Средний пол - Джеффри Евгенидис

— Мы поедем по льду? — спрашивает дед.

— Сейчас так проще всего добраться до Канады.

— А ты уверен, что он выдержит?

Вместо ответа Зизмо открывает дверцу со своей стороны для облегчения бегства. Левти следует его примеру. Передние колеса «паккарда» съезжают на лед, и кажется, что весь ледяной покров содрогается. Затем раздается зубовный скрежет. Потом все затихает. Задние колеса сползают на лед, и он оседает.

Дед, не молившийся со времен Бурсы, начинает подумывать, не вернутся ли к этому средству. Озеро Сен-Клер контролируется Пурпурной бандой. Тут нет ни деревьев, за которыми можно было бы спрятаться, ни поворотов, куда можно свернуть. Левти закусывает большой палец, на котором нет ногтя.

В отсутствие луны они различают лишь то, что освещают фары: пятнадцать футов крупитчатой голубоватой поверхности, пересеченной следами от шин. Ветер воронками завивает снег. Зизмо рукавом протирает запотевшее стекло.

— Следи, не появится ли впереди темный лед.

— Зачем?

— Это значит, что там он слишком тонок.

Не проходит и нескольких минут, как впереди появляется промоина. На мелководье вода подтачивает лед, и Зизмо приходится объезжать. Однако вскоре появляется еще одна промоина, и он сворачивает в противоположную сторону. Направо. Налево. Снова направо. «Паккард» петляет по льду, двигаясь по следу других контрабандистов. Временами им преграждают путь торосы, и тогда приходится давать задний ход и возвращаться обратно. Направо, налево, назад, вперед в кромешной тьме по гладкому как мрамор льду. Зизмо склоняется над рулем и, сощурившись, смотрит вдаль, туда, куда не достигает луч фар. Дед держит дверцу открытой и прислушивается, не затрещит ли лед…

…И вот за шумом двигателя начинает проступать какой-то звук. В ту же самую ночь на другом конце города моей бабке снится кошмар. Она лежит в спасательной шлюпке на борту «Джулии». Капитан Контулис склоняется к ее раздвинутым ногам и снимает с нее свадебный корсет. Попыхивая сигареткой, он расшнуровывает и расстегивает его. Дездемона, смущенная собственной наготой, пытается рассмотреть, что же вызвало внезапное любопытство капитана, и видит, что из нее торчит тяжелый канат. «Раз-два, взяли!» — кричит капитан Контулис, и тут появляется встревоженный Левти. Он хватается за канат и начинает тянуть. А потом…

…Боль. Боль во сне, которая так реальна и в то же время нереальна. Глубоко внутри Дездемоны что-то лопается, и она ощущает тепло, по мере того как шлюпка заполняется кровью. Левти дергает канат еще раз, и кровь брызжет капитану на лицо, но он опускает поля шляпы и заслоняется. Дездемона кричит, шлюпка начинает раскачиваться, а потом раздается треск, и у нее возникает чувство, что ее разорвали на две половины, и там, на конце каната, оказывается ее ребенок — крохотный красный комочек, состоящий из мышечных сплетений.

Она пытается рассмотреть его ручки — и не может, пытается увидеть ножки — и тоже не может; потом он поднимает свою крохотную головку и она смотрит ему в лицо, на котором нет ни глаз, ни рта, ни носа, а только два смыкающихся и расходящихся в разные стороны зубика,…

Дездемона резко просыпается, и проходит несколько мгновений, прежде чем она понимает, что ее действительная, настоящая кровать абсолютно мокрая. У нее отошли воды…

…А на льду с каждым новым нажатием на акселератор фары у «паккарда» загораются все ярче и ярче. Они достигают фарватера и оказываются на одинаковом расстоянии от обоих берегов. Огромный черный котел неба прорезают звезды. Ни Зизмо, ни Левти уже не могут вспомнить, откуда они приехали, сколько раз сворачивали и в каких местах были промоины. Замерзшая поверхность покрыта следами, разбегающимися во все стороны. Они минуют останки ветхих, наполовину провалившихся под лед драндулетов, изрешеченных пулями, вокруг которых валяются ведущие мосты, колесные диски и шины. В темноте и снежной круговерти деду начинает отказывать зрение. Несколько раз он ловит себя на ощущении, что навстречу им едут машины. Они возникают то спереди, то сбоку, то сзади и движутся с такой скоростью, что он не успевает их рассмотреть. Теперь салон «паккарда» заполняется новым запахом — кожу и виски забивает другой, металлический привкус, пересиливающий даже аромат дезодоранта Левти, — запах страха. И именно в этот момент Зизмо спокойно спрашивает:

— Никогда не мог понять, почему ты никому не говоришь, что Лина приходится тебе двоюродной сестрой?

Этот вопрос, как удар грома средь ясного неба, застает моего деда врасплох.

— Мы не делаем из этого никакой тайны.

— Да? — переспрашивает Зизмо. — Однако я никогда не слышал, чтобы ты говорил об этом кому-нибудь.

— Там, где мы жили, все приходились друг другу родственниками, — пытается отшутиться Левти. — Нам еще далеко?

— На другую сторону фарватера. Мы все еще на американской стороне.

— Как ты их здесь отыщешь?

— Найдем. Хочешь побыстрее? — и, не дожидаясь ответа, Зизмо жмет на акселератор.

— Да нет. Притормози.

— И вот еще что меня очень интересует, — продолжает Зизмо, прибавляя скорость.

— Джимми, осторожнее.

— Почему Лине потребовалось уезжать, чтобы выйти замуж?

— Tы слишком быстро едешь. Я не успеваю смотреть на лед.

— Отвечай.

— Почему она уехала? Просто в деревне не было женихов. К тому же она хотела в Америку

— Серьезно? — и Зизмо еще больше прибавляет скорость.

— Джимми! Тормози.

Но Зизмо выжимает педаль до пола и кричит:

— Это ты!

— О чем ты?

— Это ты! — ревет Зизмо, двигатель начинает скулить, и машину заносит на льду. — Кто это? — требует Зизмо. — Говори! Кто он?

Но прежде чем мой дед успевает ответить, по льду ко мне несется другое воспоминание. Воскресный вечер, и отец ведет меня в кино в яхт-клуб Детройта. Мы поднимаемся по лестнице, покрытой красным ковром, проходим мимо серебряных морских призов и портрета гонщика на гидропланах Гара Вуда. На втором этаже расположен зал. Перед экраном — ряды деревянных складных стульев. Свет гаснет, и луч лязгнувшего прожектора высвечивает в воздухе миллион пылинок.

Отец считал, что единственным способом внушить мне национальное чувство является просмотр дублированных итальянских фильмов на сюжеты греческих мифов. Поэтому раз в неделю мы лицезрели Геракла, убивающего Немейского льва, похищающего пояс царицы амазонок («Видишь, Калл, это пояс») или без всякой текстовой поддержки беспричинно бросаемого в ямы со змеями. Но больше всего нам нравился Минотавр…

…На экране появлялся актер в плохом парике. «Это Тезей, — пояснял Мильтон. — Видишь, в руках у него клубок, который дала ему его подружка. И он использует его для того, чтобы найти выход из лабиринта».

Тезей входит в лабиринт. Его факел освещает каменные стены, сделанные из картона. Его путь усеивают кости и черепа. Искусственные стены покрыты кровавыми подтеками. Не отрывая глаз от экрана, я протягиваю руку. Отец лезет в карман спортивной куртки и достает сливочную конфету. «А вот и Минотавр!» — шепчет он. И я вздрагиваю от страха и удовольствия.

Печальна судьба этого существа, вызывавшего тогда во мне чисто академический интерес. Астерий не по собственной вине произвел на свет чудовище. Отравленный плод предательства и объект стыда — я мало что понимал в этом в свои восемь лет. Я болел за Тезея…

…Как и моя бабка, готовившаяся в 1923 году к встрече с существом, таящимся в ее чреве. Поддерживая живот, она садится на заднее сиденье такси, а Лина просит шофера поспешить. Дездемона тяжело вдыхает и выдыхает воздух, как бегун, старающийся выровнять дыхание, а Лина произносит:

— Я даже не сержусь на тебя за то, что ты меня разбудила. Кстати, утром мне все равно в больницу. Мне позволили взять девочку домой.

Но Дездемона не слушает ее. Она открывает заранее сложенную сумку и между ночной рубашкой и тапочками нащупывает свои четки. Янтарные, как застывший мед, и потрескавшиеся от огня, они уберегли ее от резни, хранили в бегстве и провели невредимой через горящий город, и она снова начинает перебирать их, пока такси дребезжа несется по темным улицам, пытаясь обогнать ее схватки…

…А Зизмо несется по льду в своем «паккарде». Стрелка спидометра ползет все дальше и дальше. Двигатель грохочет. Цепи оставляют на снегу следы, похожие на петушиные крылья. «Паккард» мчится во тьму, скользя и тормозя на просевшем льду.

— Вы все это заранее спланировали? — кричит Зизмо. — Лина вышла замуж за американца, чтобы потом спонсировать тебя?

— О чем ты говоришь? — пытается образумить его дед. — Когда вы с Линой поженились, я даже еще и не думал о переезде в Америку. Пожалуйста, притормози.

— Значит, это был заранее спланированный умысел? Найти ей мужа, а потом вселиться в его дом?