М. Ю. Лермонтов как психологический тип - Олег Егоров

Это – взгляды юного Лермонтова на характер желаемых любовных отношений. Но они характерны и для более зрелого периода его жизни. Для позднего Лермонтова идеалом остается состояние, когда можно «забыться до полной, безотчетной любви».[342] Воззрения Лермонтова на идеал любовных отношений находят объяснение в широко признанной концепции эротического в психоанализе. «‹…› Высшее животное сопровождает свое сексуальное поведение мозговым аффектом, – пишет Лу Саломе, – который приводит его нервную систему в экзальтированное состояние, вплоть до мельчайших нюансов и разветвлений на вершине предельной человеческой индивидуализированности».[343]

Идеал любви Лермонтова является идеалом в прямом и в переносном смысле, потому что в нем соединяются два основных влечения эротической сферы человека – чувственность и духовность, телесность и одушевленность:

Но тот блажен, кто может говорить,Что он вкушал до капли мед земной,Что он любил и телом и душой!..[344]

Лермонтов был убежден в неполноценности любви в одном измерении, поэтому утверждал, что «трудно влюбиться в одни душевные качества».[345] Ведь «душа без тела есть желание без утоления: чтобы наслаждаться, надо обладать, чтобы обладать, надо брать».[346] Наверное, в ощущении неполноты эротического переживания заключались неудачи Лермонтова в любовной сфере. Всю жизнь он испытывал чувство разорванности между двумя несоединимыми полюсами – примитивной чувственностью и духовной полнотой. В этом – исток его постоянных метаний от «червонных дам» к образу мадонны. «Наш разум часто подвергается слишком сильному воздействию чисто физических соображений, – писал Юнг в связи с проблемой взаимодействия полов, – так что единение полов представляется ему единственной разумной вещью, а жажда этого единения – наиболее разумным инстинктом. Но если мы воспринимаем природу в высшем смысле, как совокупность всех феноменов, то физическое является всего лишь одним из ее аспектов, а другим является „пневматическое“, или духовное. Первое всегда рассматривается как женское, второе – как мужское. Целью первого является единение, целью второго – разделение».[347]

Теперь мы подошли к главной формуле эротического у Лермонтова. В классическом психоанализе есть два понятия, относящихся к данной сфере. Они обозначают два разных состояния, испытываемых человеком при эротическом влечении. Это понятия «сексуальности» и «генитальности». Сексуальное связано с получением наслаждения от красочной гаммы всех эмоционально-эротических переживаний, включающих и духовно-душевную область человека. Генитальное означает одностороннюю ориентацию на удовлетворение полового влечения.[348]

Идеал Лермонтова лежал в сфере понятия «сексуальности». Он всегда хотел получить от женщины всю полноту чувственных и духовных ощущений. Поэтому его не устраивали крайности, к которым он если и стремился в силу природного влечения или ради удовлетворения духовных устремлений, то скоро пресыщался той или другой по причине их паллиативного характера.

Глава шестая

Продолжение предыдущего. «Юнкерские» произведения Лермонтова. Причины их табуирования в лермонтоведении. Игровое начало в стихах данной группы. Карнавализация как тематический принцип. Соотнесенность женских образов непристойного карнавала и религиозных архетипов

В нашем исследовании мы старались по возможности избегать анализа художественных произведений Лермонтова, ограничиваясь ссылками на их и цитатами как необходимым материалом для формирования научной концепции. Наша задача – изучение Лермонтова как психологического типа, а не одной из сторон его личности, которая нашла отражение в его поэзии или прозе. Но в наследии Лермонтова есть группа поэтических произведений, условно названных «юнкерскими поэмами», которая на протяжении всего времени изучения творчества поэта считалась неудобной для откровенного разговора и тем более для научного анализа. Опубликованы эти произведения были относительно недавно (и то с купюрами в академических собраниях), но по-прежнему вызывают отторжение основной массы исследователей, за исключением нескольких маргиналов от науки (вроде К. К. Ротикова) или любителей эротической темы в бесцензурной русской литературе.

Однако юнкерские произведения Лермонтова представляют собой очень важное звено в духовной и творческой эволюции поэта. Без них трудно воссоздать его психологический портрет и постигнуть его художественный мир. Мы рассмотрим эти произведения в контексте проблемы эротического в жизни Лермонтова.

К юнкерским произведениям Лермонтова обычно относят три поэмы – «Гошпиталь», «Петергофский праздник», «Уланша» и примыкающие к ним по времени написания стихотворения «Ода к нужнику» и «К Тизенгаузену». Все они были написаны в 1833–1834 годах, во время пребывания Лермонтова в Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров. Отсюда их условное название. В этот период Лермонтов написал еще три стихотворения, тематически связанные со школой, но они обычно не соотносились с циклом «юнкерских»:

«На серебряные шпоры…», «В рядах стояли безмолвной толпой…», «Юнкерская молитва».

До сих пор юнкерские поэмы и стихотворения не включают в основной корпус произведений Лермонтова. Так, в десятитомном полном собрании сочинений поэта (М., Воскресенье, 2000–2001 гг.) они даны в Приложениях. Во всех предыдущих собраниях, включая самое полное и научно выверенное 1954–1955 года, Издательство АН СССР в шести томах, они вообще отсутствовали. Такая участь эти стихи постигла за их содержание, которое до сих пор считается непристойным, порнографическим. Столь резкая оценка была дана им еще в XIX веке. Она колеблется от объективистски снисходительной до резко осуждающей. Например, известный критик и беллетрист A. В. Дружинин писал: «Дошедшие до нас школьные произведения поэта, острые и легко написанные, хотя по содержанию своему неудобные к печати, оставляют в нас чувство весьма грустное. Всякая молодежь имеет свой разгул ‹…› разгул молодежи лермонтовского времени был разгулом нехорошим».[349] Это пишет европейски образованный литератор, который в своем дневнике вел учет похождений кружка его единомышленников, по прозвищу «чернокнижники», которые, мягко говоря, не отличались прочностью моральных устоев в данной сфере.

Народнический критик и публицист Н. К. Михайловский был более категоричен в своих оценках: Лермонтов «‹…› решительно превосходит всех (!) в сочинении непристойных, цинических стихов вроде „Уланши“, и, право, ничего не потеряли бы читатели и почитатели Лермонтова, если бы эти мерзости не печатались в изданиях его сочинений даже отрывками».[350] Ему вторит философ B. С. Соловьев: юнкерские стихи – это «порнографическая муза (!) Лермонтова, словно лягушка, погрузившаяся и прочно засевшая в тину».[351] Встречаются подобные оценки и в критике XX столетия.

(В историко-литературной перспективе слова Н. К. Михайловского можно опровергнуть ссылкой на литературу XX столетия, в частности на «Тихий Дон» М. А. Шолохова. В третьей части первой книги романа есть сцена, в известной мере напоминающая финал «Уланши». У Шолохова, правда, эта сцена дана в драматическом аспекте, тогда как у Лермонтова – в юмористическом. Но в данном случае для нас важен сам факт сексуально-эротического описания. У Шолохова и у Лермонтова в этих сценах – почти текстуальные совпадения. «Она лежала долго, потом встала на четвереньки. У нее дрожали, подламываясь, руки. Григорий ясно видел это. Качаясь, поднялась на ноги и, растрепанная, чужая и незнакомая, обвела окошки долгим-долгим взглядом» (курсив мой. – О. Е.)[352]. У Лермонтова:

Идут и видят: из амбараВыходит женщина: бледна,Гадка, скверна, как божья кара,Истощена и…,Глаза померкнувшие впали,В багровых пятнах лик и грудь ‹…›…Ужель Танюша? Таня, ты ли?[353]

Никому не приходит в голову обвинить Шолохова в грубом натурализме и еще менее в непристойности. Тем более что у Шолохова сама сексуальная сцена подробно описана, а у Лермонтова – нет.)

Ситуация, сложившаяся вокруг юнкерских произведений Лермонтова, определенно является ненормальной. Робкое признание их относительной ценности путем введения в корпус его сочинений не поправляет дела, оставляя без ответа главнее вопросы: что представляют собой по сути эти произведения, как их следует рассматривать в контексте творчества Лермонтова и эволюции данного жанра в литературе его времени, справедлива ли их оценка, закрепившаяся в классической критике и лермонтоведении в целом.