какие безумные, несбыточные грезы вселял он в обитателей этого жалкого заведения, собравшихся вокруг электрокофейника. Глаза старого либерала наполнились слезами. Доктор Беллоуз был в восторге:

— Значит, в конце концов, из горнила страданий выйдет нечто доброе и полезное?

— Теперь вы понимаете, почему я и мой соотечественник должны немедленно покинуть вас.

Это была самая дикая выдумка, но нет такой дичи, в которую не поверят те, кто надеется… Все в этой комнате жили в атмосфере нереальности, высоко над Оксфорд-стрит, как в башне из слоновой кости, в безмятежном ожидании чуда. Доктор Беллоуз весь сиял:

— Я бы ни за что не поверил в это сегодня утром… сколько лет я ждал… «И словно жизнь моя сегодня родилась», — как писала одна наша поэтесса. — Он протянул Д. руку. Все смотрели на него. Мисс Карпентер смахнула слезу из уголка глаза. — Да благословит Бог всех вас.

Мистер К. сказал:

— Я не пойду. Мне не хотелось бы… — Но никто уже не обращал на него внимания. Леди в кретоне подталкивала его вместе с Д. к лифту. От страха К. позабыл свой английский и на языке, понятном лишь Д., начал умолять всех обождать и выслушать его. Он выглядел больным, разбитым. Он пытался объясниться на энтернационо, сказать хоть что-нибудь. Побелевшими губами он повторял: «Ми корда, ми корда», — но никто уже не говорил на энтернационо, дверца захлопнулась, и они оказались вдвоем в спускавшемся лифте. Уплыло вверх лицо доктора Беллоуза, пуговицы жилетки, ботинки — он носил ботинки. Мистер К. взмолился:

— Вы ничего не посмеете сделать. Ничего.

Д. сказал:

— Вам нечего бояться, если вы не замешаны в ее убийстве. Идите рядом со мной. Не забудьте, что у меня есть револьвер.

Бок о бок они вышли на Оксфорд-стрит. Внезапно мистер К. сделал шаг в сторону, кто-то прошел между ними. Теперь их отделяло несколько зевак, глазевших на витрину. Мистер К. бросился наутек. Он был небольшого роста и проворен, но близорук — он бежал зигзагами, налетал на людей и отскакивал, не извинившись. Д. остановился — преследовать его в толпе не имело смысла. Он подозвал такси и сказал шоферу:

— Поезжайте как можно медленнее. Вон там впереди мой приятель. Он изрядно набрался, и я потерял его в толпе. Придется подвезти его, пока он не влип в какую-нибудь историю. — Глядя в окно машины, он не выпускал мистера К. из поля зрения, это было не трудно, поскольку К. уже терял силы.