Красная площадь - Мартин Смит

— Хоронил отца.

— Правда? — пробормотал Родионов, будто ожидал менее будничного объяснения. — Соболезную.

Двор был так ослепительно залит светом ламп, что, глядя на него сквозь открытую дверь, можно было подумать, что он весь объят пламенем. Когда «Вольво» стали вытаскивать лебедками из ямы, вода сверкающими струями хлынула из машины.

— Я объединю расследования убийств Розена и Пенягина, — сказал Аркадий, надевая брюки.

Родионов вздохнул, словно его ставили перед необходимостью принять трудное решение:

— Нужно, чтобы кто-нибудь занимался исключительно делом Пенягина. Нужен «свежий» человек, более объективный.

— Кого же вы назначаете? Ведь кто бы это ни был, ему понадобится время, чтобы изучить дело.

— Необязательно.

— Собираетесь привлечь кого-нибудь, совершенно не имеющего отношения к делу?

— Ради вас же самого, — Родионов старался показать расположение к Аркадию. — Начнут говорить, что если бы Ренко отыскал Кима, то Пенягин был бы жив. Начнут винить вас в трагической гибели сыщика и генерала.

— У нас нет доказательств, что Пенягина похитили. Нам известно только то, что он здесь.

Родионов страдальчески поморщился:

— Такие намеки и домыслы рождаются сами по себе. Учтите, вы слишком тесно связаны с этим делом.

Аркадий заправил рубашку в брюки и сунул в ботинки голые ноги.

— Так кому же вы поручаете расследование?

— Молодому человеку, который более энергично возьмется за дело. К тому же он очень хорошо знаком с делом Розена. Так что проблема координации действий совсем отпадает.

— И кто же это?

— Минин.

— Мой Минин?! Крошка Минин?

Родионов заговорил жестче.

— Я уже с ним говорил. Мы повышаем его в звании, так что он будет пользоваться равными с вами полномочиями. Мне кажется, мы совершили ошибку, вернув вас в Москву, слишком расхвалили, слишком многое вам позволили. Будьте осторожнее, не то ушибетесь больнее, чем раньше. Уверен, Минин не только энергично возьмется за дело, но и проведет его более целенаправленно.

— Какую бы глупость ему ни приказали, он разобьется в доску, а выполнит. Он здесь?

— Я просил его не приезжать, пока вы не уедете. Пришлите ему отчет.

— Расследования будут частично совпадать?

— Нет.

Аркадий уже было взял с колоды для рубки мяса пиджак, но положил его обратно.

— Что вы хотите этим сказать?

Отвечая, Родионов осторожно ступал по полу.

— Это критический момент, требующий решительных действий. В лице Пенягина мы не просто потеряли человека, это удар по правоохранительным органам. Все наши усилия — и прокуратуры, и милиции — должны быть подчинены одной цели: найти и арестовать виновников. Мы все должны пойти на жертву.

— Чем же должен пожертвовать я?

Прокурор с сочувствием поглядел на него. «У партии еще остались великие актеры», — подумал Аркадий.

Родионов сказал:

— Минин возьмет на себя и расследование дела Розена. Оно будет частью этого дела, как это предлагали и вы. Я прошу завтра передать ему все досье и доказательства по делу Розена, а также отчет о событиях этой ночи.

— Это дело принадлежит мне.

— Хватит спорить. Вашего сыщика убили. Минин назначен на новую должность. У вас нет группы и нет расследования. Знаете ли, мы, видимо, требовали от вас слишком многого. Вы, должно быть, еще не пришли в себя после похорон отца.

— Пока что нет.

— Отдохните, — сказал Родионов. Передавая Аркадию пиджак, он задел карманом за кафельную стенку. — Боже мой, какая старина! — воскликнул он, когда Аркадий достал наган.

— Фамильная реликвия.

— Не цельтесь в меня, — отшатнулся прокурор.

— Никто и не целится.

— Не угрожайте мне.

— Я вам не угрожаю. Просто удивляюсь: вы с Пенягиным были на кладбище, чтобы почтить… — он постучал пистолетом по голове, вспоминая.

— Асояна. Пенягин сменил Асояна, — прокурор двинулся к двери.

— Верно. Я никогда не видел Асояна. Забыл, от чего умер Асоян?

Но прокурор уже вышел во двор.

На обратном пути Аркадий остановился у жилого дома близ стадиона «Динамо». Синий свет над дверью отделения милиции, располагавшегося в крайнем подъезде, казался вывеской ночного бара. На улице подвыпивший мужчина и взъерошенная женщина вели «семейную беседу». Он что-то говорил, а она хлестала его по щекам. Он опять что-то говорил — и опять получал по физиономии. При каждом ударе он наклонялся вперед, как бы соглашаясь с нею. Другой пьяный, в хорошей, но перепачканной одежде, ходил кругами, волоча по земле прямую, как костыль, ногу.

В самом отделении дежурный офицер пытался утихомирить раздетого по пояс и ослепшего от метилового спирта пьяницу, который все пытался взлететь, взмахивая татуированными руками и как бы дирижируя хором раздававшихся из камер голосов. Проходя мимо, Аркадий, не открывая, показал свое удостоверение. Возможно, и он был странно одет, но в этой компании выглядел вполне пристойно. Наверху, где все двери были обиты серым дерматином, висела доска с фотографиями ветеранов афганской войны. В Ленинской комнате, где собирались для политической и моральной подготовки, на длинных столах, накрыв лица полотенцами, храпели милиционеры.

Ключ Яака подошел к двери, ведущей в застеленную линолеумом комнату со стенами, выкрашенными в желтый цвет. Поскольку «секретный» кабинет в отделении служил нескольким сыщикам, работавшим в разное время, мебель здесь была весьма скромная, а убранство и того скромнее: у окна друг против друга стояли два стола, четыре стула, четыре массивных довоенных сейфа из железных листов; к стене клейкой лентой были прикреплены рекламный плакат с изображением автомобиля, футбольная афиша и плакат, возвещающий о какой-то выставке. Через открытую боковую дверь проникали запахи расположенного рядом туалета.

На столах стояли три телефона — городской, внутренний и прямой, на Петровку. В ящиках столов лежали пачки фотографий давно разыскиваемых лиц, описания угнанных машин и календари десятилетней давности. У ножек столов линолеум был в шрамах от сигарет.

Аркадий сел и закурил. Он всегда считал, что в один прекрасный день Яак удерет в Эстонию, перевоплотится в ярого националиста и будет героически защищать свою неоперившуюся республику. Он считал, что Яак был способен на другую жизнь. Не такую, как эта. Разница между ним и Яаком, живым или мертвым, была не так уж и велика.

Сначала он позвонил к себе на работу.

Ему ответили со второго звонка: «Минин слушает».

Аркадий положил трубку.

Только совсем наивный человек мог задать вопрос, почему Минин не поехал в колхоз «Ленинский путь». Аркадий по опыту знал, что существует два вида расследования: один для того, чтобы собрать сведения, другой, более распространенный, чтобы их скрыть. Второй был намного труднее, потому что здесь требовалось, чтобы кто-то один был на месте преступления, а другой контролировал поступление информации, никуда не выезжая. Как начальнику Аркадия, Родионову надо было находиться в колхозе. Минину же, усердному Минину, получившему повышение по службе, было доверено собрать сведения, свидетельствующие о связи между погибшим мученической смертью генералом Пенягиным и Руди Розеном.

Аркадий вытащил список телефонных номеров, который он обнаружил в партбилете Пенягина. Первый принадлежал Родионову, два других были московские, не известные ему. Он глянул на часы: два часа ночи — время, когда все порядочные граждане должны быть дома. Он снял трубку городского телефона и набрал один из незнакомых номеров.

— Да? — спокойно ответил сонный мужской голос.

— Я звоню насчет Пенягина, — сказал Аркадий.

— Что с ним?

— Он умер.

— Ужасная новость, — голос оставался отчетливым, тихим, еще более спокойным. — Кого-нибудь задержали?

— Нет.

Последовала пауза, затем голос исправил свою ошибку:

— Я хотел сказать: «Как это случилось?».

— Убили. В колхозе.

— С кем я говорю? — безукоризненное произношение само по себе было необычным — словно береза, покрытая заграничным лаком.

— Произошло осложнение, — сказал Аркадий.

— Какое осложнение?

— Сыщик.

— Кто это?

— Разве вы не хотите знать, как он погиб?

На другом конце наступила пауза. Аркадий, казалось, слышал, как напряженно думали на том конце.

— Я знаю, кто это.

Телефон замолк, но Аркадий успел узнать голос Макса Альбова. Пусть они виделись всего час, но это было недавно и в присутствии Пенягина.

Он набрал другой номер, словно рыболов, забрасывающий ночью крючок в темную воду в ожидании, когда же клюнет.

— Алло! — на этот раз была женщина — голос нисколько не сонный, наоборот, старается перекричать телевизор.

— Я звоню насчет Пенягина.

— Секунду!

Ожидая, Аркадий слышал, как какой-то американец рассказывал какую-то скучную историю, перемежаемую взрывами и стрельбой.