Функции "младших героев" в эпическом сюжете (СИ) - Баркова Александра Леонидовна

Глава VI

ФАКУЛЬТАТИВНЫЕ РЕАЛИЗАЦИИ

МОТИВОВ, ВХОДЯЩИХ В ТРИАДУ

Рассматривая различные типы "младшего героя", мы нередко сталкивались с темой заточения героя либо в подземной темнице, либо в Нижнем мире. Как ярко показал анализ якутского эпоса, такая форма временного поражения (временной смерти) является, наряду с ранением в бою, одной из двух вариаций мотива "Едва-не-гибель героя". Заметим, что заточение в подземелье (так мы будем обозначать и "человеческую" темницу и адскую бездну) может быть как временным поражением главного героя, так и несостоявшейся гибелью "младшего"; в ряде случаев мы вообще не в состоянии описать эпический сюжет с привлечением этих терминов. Самый яркий пример этого – узбекский "Алпамыш" и его алтайские праформы.

Речь идет о пленении Алпамыша во время его поездки на выручку тестя в страну калмыков. Навстречу Алпамышу и его воинам выходит старуха Сурхайиль и сорок девушек, они опаивают джигитов вином и убивают всех, за исключением неуязвимого Алпамыша, которого сбрасывают на дно глубокой ямы. Этот эпизод можно рассматривать как реализацию третьего выделенного нами мотива – гибель группового "младшего героя" как заместительная жертва. Однако доселе мы не встречались с напрасной заместительной жертвой – ведь гибель джигитов не спасает Алпамыша от заточения (предвижу возражения: Алпамыш заточен, но жив – значит, заместительная жертва не напрасна. Однако, как мы покажем далее, заточение есть форма временной смерти, от которой заместительная жертва не спасает). Итак, логика трехмотивной структуры здесь нарушена, хотя внешние признаки третьего мотива сохранены.

Будучи заточенным в яме, Алпамыш отказывается принять помощь своего побратима Караджана, видя в этом уязвление своей гордости, но соглашается быть спасенным калмыцкой царевной Тавка-аим. Отметим эту нелогичность поведения Алпамыша; объяснение ей будет дано ниже. По приказу царевны в темницу прокладывают подземный ход, по которому Тавка-аим спускается к Алпамышу. Однако она спасает его не через этот ход, а приманив к яме коня Алпамыша, хвост которого чудесным образом удлинился и герой выбрался по нему.

Разбору последней логической неувязки (прорытый к яме подземный ход, которым пользуются для общения, но не для спасения; конский хвост как средство спасения) С.Ю. Неклюдов посвятил отдельную статью [Неклюдов.1977. С. 193-228], где данный эпизод рассмотрен на фоне многочисленных эпических и даже литературных параллелей (вплоть до "Кавказского пленника" Л.Н. Толстого). Выводы, сделанные С.Ю. Неклюдовым, вкратце таковы.

Яма, подземная темница и т.п. представляют собой реализацию мифологемы преисподней; заточение в ней есть форма временной смерти героя – когда его освобождают из подземелья, его приходится оживлять. Сама поездка, в ходе которой герой попадает в подземелье, – изначально (на уровне богатырской сказки) совершается ради исполнения трудных задач тестя, и в этом случае наличие героини-спасительницы обусловлено матримониальной ситуацией. Мы к этому можем добавить и другое объяснение, не исключающее первого: на уровне мифологических универсалий женское начало соотносится с Нижним миром (достаточно вспомнить китайский принцип инь), поэтому именно героиня (генетически – владычица преисподней) способна освободить героя. Особую роль в сюжете играет веревка как волшебный предмет, посредством которой можно выбраться из подземелья (особую значимость приобретает здесь "нить Ариадны" (О чертах преисподней в образе Критского Лабиринта см.: [Лосев.1957. С. 212-218]) – широко распространенный мифологический образ). Наконец, в статье прописаны три группы персонажей сюжета, не считая самого героя, – тесть (прямая или косвенная причина заточения), спутник (от помощника до вредителя) и женщина (сестра-спасительница, невеста, редко – ведьма).

Выводы этой статьи послужат для нас отправной точкой при анализе мотива заточения героя в уже рассмотренных текстах. Мы начнем с эпоса народов Азии, так как там этот мотив претерпел меньше трансформаций.

* * *

Несмотря на архаичность якутского эпоса и распространенность в нем темы спасения героя из подземелья, мы почти не встречаем в олонхо рассказа о спасении в его архаической форме со всеми действующими лицами. Наиболее близкий к архаическому клише эпизод находим в олонхо "Богатырь Одун Чураа": спящего богатыря его враг спускает в паучье болото, конь, узнав об этом, обращается к жене героя, та свивает из волос коня веревку длиной три тысячи саженей, отдает ее коню (sic!), и тот вытаскивает хозяина (№ 47, с. 184). [Здесь, как и в предыдущей главе, номера и страницы приводятся по книге Н.В. Емельянова "Сюжеты якутских олонхо". М., 1980.] Как видим, здесь сохранен архаический способ спасения (женщина–конь–веревка [Неклюдов. 1977. С. 216-221]), но отсутствует свадебная тематика – героиня уже является женой героя, и враг не посягает на нее. Отсутствие взаимосвязи темы спасения героя из подземелья с матримониальной ситуацией – обычное явление в олонхо; для примера укажем сказания "Богатырь Басымньылаан" (№ 52, с. 204-205, с. 207-208), "Богатыри Тюмэн Тююрэй и Киндили Хаадыат" (№ 61, с. 239). В этих и многих других случаях герой низвергнут в Нижний мир врагом во время боя и спасен братом или племянником, то есть женщина вообще не фигурирует в этом эпизоде (даже если врагом оказывается богатырка абаасы, это ничего не меняет). Любопытную реализацию этого сюжетного хода обнаруживаем в одном из сказаний о Нюргун Боотуре Стремительном (№ 68, с. 270): во время боя богатырь падает в Огненное озеро (одна из форм Нижнего мира), дух озера превращается в быка и Нюргун умирает на его рогах; затем богатыря оживляет сестра-шаманка. (Бык – кажется, общеевразийский образ владыки Нижнего мира, о чем нам уже приходилось писать: Баркова А.Л. Мифологические универсалии в тибетской иконографии // Человек и природа в культурной традиции Востока (там же библиография вопроса).)

Вообще в олонхо существует три типа героинь, действующих в мотиве "заточение героя в подземелье": 1) родственницы (по преимуществу, сестры), спасающие его; 2) враждебные шаманки, низвергающие его в бездну; 3) специфически якутский тип героини – строптивая невеста-богатырка, скидывающая женихов в Нижний мир. Относительно последнего типа героини отметим, что здесь возможно упоминание о полном поражении героев (говорится, что богатырка сбрасывает в Нижний мир всех, кто сватается к ней; подобный сюжетный ход известен и русскому эпосу: такова королевна в былине "Три поездки Ильи Муромца" (см. Неклюдов С.Ю. О функционально-семантической природе знака... С. 202-203).) и даже, в единичных случаях, эксплицитное выражение этого (олонхо "Кыыс Нюргун Туйгун", где героиня совершает ряд действий, вследствие которых ее незадачливый жених и его мать не смогут выбраться из преисподней (№ 71, с. 274)). Другая редкая реализация этого мотива: жених сам предлагает строптивой невесте биться на острове посреди Огненного моря (то есть в Нижнем мире), они оба там погибают и их оживляет племянник героя (№ 54, с. 219).

Итак, в якутском олонхо мотив "Заточение героя в подземелье" реализуется в двух основных вариантах: связанный с матримониальной ситуацией и не связанный с ней. В первом случае это бой со строптивой невестой, героя спасает из преисподней его родич (как правило, это его брат или племянник), реже – родственница. Во втором случае героя низвергает в Нижний мир его враг – богатырь абаасы или шаманка абаасы; в этом случае спасти героя может кто угодно. Спасение жениха невестой – редчайшие случаи в олонхо, оно не стоит в центре сюжета (героиня спасает брата и заодно – будущего мужа (№ 21, с. 100-101; № 39, с. 157)). Архаическая схема спасения благодаря коню нам встретилась лишь единожды.