Теория Гайи - Максим Шаттам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы собираетесь делать? — заволновался Тим.
— Нечто ужасное, но это для его же блага. — Она открыла бутылку с ромом и сунула Оскару под нос: — Ну как, знакомый запах? Вы ведь это любите!
Оскар смотрел на бутылку.
— Да, это спокойствие, забвение… — продолжала Эмма, — но если хотите, можете пойти с нами, только тихо.
— А моя жена? Когда она вернется?
— Скоро, очень скоро, — соврала Эмма, ненавидя себя за это. — А сейчас, Оскар, вставайте! Скорее, скорее!
Крики, раздававшиеся снаружи, прекратились.
— Они на лужайке перед домом! — прошептал Тим.
Он выключил фонарь, все погрузилось во тьму. Тучи заволокли луну, и на улице невозможно было ничего разглядеть. Крыльцо заскрипело под чьими-то осторожными шагами.
Эмма повернулась к Тиму, но не увидела его.
— У них нет света! — прошептала она. — Они тоже нас не видят!
Бутылка выскользнула из ее рук, Оскар подхватил ее на лету, и она услышала, как он стал жадно пить.
Окно разлетелось на куски, за ним второе. Эмма отскочила, чтобы спрятаться от осколков, и налетела на шкаф с посудой, которая с грохотом полетела на пол.
— Эмма, — закричал Тим. — В ванную! Немедленно!
Эмма вскочила, ушибленное плечо разрывалось от боли. Она заметила, как что-то мелькнуло в окне. Кто-то проник в комнату.
— Эмма, — тихо повторил Тим, — поторопитесь, я не могу стрелять. Я вас не вижу.
Эмма не стала отвечать, чтобы не привлекать к себе внимания. Она вытянула руку, но там, где должен был быть Оскар, было пусто.
Шорохи и треск подсказали ей, что нападавшие уже были в доме. Пять человек в большой гостиной. Сколько времени пройдет, прежде чем они наткнутся друг на друга? Она с трудом сдерживала дыхание, ее сердце отчаянно колотилось. Тим тоже затаился.
Эмма нагнулась, думая, что найдет Оскара на полу, и в этот самый момент что-то просвистело в воздухе там, где секунду назад была ее голова. Крича от страха и гнева, Эмма отползла в сторону. Наткнувшись на торшер, она изо всех сил швырнула его вперед. Торшер на что-то налетел и покатился по полу.
Оскар заплакал, это были рыдания обезумевшего человека. Эмма догадалась, что он встал и бросился бежать. Его рыдания сменились криками ужаса. Эмме показалось, что Оскар выскочил в окно. Его крики удалялись…
Тим снова крикнул:
— Эмма! Ложитесь!
Два выстрела прогремели в комнате. Хватая воздух ртом, с заложенными ушами, Эмма быстро поползла вперед с одной только мыслью: выжить! Она молилась, чтобы не перепутать направление.
От третьего выстрела она совершенно оглохла, Тим схватил ее за руку и потащил в ванную, еще раз выстрелил и захлопнул дверь.
Эмма скорчилась в углу.
— …а… вы не… ны? — Тим повторил: — ма… вы не… ране?
Эмма поняла, что сидит зажмурившись. Когда она открыла глаза, то увидела, что Тим зажег фонарь и направил свет в пол, чтобы снаружи не было видно. Она покачала головой.
— Я ничего не слышу. — Эмма не знала, подумала она это или произнесла вслух.
Прошли две долгие минуты. Тим смотрел на дверь. В ушах у Эммы шумело. Через некоторое время слух стал возвращаться. Она прошептала:
— Спасибо, Тим. Спасибо.
Он успокаивающе похлопал ее по плечу.
— Они еще здесь? — спросила она.
— Я ничего не слышу.
— А Оскар?
Тим ответил не сразу.
— Они его схватили, — наконец сказал он.
— Вы уверены? Может быть, он на улице…
— Они утащили его в лес.
Голос Тима дрожал. Эмма дотронулась до его колена.
— Вы в порядке?
Тим кивнул.
— Похоже, они… они видят в темноте, — пробормотал он. — Они залезли в дом, хотя тут было абсолютно темно! Схватили Оскара! Они знали, где он… Я почувствовал, что кто-то идет прямо на меня. Я думал, что это вы, и даже шагнул навстречу, и он меня… Мимо что-то просвистело. Наверное, нож. Я ударил его ружьем, но он увернулся! В кромешной темноте! Вот тогда я и выстрелил… но они уже отступали.
— Это невозможно, Тим! Никто не может видеть в темноте!
— Я вам говорю!
Эмма вспомнила об ударе, который чуть не снес ей голову. Напавший на нее точно знал, куда целиться…
— Мы так не продержимся и трех дней… — занервничал Тим.
— Тим, Тим. — Эмма закрыла лицо ладонями. — Вы не должны падать духом! Мы должны поддерживать друг друга, если хотим выбраться отсюда. Вы же прогнали их!
— Они были не готовы к вооруженному сопротивлению. Они еще вернутся.
— Не раньше, чем будут уверены, что смогут выкурить нас отсюда, составят план и найдут подкрепление. У нас будет передышка, а рано утром мы убежим. Я рассчитываю на вас, Тим, не падайте духом! Только не сейчас.
Тим тяжело вздохнул и ответил:
— Да… Да. Ладно. Простите меня…
— Дождемся восхода, и в путь к этим установкам в горах. Мы не можем оставаться в Ханававе, нужно найти способ покинуть остров.
— Я буду дежурить, — решил Тим. — Постарайтесь отдохнуть.
Эмма легла на плиточный пол. Плечо ныло, в ушах неприятно свистело, и она сомневалась, что ей удастся заснуть.
Ночь казалась бесконечной.
30
Утром в воскресенье Жерлан постучал в комнату Петера. Было чуть позже семи утра, Петер заканчивал одеваться.
— Ночью произошел несчастный случай, — сказал Жерлан через дверь.
Петер впустил его:
— Что случилось?
У Жерлана под глазами были черные круги от усталости.
— Погиб человек из команды Грэма.
— Кто?!
— Жорж Сколетти повесился. Его коллега только что обнаружил тело.
Петер почувствовал, что ноги у него подкосились.
— Он оставил записку? — спросил он.
— Не знаю. Я сам только что узнал… Я хотел предупредить вас, до того как поползут слухи.
— Я иду с вами.
Петер на ходу натянул толстый шерстяной свитер. Ему казалось, что его тело действует независимо от сознания; он был уверен, что если захочет побежать, то тут же упадет.
Перед дверью Сколетти стояли люди. Петер узнал Софи Палиссье, она плакала на плече Менара. Грэм и невозмутимый Эстевенар тоже были здесь. Жерлан и Петер протиснулись мимо.
Длинное худое тело висело в пятидесяти сантиметрах над полом. Петер не верил своим глазам, ведь он говорил со Сколетти всего несколько часов назад.
Вероятно, я был последним, кто видел его живым…
Петер заметил, что веревка привязана к толстому крюку, вбитому в балку. Горшок с цветами, раньше висевший на крюке, стоял теперь на письменном столе. Удивительно, что крюк выдержал тело.
Он почувствовал запах — затхлый, кислый, отвратительный. Телесные жидкости разлились по полу, под трупом стояла грязная лужа. Петер осмотрел письменный стол в надежде найти записку. Он повернулся к ученым:
— Кто его нашел?
Менар поднял руку.
— Он оставил записку?
— Я ничего не видел. Жорж обычно рано вставал, а я не мог больше спать и решил предложить ему выпить со мной чаю. Дверь была открыта…
Менар не скрывал своего горя, лицо его было бледным, глаза покраснели. Петер поблагодарил его и, к удивлению Жерлана, вошел в комнату.
— Профессор, что вы делаете? — воскликнул он. — Я скажу моим людям, они его снимут.
Петер сделал вид, что не услышал, и стал осматривать письменный стол, кровать, полки, но ничего не нашел. Сколетти умер, ничего не объяснив.
Тебя доконали угрызения совести? Тогда почему ты не завершил то, что начал?
Петер осмотрел повешенного, его бледное лицо, вылезшие из орбит, налитые кровью глаза. Шея на коже была фиолетовой, но ниже веревки были еще отметины. Отвратительный запах ударил в ноздри. Его затошнило.
Он заметил, что правый мизинец покойника выглядит как-то странно. Ощупав его, Петер обнаружил, что он сломан.
— Профессор! — снова позвал его Жерлан. — Что вы там делаете?
Петер молча вышел и направился в свою комнату. Там он долго отмывал руки и лицо, стараясь избавиться от запаха смерти.
Сидя вместе с Беном в «деревянной гостиной», Петер пил горячий кофе.
— Ты думаешь, что это… убийство? — спросил Бен.
— Я не исключаю и самоубийства. У Сколетти был совершенно затравленный вид… Но кое-что не сходится: сломанный палец и отметины на шее ниже веревки.
— Мы с тобой не судмедэксперты, возможно, этому есть объяснение! Он мог сломать мизинец, если передумал и пытался просунуть пальцы под веревку. А что касается отметин на шее… За ночь веревка могла соскользнуть и подняться выше… Но если это убийство, то кто…
— Сегодня ночью Сколетти приходил ко мне.
Бен замер. Петер убедился, что двери закрыты, наклонился и вполголоса заговорил:
— Его мучила совесть. Он знал, что об их деятельности вскоре станет известно, и хотел прикрыть свои тылы. Он думал о будущем. Он начал рассказывать и хотел продолжить сегодня вечером или завтра! И вдруг повесился? В это трудно поверить…