Дворец из песка - Анастасия Дробина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, все смотрели на нас, когда мы выходили на открытый паркетный квадрат в центре зала. Но мне уже было не до этого, потому что Шкипер сжимал мой локоть и озабоченным шепотом спрашивал:
– Детка, что я должен делать?
– Притворяйся, что ты меня любишь, и за ногами следи.
– И притворяться… и за ногами? – озадачился Шкипер. – Это как?
– Гос-споди, наказание… Я сама, сама тебя поведу, только не упирайся. Бери за талию… За талию, говорят тебе, кобель!
– Но я же типа тебя люблю…
– Заткнись… Если споткнешься – продолжай, не стой. Ой, ты сигарету не выплюнул… Здесь вообще разве можно курить?!
– Черт… Ладно, куда ее теперь… Поехали, детка!
И мы «поехали».
Наверное, это была очень странная румба. Мне еще ни разу в жизни не приходилось вести мужчину, но я справилась сносно, потому что Шкипер старался как мог и всего один раз наступил мне на ногу. К тому же он сумел поймать ритм, и это наполовину облегчило нашу задачу. Во второй части танца Шкипер даже высказался:
– Санька, ты, я вижу, меня не любишь? Я один выделываться должен?
– Ох… Сейчас. – Я приблизилась вплотную, улыбнулась, как портовая проститутка, и положила голову ему на плечо. Неожиданно он передал свою погасшую сигарету пробегающему мимо гарсону и притянул меня к себе – резко, даже грубо, стиснув мне сзади шею жесткими пальцами. И, прежде чем я успела испугаться или возмутиться, начал целовать. Не прекращая румбы.
Прервать танец я не могла. Вырваться от этого поганца – тоже. К тому же через полминуты я обнаружила, что отвечаю ему. Это уж точно было моветоном, но мне вдруг стало все равно. Приблизившиеся глаза Шкипера казались совсем черными.
– Санька… Санька… Санька-а…
– Шкипер… Люди кругом… Господи, что ты делаешь, зачем?..
– Чтобы мне в аду о чем вспомнить было.
– Я не пущу… тебя… в ад…
– Кто ж нас спросит, детка?.. Ты молчи… Скоро всё.
Оркестр доиграл последние такты. Певица умолкла. Наступила тишина. Внезапный взрыв аплодисментов заставил меня вздрогнуть и оглянуться. Мы со Шкипером по-прежнему стояли вдвоем, обнявшись так, будто завтра нужно было умирать, а из-за столиков нам, улыбаясь, хлопали дамы в бриллиантах и их пузатые кавалеры.
– Спасибо… – пролепетала я, в последний момент удержав себя от профессионального реверанса. Шкипер снова чуть заметно сжал мой локоть, придавая мне нужное направление. Это было не лишним, поскольку я напрочь забыла, где мы сидели. И только уже сидя за столом и глотая, как воду, ледяное мартини, я вспомнила о Саша и скосила глаза. Но ее место у стены было пустым. Я посмотрела на Шкипера. Тот ухмыльнулся и спросил:
– Устрицы, детка?
Уже поздним вечером мы вышли из ресторана на бульвар. Я была в полуобморочном состоянии от усталости, но очень хотелось выйти на свежий воздух перед тем, как подниматься в номер. Шкипер тоже извелся без сигарет и возражать не стал.
На бульваре Мадлен светились желтые и голубые огни, окна домов. Остывший к ночи осенний воздух пробежал по разгоряченной спине холодными коготками. Где-то рядом, на площади Звезды, играла музыка. Мимо прошла, смеясь и негромко разговаривая, компания молодежи. Под фонарем высокий и худой сенегалец с дредами до пояса, похожий на Боба Марли, устало разбирал свой лоток с фруктами. Я долго смотрела на них; потом, не веря своим глазам, подошла ближе.
Апельсины на лотке сенегальца были совершенно неестественных размеров: каждый с небольшую дыню. Я завороженно смотрела на это чудо, а сенегалец – на меня. Или, возможно, на мои бриллианты. Когда же от темной стены отделился Шкипер в вечернем костюме от Армани, глаза негра стали едва ли не больше его апельсинов. Вероятно, прежде у него не было таких покупателей. Он перестал убирать свои фрукты, вытер руки о грязные джинсы и поклонился, чуть не подметя дредами тротуар:
– Месье, силь ву пле… Апельсин пор мадам…
– Мадам, хочешь апельсинку? Вообще-то тут на каждом углу такие.
– Хочу! Хочу! – завопила я.
Сенегалец улыбнулся во всю ширь и начал расхваливать остальное содержимое своего лотка. Через пять минут я отошла от него с огромным пакетом фруктов в объятиях. Шкипер дожидался меня, самозабвенно дымя на скамейке под огромным каштаном. Когда я подошла, он негромко рассмеялся.
– Ты чего?
– Так… Ну что, в «Мулен Руж» поедем?
– Сдурел?! Я чуть живая… Давай завтра.
– Ешь апельсин.
– Нет, здесь неприлично, и платье заляпаю… Я лучше в номере. – Выудив апельсин из пакета, я качала его на ладони. – Посмотри, он как луна!
Ущербная луна, действительно похожая на апельсин, проглядывала между крышами домов. Черное холодное небо было странно беззвездным. Музыка с площади Этуаль больше не слышалась.
– Шкипер… – сказала я, сидя с запрокинутой головой и глядя в беспроглядную осеннюю тьму над крышами Парижа. – А вдруг… там правда нет ничего? Ни ада, ни рая – ничего?
– Тем лучше для меня. – Шкипер потушил сигарету о скамейку, встал и подал мне руку: – Пошли, детка, поздно.
После памятной покерной ночи Жиган объявился в Лидо только два года спустя. В глубине души я надеялась, что он больше не появится у нас. Тем более что Лу время от времени исчезала куда-то на месяц или два. Вернувшись, она загадочно молчала, однако все знали, что она ездила к Жигану. Но зимой он неожиданно нарисовался на пороге дома: сумрачный, загоревший до черноты, с разноцветной замысловатой татуировкой, обвивающей обе руки, с привычной неприятной ухмылкой на губах и, в общем, не изменившийся.
– Шкипера позови, – как обычно, не здороваясь, сказал он открывшей ему дверь Милке. На меня он при этом даже не взглянул.
– Привет, – сказала все-таки я. – Давно тебя не видела.
– Соскучилась? – буркнул он. И снова посмотрел на Милку. – Ну, долго дожидаться, мать? Зови, говорят тебе, я по делу!
– Явилось – не запылилось, солнце наше непотухающее… – проворчала сквозь зубы Милка. – Тебе надо – ты и зови, а я вам тут не секретарша!
Жиган пожал плечами, прошел в дом, встал под лестницей и заорал так, что у меня зазвенело в ушах:
– ШКИПЕР!!!
– Идиот… – простонала Милка, хватаясь за голову.
Я была с ней согласна: было лишь десять часов, наши цыгане, закончившие ночную субботнюю программу в ресторане под утро, спали как суслики, но после такого вопля встал бы даже мертвый. Через минуту по верхнему этажу зашлепали босые ноги, забегали дети, послышались испуганные, сонные голоса, вихрем слетела Лу в короткой ночной рубашке и, издав еще более оглушительный звук, прямо с лестницы сиганула Жигану на шею. К моему облегчению, Жиган не треснул ее, а, напротив, довольно нежно похлопал по заду и сказал: