Заговор на Нуич-стрит - Уоррен Мерфи

Сейчас он висел недвижимо, но зал наполнится, и теплый воздух все изменит, хотя даже при пустом зале на транспарант должны воздействовать токи воздуха. Наверное, закрыто слишком много наружных дверей. Римо снова вышел в коридор и на этот раз угадал: в пятнадцати метрах прямо над ним находилось место крепления гигантской балки, пересекавшей величественный купол зала. Римо вынул ломик. Бумага, в которую он был завернут, слегка запачкалась кровью. Видимо рана, полученная Римо в отеле, еще не до конца затянулась. Римо проверил, нет ли следов крови на самом ломике, это было бы вовсе ни к чему. Все должно выглядеть просто: Эйб Бладнер каким-то образом ухитрился ослабить крепление балки, но на свою беду оставил на месте преступления свой ломик. Полиция, торопясь арестовать убийцу четырех профсоюзных лидеров, ухватится за эту версию и быстро выйдет на Бладнера. Следы крови могут все слегка осложнить и направить мысли детективов в другом направлении. Не то, что дело не выгорит, но, как говорил Чиун, рискуют только дети и глупцы.

«Верх самонадеянности – отдавать шансы на выживание в руки богини судьбы, требуя от нее выполнения того, о чем ты сам не позаботился. Самоуверенность всегда наказуема.»

Римо снова обернул ломик бумагой и снял ботинки. Подпрыгнув, он схватился одной рукой за слегка выступающий карниз и рывком взобрался наверх. Стоя на руках, Римо пополз вдоль изгибающейся стены.

Неожиданно снизу до Римо донесся звук шагов – приближающийся стук каблуков. Двое. Римо прижался к стене. Стоя вверх ногами, он чувствовал, как кровь приливает к голове, но, в отличие от обычных людей, Римо вполне мог выдерживать давление крови и спокойно функционировать в таком положении в течение трех часов.

– Смотри, Джонни, один из этих идиотов-шоферов оставил свои ботинки.

– Их должны были забрать уборщики. Этот парень, которого ты подрядил, ни черта не делает. Ни черта! Тебе не надо было его нанимать.

– Почему это мне?! Мы его вместе нанимали.

– А рекомендовал его ты.

– А ты согласился.

– Я согласился потому, что ты его рекомендовал, но отныне доверять твоим рекомендациям больше не буду.

Они стояли точно под Римо – лысина и сальные пряди, уложенные таким образом, чтобы скрыть отсутствие волос. От того, кто разглядывал эту картину, вися вниз головой, скрыть это было невозможно.

– Я и этот съезд шоферов рекомендовал. Что, может вернем им деньги?

– Если с шоферами все нормально, тебе теперь медаль давать?

– Мне нужна не медаль, а благодарность за хорошую сделку. Кто еще стал бы платить арендную плату за тот день, когда зал не используется?

– Заплатил бы всякий, подписавший контракт, а потом в три часа ночи заявивший, что на сегодня зал ему не нужен.

– Всякий, как ты говоришь, вычел бы эту сумму при окончательном расчете или попытался бы обдурить нас как-нибудь еще, а те, с кем я заключил договор, заплатят сполна.

– Когда ты сдавал помещение в самую последнюю минуту, я поддержал тебя. И это я разорвал контракт с конным шоу!

– Да, разорвал, потому что я привел к тебе шоферов, тупица! Ради них можно разорвать контракт с самим Господом Богом.

– Ты готов отказаться от Бога за пять центов.

Пора было забирать ботинки. Водителей здесь сегодня не будет, и незачем было инкриминировать Бладнеру преднамеренное убийство циркачей или баскетбольной команды. Если ослабить крепление балки сейчас, то стоит только в зале собраться народу, как колебания передадутся наверх и балка обрушится.

Римо аккуратно спрыгнул, стараясь не попасть на сальную макушку.

– Позвольте, это моя обувь, – возмущенно произнес Римо, вырвал ботинки из рук хозяина зала и протянул ему взамен завернутый в бумагу ломик.

– Заберите вашу монтировку и не оставляйте ее валяться где попало, кто-нибудь может споткнуться и упасть.

– Где споткнуться, на потолке? – изумленно спросил тот.

Римо надевал ботинки.

– Неважно где, – ответил он, – небрежность всегда опасна.

Обувшись, Римо уверенно направился в ту сторону, где, по его мнению, должен был быть выход. Да, как и предсказывал Чиун, усилия оказались тщетными. Монтировка теперь не понадобится, она так же бесполезна, как линия Мажино. К тому же, человеку, который должен умереть, ломик вовсе не нужен.

Джин Джетро слушал рассказ Борова о случившемся. Негронски в это время менял повязку на руке Пигарелло. Боров был весь в поту, хотя кондиционер в подвале нового здания работал на полную мощь.

– Я все сделал как надо, в фойе гостиницы, как ты велел. Сам я был в центре третьего уровня нападения. Первый уровень располагался в холле, как и планировалось, в помещениях по периметру, на лестнице, где переходил во второй уровень. Третий уровень я расставил самолично и сам был там. Подготовлено все было правильно. Одного из парней я поставил за стойку для регистрации. Все они ждали там, где было задумано, оружие было замаскировано, каждый знал свое место и то, что он должен делать…

– Продолжай, продолжай, – сказал Джетро.

Негронски закрепил повязку и посмотрел в лицо Джетро. Что-то в нем изменилось. Исчезла улыбчивая уверенность. С лица, неожиданно постаревшего, исчезло выражение осознанного могущества. Лицо омрачили морщины. Джетро мял в руке платок. Он был во вчерашнем костюме. Состояние Джетро и радовало, и огорчало Негронски. Ему отчаянно захотелось оказаться в Нэшвилле, в своей профсоюзной организации, и снова выбивать пенсии, угрожать забастовками, ввязываться в судебные тяжбы, в споры о законности тех или иных вещей. Это дело он знал хорошо. А здесь все так странно и непривычно.

– Так вот, – продолжал Боров. – Я поставил Коннора у самых дверей, в первом уровне справа. Он должен был выстрелить первым. Отличный стрелок, охотник, а его репутация тебе известна. Он прошел огонь и воду. Лучше не найти…

– Ближе к делу, черт побери! – не вытерпел Джетро.

– Коннор промахнулся с расстояния в метр. Первый и последний раз в жизни не попал в цель. Бац-бац! – и мимо. А этот Римо идет, как ни в чем ни бывало. А Коннору конец. Промахнулся с одного метра и…

– Дальше, Боров, дальше!

– Он прошел сквозь первый уровень, сдвинулся вправо, прорвал вторую линию. Быстро, как молния. Мы многих считаем быстрыми – баскетболистов, например, или боксеров. Так они рядом с ним неловкие черепахи!

– Дальше!

– Хорошо, хорошо, я просто пытаюсь объяснить, что случилось.

– Ты не объясняешь, что случилось, а стараешься оправдать свой провал.

– Я сделал все, как ты велел!

– Что было потом?

– Ну, потом… Потом он еще больше ускорился, так что иногда казалось, что его просто нет, клянусь могилой матери! Я в него стрелял, другие ребята тоже, а кончилось тем, что мы принялись палить друг в друга. Пошла перестрелка, и мы даже не видели, куда подевался этот Римо.

– Этого я и ожидал, Боров.

– Честное слово, Джетро, мы не виноваты!

Джетро угрюмо отвернулся от Пигарелло и Негронски. Опять помял в руках носовой платок, посмотрел на него и швырнул в корзину для мусора.

– Подожди меня здесь. Боров.

– Ты, надеюсь, не собираешься меня прикончить, а, Джетро?

– Нет. Думаю, что нет.

– Что значит «думаю»? Как же так?

– А вот так, мой толстый друг.

– Ничего не выйдет, ты, ублюдок! Тебе не удастся со мной расправиться! – заорал Боров и схватился за кресло. – Пришел твой конец! Мы сейчас не в этой твоей специальной комнатке. Сейчас ты свое получишь. Я помню, как Маккалох обращался с тобой, пока ты не зашел в эту твою комнату!

Боров двинулся на Джетро. Негронски хотел остановить его, но Пигарелло здоровенной волосатой ручищей отшвырнул его в сторону.

– Не лезь не в свое дело, Зигги!

Подняв как перышко над головой тяжелое кресло, Пигарелло надвигался на Джетро словно груженый щебнем грузовик. Негронски заметил, как кресло начало опускаться на голову Джетро.

Джетро стоял в странной позе, совсем не так, как раньше, когда они иной раз попадали в переделку в каком-нибудь баре Нэшвилла. Сейчас он напоминал старика с больным позвоночником. Ступни повернуты внутрь, руки слегка разведены в стороны и немного согнуты в локтях. Кисти напряжены. На бесстрастном лице ни следа эмоций: с таким выражением слушают биржевые сводки.

Боров вложил в удар всю силу, но на том месте, куда обрушилось кресло, Джетро не оказалось. Его левая рука быстрым как луч лазера движением вонзилась в живот Пигарелло. Кресло лежало на полу. Боров стоял на месте с застывшим на лице выражением крайнего недоумения: рот открыт, глаза выпучены, руки бессильно повисли.

Тут Джетро, как показалось Негронски, слегка шлепнул Пигарелло по голове и словно открыл кран: кровь брызнула во все стороны. Изо рта Борова хлынула алая струя. Он закачался на негнущихся ногах, будто кегля, и рухнул лицом вниз. Крак! От этого звука Негронски передернуло.

– У меня не было другого выхода, Зигги, – промолвил Джетро.